Дик Фрэнсис - Миллионы Стрэттон-парка Страница 55

Стараясь не тратить времени зря, я обошел письменный стол и совершил уголовно наказуемое деяние, выражавшееся во вскрытии чужого замка, благо, как я и ожидал, замочная скважина оказалась именно такой, какая мне была нужна. Маленький плоский инструмент, который я прихватил из дома, послушно всунулся внутрь, не уткнувшись в выступ, прикрывавший язычок замка, и язычок легко отжался. Для открывания простых замков подходит любой вариант обычного ключа, чем он проще, тем лучше.

Дверь-панель, ничем не отличавшаяся от стены, без труда открылась, за ней обнаружился большой стенной шкаф, такой просторный, что в него можно было спокойно войти. Оставив на столе свою палку, я, прихрамывая, забрался в шкаф, нажал на выключатель, который сразу бросился мне в глаза, и над головой у меня загорелась лампочка под незамысловатым абажурчиком.

Внутри шкафа все стены были уставлены полками с бесконечными рядами ящичков самого разного размера, цвета и формы, но все до единого, к моему великому сожалению, без надписей.

Чертежи предлагаемых новых трибун, большая папка, с которой Конрад и Уилсон Ярроу приходили в контору Роджера, стояла на самом виду, прислоненная к одной из полок. Развязав розовые тесемки, я вынул чертежи и разложил их, расправив, на столе Конрада.

Должен признаться, что они нужны были мне только для отвода глаз, на тот случай, если Дарт начнет искать меня и застанет в комнате, потому что это были те самые чертежи и планы, которые я уже видел.

Главной целью моего рискованного предприятия было попытаться найти тот конверт, который, по словам Филиппы, Уильям, лорд Стрэттон, третий барон, намеревался вверить Конраду, четвертому барону. Если бы мне только удалось найти его, думал я, можно было бы использовать его для спасения моей собственной жизни, пообещав, например, что в случае моей насильственной смерти компромат неизбежно будет обнародован.

Увидев перед собой море необозначенных ящичков, я растерялся. Для того чтобы найти нужный мне конверт, потребовалось бы много часов, особенно если учесть то обстоятельство, что у меня было очень приблизительное представление, что нужно искать.

Я снял крышку с коробки, стоявшей прямо передо мной. Она была размером с коробку из-под обуви, сделанная из жесткого декоративного картона темно-бордового цвета, вроде той, в которой моя мать хранила фотографии.

В коробке не было никаких фотографий и никаких секретных конвертов, одни только сувениры, оставшиеся от мероприятий, связанных с охотой, страстным любителем которой был Конрад: приглашения на толстых карточках с золотым обрезом, меню, списки выступающих с речами. В стоявшей рядом длинной коробке находились дюжины сложенных в беспорядке вырезок из газет и журналов с отчетами о прошедшей охоте или с сообщениями о предстоящей.

Во всех коробках на правой стороне шкафа содержалось почти одно и то же: Конрад был не столько скрытным, каким описывал его Дарт, сколько скопидомом — он собирал все, что так или иначе касалось его жизни, всякую мелочь, которая не шла ни в какое сравнение с дневниками Картерета или моими мемуарами в виде финансовых балансов, что я держал в своем архиве.

Я пытался представить, где бы Конрад мог хранить самые щекотливые документы, и отгонял прочь мысль просто обыскать его стол или книжные полки в кабинете. Если существование конверта настолько тревожило Уильяма Стрэттона, что он передал его со всяческими предосторожностями Конраду, то Конрад не поместит его в таком месте, где его могли случайно найти. Эти бумаги должны быть именно спрятаны.

Я торопливо шерстил коробки, открывал крышки, заглядывал внутрь и вновь закрывал, не обнаружив ничего, кроме царства бесполезных бумажек. Но жемчужину, найти которую надеялся, я обнаружил в обыкновенной коробке из-под обуви, хотя и не сорвал банка.

У меня в руках была фотография Ребекки, черно-белая, на глянцевой бумаге, отнюдь не портрет, просто снимок ее в обычной одежде, а не в жокейской форме, с протянутой рукой, в которую вкладывал нечто, похожее на пачку денег, человек, стоявший спиной к камере и одетый в мягкую фетровую шляпу, из-под которой выбивались длинные кудрявые волосы, и пиджак из несомненно клетчатой материи. Задний план составляли смутные очертания строения, в котором нетрудно было узнать ипподром.

Я перевернул фотографию: никаких надписей, никаких указаний на происхождение снимка, ничего.

В той же коробке, где лежал снимок, я нашел магнитофонную кассету. Кроме этих двух вещей, в коробке не было ничего.

Кассета выглядела очень обычно, и также ничего не говорило о том, что на ней записано.

Не веря в собственную интуицию, я почувствовал, как меня охватывает необыкновенное волнение от того, что снимок и кассета оказались вместе и отдельно от всего остального. Я вынул их из коробки и положил на стол Конрада, решив потом поискать в кабинете магнитофон, и снова вернулся в стенной шкаф, не оставляя надежды найти конверт, которого там, возможно, и не было.

Пожелтевший список борзых. Многолетней давности странички финансового отчета. Коробки с табелями успеваемости Дарта. Исходя из известного всем ворам правила, что ценные вещи прячут на дне ящиков и поэтому быстрее всего их можно найти, вывалив содержимое ящиков на пол, я начал не то чтобы выбрасывать содержимое коробок, а переворачивать его так, чтобы заглянуть, что там внизу, и, действуя именно таким образом, я наконец наткнулся на простой светло-коричневый конверт с написанным на нем единственным словом «Конрад».

Я вынул его из-под стопки старых-престарых конвертов с давно утратившими ценность страховками. Конверт с надписью «Конрад» был взрезан. Я заглянул внутрь без всякого интереса, давно уже примирившись с мыслью, что просто хватаюсь за соломинки, что все, что имеет для меня какое-то значение, спрятано где-то еще. Вздохнув, я вытащил один-единственный листочек бумаги с короткой надписью от руки. Вот что там было написано:

«Конрад!

Это тот конверт, о котором я тебе говорил. Обращайся с ним осторожно.

Его содержание очень опасное, о нем не должен знать никто.

Я посмотрел, что еще там в конверте. Внутри лежал другой конверт, поменьше размером и не открытый, значительно толще, в нем находилось больше чем один или два листка. Либо это то, что я искал, либо нет.

И в том, и в другом случае я все равно должен был захватить конверт с собой и, чтобы скрыть свою кражу даже от Дарта, спрятал большой конверт с запиской и неоткрытым конвертом у себя под одеждой, а точнее, в трусах, засунув его под резинку на животе.

Обведя взглядом полки в стенном шкафу и убедившись, что все коробки закрыты и незаметно, что их открывали, я подошел к столу Конрада сложить планы в папку и поставить ее на место.

Фотография Ребекки и кассета лежали на папке с планами. Ухмыльнувшись, я расстегнул «молнию» на брюках и засунул снимок изображением к животу, и глянцевитая поверхность сразу же прилипла к коже, коричневый конверт прикрывал ее сверху, и они вместе плотно прилегали к телу и, поскольку по формату были большими, не могли соскользнуть по штанине.

И в этот момент я услышал голоса в холле, близко, еще ближе.

— Но, отец, — донесся до меня громкий отчаянный голос Дарта. — Я хочу, чтобы ты пошел со мной и посмотрел на загородку у пяти акров леса…

— Только не сейчас, Дарт, — произнес голос Конрада. — И почему ты не пришел на нашу встречу?

Вот черт побери, подумал я. Схватив кассету, я засунул ее в карман брюк, затем склонился над планами новых трибун, сделав вид, будто ничто другое в мире не интересует меня так, как этот проект.

Конрад распахнул дверь комнаты, и приветливое выражение на его лице быстро сменилось изумлением, потом гневом, как и следовало ожидать от любого человека, увидевшего, как в его святая святых вторгся незваный гость.

И что еще хуже, следом за ним в комнату вошел Кит.

Конрад взглянул на открытый стенной шкаф с горевшим внутри него светом, потом посмотрел на меня, стоявшего у письменного стола. Его бычья шея стала наливаться кровью, кустистые брови сдвинулись, рот неумолимо сжался.

— Как это понимать? — прогрохотал он хриплым разъяренным голосом.

— Простите, — неловко стал оправдываться я. Я сложил планы по сгибу и засунул в папку. — Мне нечем оправдаться. Могу только принести извинения. Я очень, очень извиняюсь.

— Этого мало! — он был искренне рассержен, что совершенно не вязалось с его обычным настроением и натурой, для которой, в отличие от Кита, было совсем не типично выходить из себя. — Шкаф был заперт. Я всегда запираю его. Как вы открыли его?

Я ничего не ответил. Подточенный ключ все еще торчал в замке. Я был ужасно смущен, и он, несомненно, видел это.

В припадке ярости он схватил мою палку, лежавшую на столе, и занес над головой, как бы собираясь ударить меня.