Андрей Кокотюха - Чужие скелеты Страница 5

Он не просто ехал в родной город, чтобы принять наследство. Он возвращался, чтобы искупить вину. В чем конкретно она состояла и каким образом он намерен ее искупить, Сахновский пока не знал, но что-то подсказывало – направление выбрано верное.

Улицы Жашкова вызывали двойственное чувство. Вроде бы все знакомо с детства – и в то же время чужое. Хотя на самом деле за последние два десятилетия городок мало изменился. Поначалу Антону казалось: стоит только остановиться, выйти из машины – и тут же, прямо на тротуаре, нос к носу столкнешься с добрым десятком друзей детства или просто старых знакомых. Начнут обнимать, тискать, хлопать по плечу, тащить выпить за встречу с каждым в отдельности и со всеми вместе… Потом ему вообще расхотелось выходить из машины: здесь все знают всех и любой новый человек вызывает нездоровое любопытство… Отмахнувшись от дурацких мыслей, Антон свернул к рынку, потом почти наугад отыскал Коминтерновскую. Улица Шевченко, которая ему нужна, тянется где-то рядом.

Обнаружил он ее довольно скоро, ни разу не заблудившись и не спросив дорогу, – заблудиться в Жашкове, прямо скажем, непросто. А вот если б понадобилось расспросить местных, тут бы возникла проблема. Он ехал через центральную часть города, однако прохожих на тротуарах было – раз, два и обчелся.

Теткин дом он узнал сразу, еще издали. Мощная штука детская память! Он бывал здесь много раз, а порой и оставался у тети Гали на несколько дней.

История этого дома, как помнилось Антону, была довольно запутанной. Когда-то он принадлежал пожилым родителям злополучного Смеречко. Женившись, Николай привел молодую жену в отчий дом. Но после всех событий, когда Смеречко уже сидел под следствием, а тетя Галя лежала в больнице, свекор со свекровью явились в палату к невестке – просить прощения за сына. А заодно предложили «доченьке» остаться в их доме, потому что сами давно собирались перебраться в деревню, в Острожаны. Свекор был заядлым рыболовом, а Острожанские пруды славились на весь район.

Тетя Галя была еще слишком слаба, чтобы твердо отказать. Но тридцать пять лет назад, еще при Советском Союзе, оформить подобные сделки с недвижимостью было сложно.

Правда, в конце концов все благополучно завершилось. Отсидев свое, Николай Смеречко вернулся в город и попытался выставить бывшую жену из дома. Тетя Галя заперлась и не пустила его на порог. Бывший муж впал в буйство, соседи – родители той самой Светланы Пимонович – вызвали милицию. Пьяный в дым и ничего не соображающий Смеречко полез в драку с ментами, сломал старшему наряда нос. И, ясное дело, опять загремел за решетку за нападение на сотрудников милиции при исполнении. Когда он вышел из зоны и куда запропастился – никто не знал, да и знать не особенно хотел.

Дом оказался не таким большим, каким остался в памяти Антона. Но даже с улицы, взглянув поверх довольно нового и крепкого дощатого забора, он увидел, что тот выглядит уютным, опрятным и вполне ухоженным. От ворот к деревянному гаражу вела бетонированная подъездная дорожка – у старших Смеречко когда-то был «Москвич», но по прямому назначению гараж давным-давно не использовался. По воспоминаниям Антона, там обычно хранили садовый инвентарь и прочие хозяйственные принадлежности.

Он вышел из машины и толкнул калитку. Открыто. В Жашкове в частных домах калитки изнутри обычно не запирают. Однако он помедлил и не стал входить. Достал телефон, набрал номер соседей – и тут же сбросил: гостя здесь ждали и соседка уже спешила ему навстречу, вытирая на ходу руки краем передника.

Ровесница покойной тети Гали и ее близкая подруга – следовательно, лет шестидесяти с небольшим, она, однако, казалась старше своих лет, но выглядела бодрой и энергичной.

– Антон? – уже подойдя вплотную, уточнила Пимонович, близоруко щурясь.

– Он самый. Я бы вас тоже не сразу узнал, Светлана… Ивановна, если не ошибаюсь?

– Можно и так, – кивнула она. – А хочешь – зови тетей Светой… Ничего, что на «ты»?

– Все нормально, Светлана Ивановна… – Он замялся, не зная, что полагается говорить в таких случаях и как вести себя дальше. – Видите, вот, приехал… Едва вырвался…

– Всяко бывает, – согласилась женщина. – Гляди-ка, ты у нас модный какой… Ясно, у вас в Киеве ни на что нету времени… Что там власть?

– Власть? – Неожиданный вопрос удивил Антона.

– Ну да. Когда они порядок-то наведут? Никак не помирятся в Раде!

– Ей-богу, не знаю! – Антон даже руками развел.

– Разве в Киеве не виднее?

– Может, кому и виднее. А я от этого далеко…

– Ладно, пусть чубятся, – соседка махнула рукой. – Так ты что с домом решил – будешь продавать? Тогда я тебе покупателя найду, есть тут пара желающих. А что, дом нормальный, отремонтирован, и место хорошее… Или под дачу оставишь?

Словоохотливая соседка и дальше сыпала бы вопросами, но Антон сразу перешел к делу:

– С этим спешить не буду. Во-первых, дом пока не мой – там еще полгода или около того ждать придется… опять же бумажки всякие. Ну, это мне нотариус растолкует. А ключи у вас?

– А как же, – женщина кивнула, запустила руку в карман пестрого халата и извлекла оттуда небольшую связку на сером шнурке. – Эти два от входной двери, вот этот, поменьше, – от чердака, а этот, для навесного замка, – от погреба. Принимай свое хозяйство, Антон… – Она запнулась, поколебалась немного и продолжала: – Продавать будешь – ко мне прислушайся. Я плохого человека не посоветую. Жалко, если хата в дурные руки попадет. Там ведь и садик неплохой, и огородик. Галя даже картошку успела посадить…

Она еще что-то говорила, но Сахновский почти не слушал. Подбрасывал на ладони связку ключей – самые обычные, даже кольца или брелока для них не нашлось.

Но он-то сознавал, что это не просто ключи от дома тети Гали, теперь принадлежащего ему, но и от новой жизни. И не исключено, что гораздо более интересной и полезной, чем та, которую он, Антон, вел в последние двадцать лет.

Откуда ему было знать, что один из этих ключей отопрет дверь, ведущую к чужой и страшной тайне.

6

День сошел на нет незаметно, хотя Антону он показался бесконечно долгим.

Нотариуса пришлось ожидать минут двадцать, не больше. Жашков – город малолюдный, а главное – пробок на здешних дорогах нет и в помине. Антон, водитель с десятилетним столичным стажем, даже представить такое уже не мог. Это обстоятельство добавило еще одно очко в пользу его решения перебраться в провинцию.

Неожиданно он поймал себя на мысли: а ведь и в самом деле, в последние годы он так и не выбирался за пределы большого города на машине. Отпуск – за рубежом либо в Карпатах, ни в коем случае не садясь за руль и не экономя на комфорте. Собственно, из положенного месяца отдыхал он всего две-три недели. У него даже выработался собственный график: Новый год – в Карпатах или в Праге, майские праздники – в Турции, в конце августа – Египет или Греция. Этим фантазия Антона и ограничивалась; он не страдал от такой стабильности и никогда не испытывал скуки.

Стрессов ему, востребованному хирургу, хватало и на работе, включая выходные: сплошь и рядом возникали экстренные ситуации, когда приходилось оперировать по воскресеньям.

Именно поэтому, войдя в калитку одноэтажного дома средней руки, в котором он не бывал с тех пор, как окончил школу, Антон Сахновский остановился посреди двора и полной грудью вдохнул покой. И еще раз, но даже острее, чем обычно, ощутил, насколько устал. Он бы назвал эту усталость смертельной, но, как и большинство врачей, относился к определениям такого рода с осторожностью. И только гораздо позже отметил: само слово «смерть» вынырнуло из глубин его подсознания непосредственно после того, как он ступил в этот двор и сделал несколько шагов.

Впрочем, тогда он не придал этому ни малейшего значения. Еще несколько раз глубоко вздохнул, словно промывая легкие, и поднялся на крыльцо.

Оно было уже не тем, что в его детстве. Прежнее, деревянное и сильно обветшавшее, тетя Галя заменила надежным кирпичным сооружением. Но то крыльцо все еще жило в его памяти: старое, со скрипучими ступенями, некрашеное, вдвое более широкое, чем нынешнее. Из-за этого фасад дома теперь выглядел каким-то незавершенным, кургузым. Рука помимо его воли дрогнула и поднялась: он собирался постучать, как всегда, когда приходишь в дом к чужим. Поймав себя на этом, Антон усмехнулся – чужие здесь не ходят! – и решительно вставил ключ в замочную скважину. Один оборот, второй – дверь распахнулась под его нажимом, и он вошел.

Из глубины прихожей в лицо ему сразу ударила сложная смесь запахов, которые в совокупности и составляют неповторимый запах дома. Не важно, живут ли здесь постоянно, приезжают на время или совсем забросили жилье. Запах все равно остается, и, даже если в одной из комнат стоит современная «плазма», а на крыше растопырилась спутниковая тарелка, в этом густом устоявшемся запахе больше памяти о минувшем, чем о делах наших дней.