Дэниел Коул - Тряпичная кукла Страница 6

Повисла еще одна напряженная пауза, и Бакстер окончательно поняла, что лишь напрасно теряет время. Эдмундс подумал, что этот разговор был самым плодотворным за те три с половиной месяца, что они работали вместе, и вернулся к предыдущей теме, тоже незаконченной:

– Удивительно, что Волка вообще восстановили в полиции.

– Нельзя недооценивать могущество общественного мнения и упорное стремление властей ему следовать, – презрительно бросила Бакстер.

– А вы, похоже, не одобряете его возвращения.

Эмили ничего не ответила.

– То, что он не понес наказания, для правоохранительной системы стало не лучшей рекламой, правда? – сказал Эдмундс.

– Не понес наказания? – недоверчиво протянула Бакстер.

– Ну… его же не посадили в тюрьму.

– Лучше бы посадили. Адвокаты в попытке сохранить лицо добились его принудительного помещения в психиатрическую лечебницу. Сказали, что стресс спровоцировал «абсолютно нехарактерную реакцию».

– И сколько раз человек должен выказать «нехарактерную реакцию», чтобы окружающие в конце концов поняли, что она для него как раз характерна? – перебил ее Эдмундс.

Бакстер его замечание проигнорировала:

– Законники заявили, что он нуждается в постоянном лечении, потому что обладает… асоциальной личностью. Нет, не так: страдает от диссоциативного расстройства личности.

– Но лично вы в это не верили?

– По крайней мере, в тот момент, когда он только-только лег в больницу. Но когда огромное количество людей без конца называет тебя сумасшедшим и пичкает огромным количеством таблеток, в конечном счете ты и сам засомневаешься в собственной психической полноценности, – вздохнула Бакстер. – Поэтому в ответ на твой вопрос скажу так: кто-кто, а уж Волк наказание точно понес – год пребывания в больнице Святой Анны, понижение в должности плюс бумаги по бракоразводному процессу в почтовом ящике по возвращении домой.

– И жена бросила его, хотя он по всем пунктам доказал свою правоту?

– Что тебе сказать? Она просто сука.

– Вы с ней знакомы?

– Рыжеволосая журналистка, которую мы только что встретили у дома.

– Так это была она?

– Андреа. Вбила себе в голову идиотскую мысль, что между мной и Волком что-то было.

– Что вы с ним спали?

– А что же еще?

– Но… ничего подобного не было?

Эдмундс затаил дыхание. Он знал, что своими словами переступил тонкую грань, к которой перед этим незаметно приблизился. Разговор выдохся. Бакстер проигнорировала его бестактный вопрос, нажала на газ, двигатель взревел, и машина во всю мощь понеслась по обсаженной деревьями автостраде.

– Что значит мертв? – заорала Бакстер на начальника тюрьмы Дэвиса.

Она вскочила на ноги. Эдмундс и начальник остались сидеть за огромным столом, занимавшим собой чуть ли не все пространство безликого кабинета. Дэвис морщился, медленными глотками потягивая обжигающий кофе. Он всегда старался приезжать на работу пораньше, но потерянные полчаса скомкают ему весь день.

– Сержант Бакстер, информацию подобного рода вам должны сообщать местные власти. Мы же обычно не…

– Но… – попыталась вклиниться в его монолог Эмили.

Начальник продолжал, на этот раз уже более твердым тоном:

– Заключенный Халид, отбывавший срок в одиночной камере, заболел и был переведен в лазарет. Потом его перевезли в больницу Королевы Елизаветы.

– С каким диагнозом?

Начальник вооружился очками для чтения и открыл лежавшую на столе папку.

– В рапорте сказано «удушье и тошнота». Около восьми часов вечера его перевели в отделение интенсивной терапии по причине «отсутствия реакции и низкого уровня кислорода в крови, несмотря на проведенное лечение». Вы понимаете, о чем идет речь?

Главный тюремщик поднял глаза и увидел, что Бакстер с Эдмундсом с понимающим видом закивали головами. Но когда он вернулся к рапорту, они переглянулись и недоуменно пожали плечами.

– Полицейские из местного отделения выставили у его палаты круглосуточную охрану, надеясь, что он выживет, и провели у дверей в общей сложности двадцать один час. Он умер около одиннадцати утра.

Начальник снял очки и захлопнул папку.

– Боюсь, что больше мне вам нечего сообщить. За дополнительной информацией обращайтесь непосредственно в больницу. У вас все?

Он сделал еще глоток горячего кофе и отодвинул чашку подальше, опасаясь опрокинуть на себя крутой кипяток. Бакстер и Эдмундс встали, собираясь уйти. Эдмундс улыбнулся и протянул начальнику руку.

– Спасибо, что уделили время… – начал он.

– Здесь нам больше делать нечего! – резко бросила Эмили, переступая порог.

Эдмундс смущенно отнял руку и побежал за ней. Дверь наподдала ему под зад. Но не успела она захлопнуться, как Бакстер резко повернулась, вихрем влетела в кабинет и выпалила последний вопрос:

– Черт. Чуть не забыла. Когда Халида увозили из больницы, вы точно уверены, что у него была голова? – Начальник ошеломленно кивнул. – Спасибо.

Комната для совещаний отдела по раскрытию убийств и других тяжких преступлений грохотала аккордами песни «Гуд вайбрейшнз» в исполнении «Бич Бойз». Волку всегда легче работалось под музыку, к тому же час был еще ранний и он вполне мог себя ею побаловать, не досаждая окружающим.

Теперь на нем была мятая белая рубашка, темно-синие джинсы и единственная, незаменимая пара туфель – «Лоук Оксфордс» ручной работы, которые стали для него самой экстравагантной и дорогой в жизни покупкой. Детектив смутно помнил те времена, когда их у него еще не было и ему, вконец измученному после девятнадцатичасового дежурства и поспавшему каких-то пару часов, приходилось надевать сшитую явно не по его мерке обувь.

Он увеличил громкость, не замечая зажегшегося экрана телефона, лежавшего рядом на столе. Волк сидел один в комнате, которая запросто вмещала три десятка человек и использовалась настолько редко, что даже сейчас, спустя год после ремонта, в ней по-прежнему стоял запах нового ковролина. Вдоль стены тянулась стеклянная матовая стена, отделявшая совещательную комнату от помещения, в котором работали сотрудники отдела.

Подпевая невпопад в такт музыке, детектив взял со стола еще одну фотографию и в припляс подошел к большой доске, стоявшей в передней части комнаты. Прикрепил ее, отступил на шаг назад и полюбовался проделанной работой: увеличенными снимками различных частей тела, наложенными друг на друга и образующими две версии жуткой фигуры – вид спереди и вид сзади. Волк еще раз вгляделся в восковое лицо, надеясь, что он не ошибся и что теперь ему будет спаться чуточку лучше, зная, что Халид наконец мертв. К сожалению, Бакстер после посещения тюрьмы пока так и не подтвердила его догадку.

– Доброе утро, – произнес за спиной голос с грубоватым шотландским акцентом.

Увидев входившего в комнату напарника, Волк тут же уменьшил громкость и отказался от танцевальных па. Детектив-сержант Финли Шоу служил в их отделе дольше остальных. Человек он был спокойный, но вместе с тем и суровый, от него вечно пахло табаком. В возрасте пятидесяти девяти лет он обладал обветренным, задубелым лицом и носом, который ему неоднократно ломали и который ни разу не сросся правильно.

Когда Волк после «инцидента» вернулся в строй, Финли стал для него «нянькой», точно так же, как для Эдмундса детектив Бакстер. Они заключили между собой джентльменское соглашение: Волк берет на себя львиную долю работы, а Финли, медленно дрейфующий к пенсии, за это подписывает еженедельные рапорты наблюдения за ним.

– Две левые ноги получились просто отвратительно, – проскрежетал Финли.

– Я скорее музыкант, нежели художник, – сказал в оправдание Волк, – и тебе это известно.

– Что-то я сомневаюсь. Я лишь хотел сказать, что… – Финли подошел к стене и ткнул пальцем в снимок, который Волк приколол последним, – у тебя здесь две левые ноги.

– Ха!

Волк порылся в куче фотографий с места преступления и, наконец, нашел нужную.

– Знаешь, время от времени я специально проделываю подобные штучки, чтобы у тебя сложилось впечатление, будто ты мне по-прежнему нужен.

– Кто бы сомневался, – улыбнулся Финли.

Волк заменил фотографию, и они с коллегой уставились на пугающий коллаж.

– В семидесятых годах я принимал участие в расследовании похожего дела, – сказал Финли. – Чарльз Тенисон. – Волк пожал плечами. – Он оставлял нам части тел: там ногу, здесь руку. Поначалу мы думали, что это случайность, но оказалось, что это не так. На каждом фрагменте было что-то вроде метки. Он всячески давал нам понять, кто их убил.

Волк подошел ближе к стене.

– У нас на левой руке присутствует кольцо, а на правой ноге шрам от операции. Для отправной точки негусто.

– Не волнуйся, будут и другие зацепки, – сухо бросил Финли. – Человек, не оставивший после такой резни ни капли крови, не случайно подсунул нам это кольцо на руке.