Георгий Миронов - Игуана Страница 59

- Да... Э... Что-то такое помню.., да я ж писал, кажется, об этом? предположил классик жанра.

- Нет, дружище... О6 этом преступлении ты не писал. Я твоего "Сыщика", когда в кардиологии лежал, от корки до корки прочитал. Об этом деле там нет ничего. Однако ж ты мог то дело видеть, слышать о нем, читать в других материалах дореволюционных, а само дело то в книгу и не включил, поскольку у тебя описаны дела питерские да московские...

- Ах, Егорушка, столько дел, столько романов... Мог и забыть. Ты чего хочешь-то от меня?

- Чтоб ты в редкую минуту досуга покопался в материалах, которые использовал, когда писал "Сыщика", вдруг да мелькнут какие-то записи, детали, подробности...

- Да зачем тебе? Ты ж, насколько я знаю, историю прокуратуры не пишешь, да и что можно в этом жаре написать после восьми книг Саши Звягинцева и Юры Орлова? Или современное уголовное дело аукается с серединой XIX века?

- Аукается, ты как всегда зришь в корень.

- А "ей кричат, - давай подробности". Что за дело?

- Задержали мои коллеги из ФСБ в ''Шереметьево-2" некоего посланца наркосиндиката ...

- Ты ж вроде о драгоценности говорил. При чем тут наркота?

- А при том, что в последние годы наши наркобароны все чаще пытаются перебросить "за бугор" наши русские драгоценности в виде, залога, получают под залог "дурь", продают здесь, а на вырученные деньги снова покупают колумбийский кокаин, афганский героин и прочую наркотическую гадость.

- А драгоценности...

- А драгоценности в качестве залога так и остаются за рубежом, для России, считай, они погибли. Вот почему к этим делам и подключается мой Отдел особых операций и соответствующее подразделение ФСБ, которым руководит очаровательная Кира Лукасей, чьи глубокие зеленые глаза тебя так потрясли пару лет назад, когда мы встретили её в Мюнхене.

- А... да-да, помню... Прелестное дитя... Так что ты говоришь про драгоценности...

- А драгоценности, я говорю, надо ещё вернут! А для этого мне важна любая деталь в их "биографии"...

- Какой биографии?

- Ты же знаешь, что у каждой крупной, исторической драгоценности, драгоценного крупного камня есть своя биография, - история владельцев, история перехода из рук в руки, нередко связанного с криминальными аспектами, некие тайны, мистика всякая... Мне тут любое лыко будет в строку, потому как...

- Потому как история, связанная с панагией Софьи Палеолог, ...

- Ах ты старый мерзавец...

- Можно подумать, что ты - молодой мерзавец...

- Так ты значит с самого начала знал историю панагии?

- Ну, не то, чтобы с самого начала, но когда ты стал меня расспрашивать, я сразу понял, что речь идет именно о ней.

- Почему?

- Да потому что Иван Путилин расследовал не одно уголовное дело, связанное с убийствами, кражами, похищениями уникальных драгоценностей, взять хотя бы историю с табакерками императрицы Екатерины, или историю с брильянтовыми монограммами императрицы Анны Иоанновны. Но с их современными продолжениями этих давних историй уже, вроде как, разобрались... А вот о том, что на таможне "Шереметьево-2" на днях была задержана драгоценная панагия, писала "Московская правда".

- Вот, черт бы побрал этих журналистов, мы с Кирой Вениаминовной твердо договорились - до окончания расследования никаких интервью, никаких утечек информации. И все-таки, - просочилась... Ладно, с этим мы сами разберемся. А что ты о панагии можешь сказать?

- Была панагия...

- Сам знаю, что была. В руках её держал... Атрибутировал, можно сказать.

- И была панагия похищена из мужского Псковского монастыря действительно в 1866 году.

- Ну же, ну... Не томи.

- А вот больше я ничего, дружище, навскидку и не помню... Надо в старых блокнотах покопаться, я тогда много чего из архивных дел повыписывал, в книгу, как ты знаешь, вошла лишь верхушка айсберга... Так что, возможо, и найду старые записи. Позвони мне...

- Сегодня вечером...

- Экой ты торопыга... Мы, писатели, работаем не торопясь, стремясь ухватить неуловимую патину времени...

- Ну, не торгуйся. Что надо?

- Надо устроить на практику в прокуратуру племянницу подруги Светы.

- А что она умеет делать?

- А ни х... она пока не умеет, - довольно громко сказал Хруцкий.

Главный библиограф вздрогнула спиной и сбилась со слова. Когда она нашла нужное слово, Хруцкий уж давно рассказывал приятелю короткую жизненную повесть юной юристки, заканчивающей специалиированный колледж права, почему то при Математической академии.

- Ладно, устрою её в "ЮРКИНП".

- А её с чем гребут?

- "Юридическая консультациями помощь": лучшее частное юридическое бюро в Москве. Два наши бывшие полковника, старшие советники юстиции, Галя и Толя Киселевы вышли в 40 лет в отставку по выслуге и решают с точностью до 100%-победности все юридические проблемы: пусть у них постажируется. К слову сказать, обучат её премудростям юридической зашиты авторского права, самому тебе твоя племянница пригодится.

- Она не моя племянница...

- Да какая разница, чья бы ни была, поможет тебе спасать от пиратских изданий твои многочисленные романы, в том числе - и об Иване Путилине...

- К слову о Путилине...Помнится тогда, в Пскове...

Но что вспомнил в тот вечер классик русского триллера Егору Патрикееву так и не довелось узнать. Потому что взволнованная главный библиограф, любовно глядя к шляхетское лицо Хрупкого, сказала:

- Но прежде, чем перед вами выступит мастер остросюжетного романа Эдуард Анатольевич Хрупкий, я предоставлю слово (тут она с отвращением взглянула на Патрикеева, давая понять, как она возмущена тем, что все время, пока она зачитывала по конспекту свое вступительное слово этот бурбон-полковник отвлекал классика от внимания посвященных ему слов) полковнику генеральном прокуратуры, доктору исторических наук Егору Федоровичу Патрикееву с тем, чтобы он вкратце (слово "вкратце" она тщательно подчеркнула интонационно) обрисовал нам круг уголовных дел, так или иначе связанных с литературой.

...Через два дня Хруцкий сам позвонил Патрикееву. - Здравствуй, старичок. Я вспомнил.

Патрикеев в это время занимался суровым разбором итогов операции "Укиэ-е". Все картины, гравюры японских художников удалось вернуть музею, одного из грабителей задержали, а трое остальных...

Вот об этом, избегая крепких выражений, и говорил в эту минуту своим подчиненным полковник.

- Слушаю Вас! Патрикеев! - рявкнул он в трубку.

- Я знаю, что ты Патрикеев, а не Лоуренс Оливье.

- Это ты, Эдуард?

- А кто ж еще? - удивился Эдя. Вот за что его всегда, любил Патрикеев, так за самодостаточность. - Кто ещё может тебе звонить всего через два дня после поступления твоей просьбы с пространным отчетом?

- Есть у тебя ещё такие верные друзья? Назови, и я сниму перед ними свою генеральскую папаху.

- Ты ж полковник.

- Отстаешь от жизни. Получил звание генерал-майора казачьих войск. С награждением меня крестом "За любовь и верность Отечеству".

- Поздравляю. Люблю симметрию. Он не парный по внешнему виду к тому ордену, что мы с тобой получили пару месяцев назад, - "За мужество и любовь к Отечеству"?

- "За мужество в любви к Отечеству" - шутливо "поправил" Хруцкий. Нет, этот орден не парный, но тоже на основе георгиевского белого креста. Но вернемся к истории Отечества. Я нашел свои старые тетради. И там...

- Старичок, ты не можешь мне перезвонить через часок? У меня "сексуальная минутка".

- Даешь вздрючку своим подчиненным? - сразу понял Хрупкий.

- Ну почему все мои друзья так плохо обо мне думают! А если это словосочетание означает действительно нечто эротическое..?

- В генеральной прокуратуре? - с сомнением в голосе спросил Хрупкий.

- Сдаюсь перед твоей логикой.

- Ладно. Я перезвоню. Привет тебе Света передает. Вот спрашивает, когда генеральная прокуратура займется телевидением...

- Как только, - так сразу, - привычно отшутился Егор, и повесил трубку.

Хруцкий, отличавшийся редкой невозмутимостью, позвонил ровно через час и, словно его не перебивали, начал точно с того места, на котором час назад его прервал Егор:

- Здравствуй, старичок. Я вспомнил. И нашел свои старые тетради. И там...

- И там - дальнейшая судьба панагии?

- Не угадал. Там только история расследования убийства иеромонаха в Псковском мужском монастыре, поиски панагии... Но вот её находкой пока порадовать не могу. Большой провал, между её похищением в Пскове и появлением спустя почти полтораста лет в Москве. У тебя есть минутка? Не "сексуальная", а обычная?

- Есть; усмехнулся Патрикеев, прижимая плечом телефонную трубку к уху и пытаясь освободившимися руками, но в довольно неудобной позе заварить себе чашку чая. И хотя чай был в пакетике, а заменитель сахара в таблетках выскакивал из пластмассовой коробочки сам собой, простым нажатием кнопки, все равно заварка требовала недюжинных способностей циркового жонглера, а временами и фокусника. Чай он заварил, накрыл кусок булки куском колбасного сыра, - с тех пор, как в прокуратуре перестали давать "пайковые" в связи с финансовым кризисом на Дальнем Востоке, он перешел с обычного сыра на колбасный, который был почти вдвое дешевле. Пока он занимался этими сложными манипуляциями, Хруцкий все рассказывал и рассказывал, его приятный низкий барственный баритон рокотал и рокотал в трубке, при этом, благодаря богатому жизненному опыту и блестящему знанию ненормативной лексики и уголовной фени в сочетании с прекрасным русским литературным языком от предков-дворян, рассказ, если бы его записать дословно, можно было бы читать со сцены в театре ". Эстрады". Любители изящной словесности просто писали бы кипятком. Но в силу того, что этот пассаж будут читать женщины и дети, автор просто пересказывает искрометный "уголовный романс" Эдуарда Хрупкого своими словами в традиционной манере современного триллера.