Руслан Белов - Цветы зла Страница 5

Евгений Александрович замолчал, вспоминая горы, разведочный поселок на перевале, штольню.

- Значит, договариваемся: с людьми буду работать я. А если сочту нужным, буду подпускать тебя с твоей солдафонской прямолинейностью и площадным юмором.

- Ты будешь работать с определенными людьми. С гангстерами, владельцами магазинов и ресторанов. А с остальными буду работать я.

- Идет, - согласилась Марья Ивановна, стараясь представить владельца ресторана Эгисиани.

- Что будешь делать завтра? - Евгений Александрович догадался, о чем думает женщина.

- Ты, узурпатор, спрашиваешь меня об этом? - Марья Ивановна забыла, что, Смирнов предложил вести расследование в духе соцсоревнования.

- Да, я узурпатор, спрашиваю тебя об этом, потому что я знаю, что буду делать завтра.

- Я еще не решила, кого назначить убийцей... Разве этого Эгисиани? Он мог намеренно устроить этот спектакль с топкой камина...

- Хочешь поехать к нему?

- А что? Грузины мне всегда нравились. Правда, меньше научных сотрудников, но все равно нравились.

- Из-за того, что они не считают, сколько тонн дезодорантов для туалета покупают их жены?

- Я думаю, что они считают - рассмеялась Марья Ивановна. - Все мужчины, неуверенные в завтрашнем дне, считают, сколько жены потратили на косметику и бытовую химию.

- Я куплю тебе завтра упаковку дезодорантов и всяких там кривошеих уточек для унитаза.

- Ни в коем случае! Я знаю, ты купишь самое дешевое, и наш дом будет пахнуть ароматизированным хозяйственным мылом. И не только дом, но и я сама. А ты хочешь, чтобы я пахла хозяйственным мылом?

Смирнов подсел к супруге, склонил голову к ее плечу и медленно втянул в себя воздух. Сознание его помутилось - Марья Ивановна пахла божественным женским естеством и еще чем-то, очень тонким и загадочным. Чтобы прийти в себя Евгений Александрович прикусил мочку ушка женщины. Сережка с маленьким изумрудом, так идущим к ее зеленым глазам, оказалась меж его губ. Губы обхватили сережку и призывно затеребили.

- Отстань, сегодня ни-ни! - отстранилась Марья Ивановна.

***

Эти "ни-ни" начались к концу медового месяца. Три недели Евгений Александрович и Мария Ивановна проводили в постели большую часть суток. В начале четвертой недели Смирнова начал себе говорить: "Сегодня ни-ни, сколько можно?" Марья Ивановна прочувствовала мысли супруга и начала издалека:

- Ты знаешь, что мне по этому поводу говорила мама?

Мама у Марьи Ивановны была неординарная. С молодых ногтей она учила свою дочь быть женщиной.

- Интересно послушать... - пробормотал Смирнов, пытаясь представить себе покойную тещу.

Смирнову везло с женами, но с тещами - никогда. Первая его панически боялась и называла на "вы". Вторая была противной на вид и к тому же въедалась в душу не менее противными инквизиторскими глазами. Третья разводила дурно пахнувших норок и время от времени просила их свежевать. Четвертая, почти одногодка, была ничего себе, но шляхетской высокомерностью и наговорами успешно подменяла, несомненно, женский к нему интерес. Но пятой - умной, подготовившей для него прекрасную жену, да к тому же еще покойницей - Бог его просто одарил.

- Так вот, мама моя говорила, - продолжала Марья Ивановна, - что муж должен постоянно хотеть жену и потому она не должна бежать в постель по первому его требованию.

- Ну, знаешь, эдак можно и заместительницу заиметь.

- Ты думаешь, у меня может быть заместительница? - сузила глаза Марья Ивановна.

- Нет, не может! - чистосердечно ответил Евгений Александрович.

- Так вот, - улыбнулась женщина, - мама говорила, мм... - впрочем, ты любишь натурализм - что не стоит осушать до скукоживания простату и яички мужей, потому что опустошенные мужья бегут из дома, так же резво, как и их...

Марья Ивановна запнулась, подбирая слово.

- Антонимы, - не вполне удачно подсказал Смирнов.

- Да... - поворошила его волосы супруга.

- Так, что, ты предлагаешь жить по расписанию? С девяти до десяти пятнадцати в понедельник, среду, пятницу и воскресение?

- Нет, конечно. Я предлагаю тебе игру, в которой я буду играть роль не безотказной и безликой подстилки, но роль дамы твоего сердца, твоей возлюбленной, радостей которой тебе надо будет добиваться постоянно...

- Я так не смогу, - скис Смирнов. - Я - не Петрарка. И не Дон Кихот из Ламанчи.

- Сможешь со временем, я тебе помогу. Ну, если совсем невтерпеж станет, ты ведь меня изнасилуешь?

Лицо Марьи Ивановны осветилось слабой, но весьма многозначительной улыбкой.

- Это другое дело, - протянул Евгений Александрович. И решив, что многозначительность улыбки, включает в себя поощрение, посмотрел на женщину по-хозяйски плотоядно.

- Но ты должен знать, что мне очень не нравится, когда меня берут против моей воли...

"Этот Паша... Он повсюду... - Смирнов неприязненно обвел взглядом комнату. - Вот кровать, на которой он храпел, и простыни с которой она выбрасывала после его ухода. Вот кресло, в котором он сидел, частнособственнически на нее поглядывая, вот его любимая большая чашка, вот его бывшая любовница".

- В общем, ты понимаешь, почему я так хочу, - прочитала его мысли Марья Ивановна.

Смирнов поднял голову и увидел, что глаза ее по-особому зелены. А это означало, что ему дают зеленый свет...

***

- Сегодня ни-ни! - отстранилась Марья Ивановна. И, упреждая инсинуации Смирнова, добавила: - И этот "Бруно Оя" тут совершенно не причем.

- Не верю, - упал капелькой на камень Смирнов. - Чтобы такой красавец не взволновал сердца женщины?

- У него глаза плохие. Смотрел на меня как на лакомое пирожное.

- Я тоже иногда смотрю на тебя, как на лакомое пирожное.

- Ты смотришь на меня как на лакомый торт, которого хватит на всю жизнь, а это большая разница. Давай решим, что будем делать завтра, да и спать пора, поздно уже. Ты поедешь на дачу Святослава Валентиновича?

- Да. Поговорю с его матерью, на девочку посмотрю, а потом загляну на дачу Регины. А ты поедешь в ресторан?

- А куда же еще? Персонажей у нас в деле немного. Давай выйдем вместе пораньше, часам к трем, и прогуляемся по бульварам? Мы ведь с тобой сто лет не гуляли. - Марья Ивановна погладила руку Евгения Александровича, почувствовав, что он вовсю ревнует ее к " довольно видному мужчине" Эгисиани.

- Давай, - согласился Смирнов, представляя расфуфыренную и раскрасневшуюся от счастья супругу, сидящую в уютном ресторане рядом с красавцем-грузином.

- Ты на электричке поедешь? - спросила женщина, чтобы не дать ему утонуть в океане воображения. - Или машину возьмешь?

Смирнов был автолюбителем с точностью до наоборот.

- На электричке с Киевского вокзала, - ответил он и пошел в ванную чистить зубы и умываться.

В постели они лежали спина к спине. Зовущее тепло Маши проникало в тело Смирнова, но он, мерно дыша, держался, лишь время от времени играя в "морзянку", как бы невзначай прикасаясь ягодицей к ее ягодице или плечом к плечу. Марья Ивановна повернулась к нему лишь после того, как Смирнов, поняв, что короткими и ничего не значащими буквами "Е" (точка) и "Т" (тире, то есть две точки) он ничего не добьется, передал ягодицей емкую букву "Л" (точка-тире-точка-точка).

4. Предыстория.

Евгений Александрович Смирнов познакомился с Марьей Ивановной Башметовой при весьма необычных, если не сказать трагических обстоятельствах. Все началось с изнасилования на его глазах в его же квартире давней его любовницы, Юлии Остроградской, тридцатилетней совладелицы крупной экспортно-импортной фирмы "Северный Ветер".

Честолюбивая Юлия, не желая огласки, отказалась заявить в милицию, и Смирнов поклялся, что сам найдет и уничтожит насильника.

Насильник нашелся неожиданно скоро. В ходе пытки банальным паяльником Смирнов решил не оригинальничать, - он признался, что принудил его надругаться над Остроградской Паша-Центнер, известный уголовный авторитет, "крышевавший" "Северный Ветер", а также любовник (а точнее - полновластный хозяин) Марьи Ивановны. Принудил, угрожая изнасиловать мать и дочь-школьницу.

Сентиментальный Евгений Александрович простил Стылого (такая фамилия была у человека, ворвавшегося в размеренную и не богатую на события жизнь старшего научного сотрудника постсоветской эпохи). И тот с места в карьер предложил убить Пашу Центнера, раз в неделю приезжавшего к любовнице инкогнито. Убить, чтобы обезопасить Юлию и попутно поправить безрадостное финансовое положение Смирнова (Центнер по сведениям Стылого хранил у Марьи Ивановны крупные суммы денег, которые он систематически выводил из поля зрения своих легальных и нелегальных коллег).

Смирнов принимает предложение (не ради, конечно, денег, но ради Юлии) и придумывает, как оригинально, то есть простенько и со вкусом, отправить бандита на потустороннюю зону. После непродолжительной подготовки он заживо хоронит Центнера на берегу тихой московской речки Пономарки, а его шапочное знакомство с красивой соседкой естественным образом (но помимо воли) трансформируется в любовную связь. Юлия, согласившаяся после случившегося с ней стать женой Евгения Александровича, никак этому помешать не могла - она в это время приходила в себя в пяти-звездном отеле на Красном море.