Инна Бачинская - Поджигательница звезд Страница 50

– Морфин… – пробормотал Шибаев. – Конечно. Мать медсестра, уколы на дому раковым больным… Как же я…

– Леночка любила Кухара, а он сказал ей: если бы не Ляля… Понимаете, он так сказал, и Леночка убила Лялю. Она сидела у меня, плакала, каялась, а я как закаменела – да что ж это такое делается, думаю. Закопали как собаку! Пашка всегда подлый был, жестокий и подлый, а остальные? Ну, Дрюня… тоже. А Стас? Денька? Ира? Как же так? Целых двадцать пять лет! Я иногда думала, как там Ляля в Америке? Она прекрасно знала язык. Я думала, семья, дом, дети у нее, представляла себе, а оказывается, ничего! Закопали и забыли. И самое ужасное, что Ира знала! Она все видела, она сказала Леночке, что все знает, и Леночка поняла, что это конец… Я ее не оправдываю, но Ира просто подлая! Я ее жалела: мечется, сама не знает, чего хочет, никто ее не любит, все против, бедная, а она мне ни слова! – Даша заглянула в пустую чашку, и Шибаев снова отправился на кухню.

– Что с Еленой Коваль? – спросил он, когда Даша прикончила уже третью чашку.

– С Леночкой?! Господи! – воскликнула она, всплеснув руками. – Вы же совсем ничего не знаете! Она умерла! Ввела себе морфин. В ту ночь, когда погиб Паша. Все погибли. Я теперь думаю… – Она смотрела на Шибаева испуганными пьяными глазами, которые косили еще больше. – Я думаю… – она запнулась, – …это Ляля отомстила и забрала их к себе!

Шибаев промолчал. Да и что можно сказать…

– А жизнь прошла, – заявила ни с того ни с сего Даша. – И как теперь быть? Жалко их всех до невозможности…

– Кофе хотите? – спросил невпопад Шибаев.

Она не удивилась.

– Хочу! А вы, извините… вы что, болеете? Вид у вас неважнецкий, – сказала простодушно. – Летний грипп?

– Да вот, приболел слегка, – ответил Шибаев.

– Вы сидите, я сама! – Даша вытерла слезы и побежала на кухню. В серванте звякнула посуда. Шибаев только хмыкнул и остался сидеть. Ему было о чем подумать…

– У вас кофеварка сломалась! – закричала Даша из кухни.

– Я знаю! – закричал в ответ Шибаев. – Возьмите кофейник!

– А вы уже завтракали? Картошку жареную будете?

– Ши-Бон, иди сюда! – позвал Алик, стоявший у окна. – Посмотри!

Александр подошел. На скамейке напротив окон его квартиры сидела Кристина. В белом платье. С недлинными белыми волосами. Школьная подружка Шибаева и первая женщина. Сидела на скамейке под старым вязом, сложив руки на коленях.

– Пришла, – сказал Алик. – И сидит.

– Откуда она знает мой адрес?

– Мало ли откуда, – уклонился Алик. – Узнала по Интернету. Или в адресном бюро.

– Ты?

– Я? – ненатурально удивился Алик. – А какая, собственно, разница? Тебе не все равно? Ну, допустим, я.

Шибаев не ответил. Вернулся на диван и отвернулся к стене.

– Ну и глупо! Я бы спустился. Это наконец невежливо, – сказал адвокат.

– Не лезь.

– Не пойдешь?

Шибаев не ответил.

– Не ожидал, – горько сказал Алик. – Это жестоко. Ты что, никогда не ошибался? Она просит прощения, пришла первая, а ты! Ты же ее любишь!

Шибаев молчал.

– Такая женщина! Красавица, блондинка… Вставай! – вдруг заорал Алик. – Разлегся тут! Мировая скорбь у него! Ну! – Он подбежал к дивану и дернул Шибаева за руку. – Имей в виду! Если ты не пойдешь… я уйду! Надоело! Посмотри на себя! Достал уже! Разнюнился!

Алик разошелся не на шутку. Даже пнул ногой диван. Шибаев оставался безучастен.

Возмущенный Алик помчался в прихожую, достал с антресолей большую спортивную сумку и принялся бегать по квартире, собирая свои вещи. При этом он громко топал и произносил разные ругательные слова в адрес Шибаева. Он надеялся, что тот остановит его, вырвет из рук сумку, вытряхнет из нее Аликово барахло, и тогда он останется. Но Шибаев ничего подобного не сделал. Он продолжал бесчувственно лежать на диване. Спиной к публике.

«Ну, и не надо! – обиженно подумал адвокат. – Ну, и пожалуйста!»

Дверь за ним захлопнулась, и Шибаев остался один. Алик ушел, не попрощавшись. Александр поднялся с дивана и подошел к окну. Кристина все еще сидела на скамейке в густой тени старого дерева. Он уперся головой в оконную раму и стоял так, смотрел вниз на нее. Шпана толкнул его головой в колено. Шибаев нагнулся и взял его на руки.

– Смотри, – сказал он коту. – Видишь? Это Кристина. Предательница Кристина. Пришла и сидит на чужой скамейке в чужом дворе. Под твоим любимым деревом. А почему? Наверное, муж от нее отказался. И тогда она вспомнила про старого школьного друга и прибежала. И что, по-твоему, этот старый друг теперь должен делать? Прыгать от радости? Бежать вниз сломя голову? А что бы ты сделал на его месте?

Кот замурлыкал. Шибаев никода не брал его на руки – подобные нежности между ними были не приняты. Всегда, но не сейчас. Теперь они оба нуждались в участии.

– А она ничего… мр-р-р, – промурлыкал Шпана. – Красивая. И большая. И шерсть пушистая. Только уши маленькие, совсем их не видно.

– Красивая, – согласился Шибаев. – И шерсть пушистая. И уши маленькие.

– Она пришла мириться. Первая. Я бы подумал на твоем месте. Не сразу, конечно. Пусть посидит. И Алик считает, что надо подумать. Он у нас умный. Адвокат. Это тебе мр-р-р… не кот начихал.

– Ты думаешь?

– Ага. Я бы лично простил. А молоко у нас есть? Чего-то я проголодался… мр-р-р…

Глава 32

Занавес

– Сашок, я все понимаю, кроме одного. Это что, значит, Марина Влади… жива? Или он ее где-нибудь в другом месте грохнул? А если жива, то… Бедный Вася!

Костарчук и Шибаев сидели в «Белой сове», беседовали. Разговор вертелся вокруг последних событий.

– Интересная у тебя профессия, – говорил Костарчук.

– Сколько ты был в Афгане? – спрашивал Шибаев.

– Девять месяцев. Снайпером. Знаешь, что такое снайпер? Нервы как канаты, терпение адское. Лежишь неподвижно… вжался в камни, сам как камень. Думаешь. Всю жизнь переберешь по дням и часам. Я и разговаривать там разучился.

– У тебя кто-то есть?

– Была девушка, не дождалась. Были еще… Понимаешь, Сашок, не умею я с ними. Как бы тебе сказать… я вроде как до сих пор на войне, живу такими же мерками, а им нужно другое… цветы, тепло… Только с пацанами душу отвожу. Они моя семья. Знаешь, я достал деньги на зимний лагерь. Жалко Васи нет, порадовался бы. А ты?..

– Был женат. Развелись. Есть сын, Павлик. Девять лет.

– Трудно найти человека…

– Трудно.

Они помолчали.

– Кухар и Иванов погибли в одном и том же месте, за мостом, – сказал Шибаев. – Официальная версия – не справились с управлением. А как там на самом деле было… кто знает. Мне, пацану еще, рассказывал один дальнобойщик, как в девяностые «гасили» конкурентов «под аварии». На скорости под двести – лоб в лоб! В «плохом» месте. Профессионал на джипе, нервы железные. Конкурент, как правило, не выдерживал первым – уходил в сторону и летел под откос. Этот парень был в бизнесе, а после аварии ушел шоферить. Особым шиком считалось, когда взрывался бензобак. Это называлось «сделать факел». – Он замолчал, не глядя на Костарчука.

– У меня алиби, – сообщил тот, не удивившись. Похоже, его ничто не могло удивить. – Я тебя из ямы вытаскивал, если помнишь. А второго, который Васю… тоже не я. Не успел. А если бы успел, то «погасил» бы с факелом, как ты говоришь, своими руками. – Костарчук сжал кулаки. – Жаль, не успел.

– Понятно, – сказал Шибаев. Он не стал оправдываться и уверять, что ничего такого не имел в виду. И был благодарен Костарчуку за то, что тот понял его правильно и не обиделся. – Как по-твоему, почему Кухар меня не убил?

– Может, просто попугать хотел. Или нервишки не выдержали, не всякий может убить. Подлость и убийство – разные вещи, Саша. – Он помолчал немного и спросил: – Ты ни о чем не жалеешь?

– Нет, – ответил Шибаев кратко.

Они, не торопясь, шли от площади к парку. День клонился к вечеру. Осень уже чувствовалась в воздухе. Пахло сухими листьями и немного грибами. Шибаев, ничего не объясняя, свернул в длинную арку. Костарчук, недоумевая, пошел следом. Они оказались в тихом зеленом дворе, похожем на оазис. На застекленных балконах сохло белье. Буйно цвел по углам золотой шар. Сюда почти не долетал шум улицы. В песочнице возились трое малышей – мальчик и две девочки. На скамейке сидела пожилая женщина с книгой. В голубом платье, с голубыми волосами.

Костарчук взглянул вопросительно, и Шибаев сказал:

– Дима, посмотри на нее. Это Мальвина, голубая женщина. Зовут ее Лидия Артемовна. А мальчик в песочнице – ее внук Артем. Ему полтора года.

Костарчук посмотрел на женщину, на малышей в песочнице и перевел недоумевающий взгляд на Шибаева.

– У нее на правой руке тату – синяя птичка. Вроде ласточки. И дочку она родила в возрасте, говорит, уже и не ожидала. И это перевернуло всю ее жизнь.

– Ты… что? Ты думаешь… Это она? – Костарчук, похоже, растерялся, что с ним происходило крайне редко. – Как ты ее нашел?