Айдар Ермеков - По следам Землекопа. Историческая повесть Страница 5

– Что-то больно быстро ты ему поверил. Может, стоит хорошенько допросить его в отделе?

– Бесполезно. Не их профиль. Это точно не уркаганы. Зачем им лишний шум? Грабануть какой-нибудь склад по-тихому – это другое дело. Вот если бы вскрыли эти вагоны и утащили из них чего, тогда это было бы на них похоже.

– Но может они все-таки хоть что-нибудь знают?

– Если бы знали, то сказали бы. Сейчас война. Сдать врагов их понятиям не противоречит. Диверсанты им не братья.

– Все ясно. Мы можем еще с кем-нибудь поговорить?

– Можно. Вон, видишь того в гимнастерке?

– Фронтовик что ли?

– Да какое там. Рецидивист. Вор-карманник. Прибыл из Киева. Кличка «копыто». Фамилия Копытко! Подойдем. Может, нам повезет.

Оперативники тихо подошли со спины к человеку в военной гимнастерке. Так, что он слегка вздрогнул, когда услышал голос позади себя.

– Слышь, Копыто! – позвал его младший лейтенант Сембеков.

– Ой! Начальник! Каким ветром? – мнимый фронтовик выдавил из себя подобие улыбки.

– Все тем же. Чем обязан?

– Слыхал про пожар на сортировке?

– Ну…

– Баранки гну! Что скажешь?

– Не наших рук это дело, начальник.

– Мы это уже слышали…

– Раз уж слыхали, чего ко мне – то пришли?

– Слышь, ты, контра. Люди на фронте гибнут, а ты тут изображаешь из себя фронтовика… – не сдержавшись, Зуев свирепо посмотрел на вора, собираясь приподнять его за грудки.

– Оставь его, старшой. Я потом с ним разберусь, когда за руку поймаю, – успокоил Зуева Сембеков. – Скажи, Копыто, кто это мог быть?

– Нечего мне сказать, начальник. Засланные, вроде.

– Диверсанты что ли?

– Может и диверсанты. Ты начальник, ты и думай. На то и власть у тебя с волыной.

– Ладно, гуляй пока.

6

В городской больнице царила рабочая атмосфера. Слева в коридоре у самого входа была прибита вешалка. Далее на расставленных вдоль стены скамейках ожидали своей очереди несколько пациентов, среди которых особо выделялись худой длиннолицый мужчина, миловидная пухлощекая молодая женщина и военный с полевой сумкой-планшеткой на длинном ремне.

Производя утренний обход больных, Хильда Гейсин заходила в каждую палату и заботливо интересовалась самочувствием пациентов. В маленькой явно нерассчитанной на четверых человек палате она подошла к койке, на которой под одеялом лежал старик с худым морщинистым лицом, перебинтованной головой и грудью.

Здравствуйте, Николай Трофимыч, – поздоровалась Хильда Германовна. – Как вы себя чувствуете?

Старик молча глядел в потолок.

– Николай Трофимыч, я спрашиваю, как ваше самочувствие? – попробовала сказать чуть громче врач. – Вы меня слышите?

– Да слышу-слышу. Не ори в ухо, – недовольно буркнул старик. – Получше маненько.

– Плечо вправили, раны обработали. Так что скоро будете, как новенький. Вот только ожоги немного подлечим. А ну-ка покажите, что там у нас.

Хильда стала аккуратно снимать марлевую повязку и заботливо осматривать раны.

– Ну вот. Сегодня действительно уже лучше. Сейчас мы еще разок обработаем ранки и сделаем перевязочку, да, дедуля?

– Ты доктор, тебе виднее, – вновь недовольно пробурчал больной.

– Сауле! – выглянув из палаты, крикнула Хильда.

– Да, Хильда Германовна, – ответила медсестра, вставая из-за стола в коридоре отделения.

– Трофимыча в процедурную. Обработать раны и перевязать. Похоже, долго он у нас не задержится.

– Хорошо, Хильда Германовна, – ответила Сауле, и, помогая старику подняться с койки, повела его в процедурную.

– Хороший вы человек, доктор, – звучали слова благодарности из уст больных. – Руки у вас заботливые. Дай вам бог здоровья и долгих лет жизни.

– Главное для меня – ваше здоровье, – учтиво отвечала она. – Я должна всех вас поставить на ноги и вернуть на ваши рабочие места, чтобы вы как можно скорее продолжили ковать победу. Ведь нашей армии, как воздух, нужны продовольствие и боеприпасы.

7

Каждое утро, войдя в кабинет, Сагиназе раскрывал настежь все окна и проветривал его от вчерашнего папиросного дыма. Затем садился за стол и собирался мыслями, настраиваясь на работу. Перед приходом офицеров контрразведки полковник уже справился с приступом негодования, возникшим при очередном появлении мысли о неуловимости диверсантов. Всякий раз, думая об этом, он приходил в ярость, которую вымещал с присущим ему кавказским темпераментом на любом из подчиненных, кто в этот момент попадался под руку. Но на сей раз этого не случилось.

Кусмангалиев понимал, что начинать доклад, не располагая существенными уликами, не следовало. Сагинадзе сам был на месте происшествия и все видел своими глазами. Он уже давно ознакомился со всеми справками и держал сведения в своей превосходной памяти. Дежурные фразы могли повлечь за собой нешуточный гнев полковника, поскольку слова о том, что делается все возможное, а результатов пока нет, его устроить никак не могли. Об объективных причинах и обстоятельствах, имеющихся в данный момент, в таких случаях даже заикаться не стоило.

В свою очередь и Сагинадзе понимал, что контрразведка – это очень сложная и специфичная работа, во всех тонкостях которой в состоянии разобраться лишь опытные, квалифицированные профессионалы. И если в обычных уголовных делах он чувствовал себя, как рыба в воде, то здесь все было несколько по-другому.

Тем не менее, Родион Константинович упорно вникал в самые тонкие детали, стараясь разобраться во всем досконально. Он прекрасно осознавал, что ограничиваться постановкой основных задач и целей в этой работе недостаточно. С чувством некоторого стыда и недовольства самим собой Сагинадзе вспоминал, как в свое время не придавал особого значения поступающей оперативной информации о возможном существовании диверсионной группы здесь, так далеко от линии фронта. Такого обычно на самом верху не прощали. Но в его личную пользу сыграло то, что подобная ситуация сложилась практически по всей стране.

Полковник посмотрел пронзительным взглядом на присутствующих. Офицеры невольно опустили глаза. Дело было архисерьезным, а доложить по нему особо было нечего. Сагинадзе не терпел, когда подчиненные не могли четко и ясно обрисовать ситуацию.

– Вы понимаете, что в наших условиях любое промедление подобно смерти? – начал он. – Что любые диверсионные каналы противника должны перекрываться кровь из носу?

– Так точно, – нестройно ответили офицеры.

Сагинадзе сделал несколько шагов, в сторону двери и обернулся.

– Сколько их всего может быть в этом городе?

– О численности всей резидентуры пока судить трудно, – глядя ему прямо в глаза, сказал Кусмангалиев, – Но предполагаю, что ядро группы могут составлять три или четыре человека.

В этот момент Сагинадзе вспомнил слова товарища Сталина о том, что всего несколько шпионов могут изменить исход крупнейшего сражения. И что из всех возможных экономий самая дорогостоящая и опасная для государства – это экономия на борьбе со шпионажем. Едва сдерживая гнев, он отвернулся от стола и подошел к открытому окну. Глядя на улицу, полковник, словно рассуждая вслух, сказал:

– Сколько бьемся, ничего сделать не можем. Вас вот вызвали с фронтов. В чем же секрет их неуязвимости?

Кусмангалиев понимающе посмотрел на начальника.

– У нас под носом уже долгое время действует хитрый и коварный враг, – продолжил Сагинадзе, отвернувшись от окна. – И действует успешно. Я хочу спросить у вас: способны вы его найти или нет? Может быть, вместо вас с фронта нужно было отзывать других офицеров?

Обвинения полковника казались несправедливыми. Ведь группа всего несколько дней, как приступила к работе. Но оправдываться или возражать Жанысбек не собирался, поскольку понимал, что с Сагинадзе Москва ежедневно дерет по три шкуры.

В воцарившейся тишине раздался еле слышный скрип отворяющейся двери. В кабинет тихо вошел Зуев. Полковник не обратил на него никакого внимания. Зуев остался у порога, не зная, что ему делать: стоять дальше или пройти и сесть рядом со всеми.

– Местные органы вам помогают? – продолжил спрашивать Сагинадзе.

– Так точно! – ответил Кусмангалиев, умалчивая о том, что местная милиция могла помочь лишь постольку поскольку. Оперативных возможностей городского уголовного розыска здесь явно не хватало. Но объяснять это было бесполезно. С другой стороны, Жанысбеку не хотелось подводить своих коллег – начальников отделов, усугубляя тем самым без того нелегкое положение.

– Что вам еще нужно? – спросил полковник, продолжая глядеть в открытое окно.

– Мощный пеленгатор, Родион Константинович, – ответил Ксумангалиев.

– Где я тебе его возьму сейчас?

– Товарищ полковник, есть приказ Ставки Главного командования об оказании всяческой помощи органам контрразведки. Нужно подать заявку.