Леонид Могилев - Созвездие мертвеца Страница 48

— А вы думаете, учитель кто? Супермен?

— Раз он всех так приложил, то отчасти да. Но ему Полкан помог. Он нас там курировал.

— Это дух святой, что ли?

— Примерно так. Полубог необыкновенной силы и прыткости бега. Вы кентавра представляете? Так вот, это жалкое подобие Полкана. Не исключаю, что он помог учителю до Мадино добраться.

— Ладно, добрался. Потом что?

— Вначале я перловки заварил, потом картошечки. С рыбкой. На сига походит, но местная какая-то. И, естественно, хлебного вина. Для поддержания сил. Постелил ему в дальней комнате.

— Потом?

— Потом суп с котом. Вы мне чаю дайте. И бутерброд какой.

Пока Алексей Хорьков ел пельмени и размягчался пивом, а после чаем, проводилась срочная идентификация его личности по тем местам жительства и работы, которые он указал. Впрочем, уже без нас эту работу делала противная сторона, так что нашим людям в комитете и милиции оставалось только скачивать информацию.

Все походило на правду. Но правдой было и то, что в данное время шел поиск самого Дяди Вани, к чему мы и вернулись после полдника, устроенного для господина Хорькова.

— Как вообще он вам передал пакет? Причины и обстоятельства? Вот просто передал и отправил в Питер?

— Когда стало ясно, что нас в покое не оставят, а вертолет проклятый опять появился, Иван спросил, смогу ли я скрытно покинуть деревню и добраться до Питера. «А на кой ляд мне в Питер?» — спросил я его. «А на тот, — ответил он мне, — что в этом пакете судьба Родины».

— А вы знаете, что там?

— Знать должны те, кто этим занимается. Открытием важной информации. Или сокрытием.

Пакет вскрыли в соседней комнате. Документ был в полном порядке и на месте. Два заграничных паспорта на учителя и его девку, крупная сумма денег в валюте и рублях. По характерным признакам документ был определен как подлинный. Мы вернулись к Хорькову.

— Что же происходило потом? Предметно и подробно.

— А что будет с учителем?

— В Мадино его не нашли.

— А кто искал?

— Ну не мы же. Мы со стороны следили.

— Он там. В надежном месте. Ему же нельзя по дорогам шастать. Верная смерть.

— Так где же он? Там все проверено, включая ходы и пещеры. Там инфракрасные приборы и ультразвук применяли.

— А колодец?

— Какой?

— Обыкновенный.

Дядя Ваня

Я справедливо предполагал, что, как бомж и косвенный член общества, Хорьков не лишен некоторой свободы передвижения, хотя в скором времени ее лишится. Хорькову не составит никакого труда сесть на электричку, потом спрыгнуть с нее, на всякий случай, подсесть на попутку и так далее. Деньги придется тратить свои, поскольку те, что лежали в пакете, были неприкосновенны. Во-первых, чужого брать нельзя, во-вторых, нельзя открывать пакет. К тому же в спецовке обнаружился стольник. У Хорькова некоторые накопления имелись, и при определенной сметке их должно было хватить. По словам генерала, пакет можно было вскрыть, только проделав определенные манипуляции. В противном случае там внутри все просто испепелится. Такой плотный, запаянный пластик, серого цвета. Деньги-то ладно. А бумажка, на которой судьба Родины?

Генерал умный, и, когда только дуновение воздуха прошло, а до стрельбы еще было далеко, а пути к отступлению уже отрезались, он затеял этот экспромт с рыбалкой, который, по промыслу Божьему, вывел меня с пакетом в Мадино. А язычник Леха Хорьков ждал меня всю свою жизнь. Я провел с ним два часа, повторяя упражнения по запоминанию телефонного номера, которым научил меня генерал. Еще через два часа убедился, что можно его выпускать. Оставалось понять, что делать со мной.

— Ты воду хорошо держишь? Пойдешь в колодец.

— Куда?

— В колодец. Там ниша. Пронырнешь немного, потом будет по пояс, с полкилометра идти, дальше ползти, и пещерка. Над ней другая пустота. Красная полоса по-научному. Прибор не возьмет. Да и не ждет тебя никто здесь. Чушь это все.

— А потом?

— А потом, Ваня, суп с котом. Отсидишься несколько. Назад выходи таким же способом. Аккуратно. Время выжди. Несколько дней. Я тебе фонарик дам. Экипируем тебя. Одежду сухую, валенки и спички запаяем в полиэтилен. Харч. Поролонку, чтобы спать. А я нашим про тебя все расскажу.

— Каким, к черту, нашим?

— Дождались, Ваня. Все теперь пойдет как по писаному. Восстановление разрушенного хозяйства, военная угроза, талоны, рабочие места и борьба с тунеядством.

— Оккупируют.

— Не выйдет. Они югов обманом взяли, а мы в своей автаркии всех пересидим. В Сухуми будем по профсоюзным путевкам ездить. В кино ходить. Только про Интернет забудь и связь автоматическую со всем миром. И про колбасы из силикона.

— Из силикона, Леха, сиськи. Колбасы из сои и нитратов. Ладно. Когда думаешь меня в колодец?

— Немедленно. Ты себя партизаном представляй, а те, что сейчас в оцепление вышли, — полицаи.

— Ты мракобес.

— Ошибаешься. Я государственник.

Собирал меня в поход Хорьков быстро, но основательно. Кастрюльки с собой сунул, супы в пакетах, сала в тряпочке. Всем, что на зиму собирал, делился. Что-то ему на дорогу, что-то в надежное место. И нельзя показать явно, что он из дома ушел. Конспирация.

— А откуда ты все знаешь про тайны деревни?

— Земля слухом полнится. Под валунами, где церковь стояла, книги были. Попы здесь те еще служили. Знали кое-что… Потом по погребам полазил, по огородам. Там любили шкатулки закапывать. Есть кое-что на черный день.

Можно было собраться еще более основательно, но Леший после очередной побегушки на свою колоколенку слетел оттуда мигом, и я понял — идут.

— Быстро, облачайся.

Я влез в робу, поднялся на сруб, и Хорьков медленно стал опускать ворот. Рюкзачок с припасами и сухой одеждой лежал в самой бадейке.

— Не трусь, парень. Мы тебя потом вызволим…

Такой холодной воды я не встречал никогда. Меня прохватило всего, от души до пяток. Страшно не было. Пришел ужас. Только бы сердечко выдержало, маленькое и смешное. И сам я, крошечный, никакой, сквозь трубу, через тоннель тот самый продвигаюсь, не к свету только, а в тьму кромешную и последнюю…

Наконец бадейка встала на дно. Ноги погрузились по щиколотку в тяжелый грунт, и замер воздух внутри. Я быстро провел, не открывая глаз по стенке, и нашел нишу сразу, чуть левее. Потом, выпуская пузыри, нагнулся и потащил за лямку рюкзак. По скользким ступеням, которые рубились не в наше время, поднялся немного, и глотнул воздуха. Подземное это тепло показалось мне райским. А дальше, как и обещал бомж, сотни метров вброд. Идти нужно пригнувшись, а временами на карачках. Свод белый, из песчаника, местами подпирается деревяхами, наверное дубовыми, или что там в воде каменеет, осина?

Когда я доковылял до сухого места, силы меня оставили. Я упал и потерял сознание, не надолго, но чтобы организм немного поддернул себя, выправил. Наконец сумрак подземный вернулся, я открыл очи. Рюкзачок как был, так и болтался на плече. Я открыл его и попробовал разорвать толстый полиэтилен, запаянный разогретой в печи железякой. Нож перочинный был в кармане спецухи. Я и его-то едва открыл, а потом взрезал упаковку. Бутылка, завернутая в мягкую тряпку, попалась первой. Фонарик прилеплен скотчем. Я включил его. Где-то там, под одеждой, десяток батареек, свечки, спички. Водка заводская, с завинчивающейся крышечкой. Я отхлебнул три огромных глотка и поперхнулся. Потом аккуратно завинтил крышку и поставил сокровенный сосуд на грунт. Потом, когда разделся, натянул теплое нижнее белье, телогрейку, шапку, валенки, стало и вовсе хорошо. Аккуратно сложил мокрую одежду — понадобится для обратного пути — и пошел, как и указывалось, наверх. Тоннель предполагал еще метров сто. Так оно и вышло.

Пещеру можно было счесть совсем уютным жилищем. Пламя свечи слегка наклонилось влево, значит, туда идет воздух. Мне предстояло провести здесь, наверное, дня два, чтобы не оплошать. Я намеревался потом пробраться в колодец, сначала послушать, а потом по веревке подняться наверх. Если ее не окажется, то подниматься, упираясь ногами в неровности сруба.

Я достал поролоновый матрасик, очень туго свернутый и сложенный вчетверо, тонкое армейское одеяло, прочее барахло, почувствовал жуткий голод, отыскал хлеб, сало, поел жадно, отхлебнул еще немного из бутылки и опять поел. Заботливый Леха припас несколько луковиц и карамельки. Попутешествовав по пещере, я отыскал самое дорогое здесь послание из того светлого мира — березовые чурбачки, аккуратно сложенные у старого кострища. Не сомневаюсь, что и сам Леха здесь бывал, хотя бы из любопытства, а может, и его лихие транзитные спутники. Я не имел опыта путешествия под землей и не знал, будет выдавать меня дым от костерка или нет, но по здравому размышлению решил, что он рассосется, рассеется на пути к небу.

Я согрелся, и потому можно было снять шапку, да и телогрейку. Рядом с кострищем нашелся топорик. Сталь почерневшая и в зазубринах. Но следующая находка меня поразила, хотя что здесь еще могло быть, — кости человеческие и наган, а в барабане пять патронов. Я крутанул пальцем колесико, и барабан мягко пошел…