Буало-Нарсежак - Дурной глаз Страница 6

- Коньяк!

Никто не удивился, и он почувствовал от этого смутное облегчение. Попивая белое вино, служащие говорили о приближающейся забастовке. Коньяк был неважный, он обжигал горло, и Реми вспомнил историю одного калифа, который ночью уходил из

своего двоца и с наслаждением инкогнито наведывался в грязные притоны и злачные места. Неужели и он вынужден убегать из дома по ночам, чтобы ходить на кладбище? Гнев снова ударил ему в голову. Он швырнул на стойку банкноту, и не допив коньяк, снова оказался на улице с одним и тем же вопросом в голове: "Что я делал в момент смерти мамы? " Какой-то тупик. В то время он был болен. Ему сказали, что мама путешествует, потом ему сообщили, что она умерла и больше не вернется, но ничего страшного, умирать не больно... Это просто долгий сон. Все люди должны умереть, даже дети; ведь когда они вырастают, они становятся старыми, такими же старыми как бабушка. Бабушка тоже ушла из жизни несколькими днями раньше мамочки. Теперь они вместе на небесах, и оттуда они наблюдают за маленьким

Реми. Но, утешая Реми, Клементина почему-то плакала. Она его пугала. Разве может он забыть, что на протяжении долгого времени он часто внезапно просыпался по ночам и в ужасе вскакивал на постели, так как ему чудилось, будто он слышит в комнате мамины шаги? Чуть позже Клементина ему объяснила, что мама умерла в результате ужасного приступа аппендицита... Только Мильзандье был прав. Мама не виновата в том, что он оказался калекой. Что же тогда?.. Кто в этом виноват?.. Какая-то наследственная болезнь? Но в этой семейке все были такие здоровяки... А с маминной стороны? В действительности именно в этом вопросе он был намного меньше информирован... Он ничего не знал о своих родственниках по материнской линии... Более того, даже о маме он ничего не знал... абсолютно ничего!

Реми продвигался по узкому, заставленному лотками тротуару. Да, он решительно не любит эти народные кварталы, где из каждой подворотни тебе бьет в нос пресный запах нищеты. Почему?.. Почему он заболел? Если это не произошло в результате потрясения от утраты близкого человека, то в результате чего?.. Отец всегда ему говорил: " Мой бедный Реми, ты рассуждаешь, как ребенок! " Ну вот, теперь он рассуждает, как взрослый. Этот паралич не случился сам по себе, беспричинно. Симуляция? Слишком просто. Здесь было что-то другое. Но что?.. Он

отогнал какую-то приблудную собаку, которая начала обнюхивать его ноги. Очевидно, что маму должны были похоронить где-то в другом месте, а не на Пер-Ляшез. Но почему, раз у Окто был там семейный склеп? Может быть, потому что мама пожелала лежать в той же могиле, где однажды к ней присоединится ее муж. В этом нет ничего невозможного...

- Пшел!

Собака отбежала в сторону, но Реми почувствовал, что через мгновение она снова начала преследовать его по пятам. Он постарался подавить в себе ярость. Смешно расстраиваться из-за пустяков! Согласен, болезнь сделала его раздражительным, но разве его не уверяли в том, что он вылечится?.. Итак, маму похоронили в другом месте. И, чтобы не углубляться в ненужные и болезненные детали, они продолжали говорить Реми о Пер-Ляшез. Вот настоящее объяснение. Реми сжал кулаки, начал искать глазами какую-нибудь палку, чтобы покончить с этой проклятой собакой. Гневно сверкнув глазами, он резко обернулся. Собака прыгнула в сторону, на шоссе, и у нее уже не было времени вскочить обратно на тротуар. Реми услышал, как завизжали тормоза. Машина мягко два раза качнулась, потом снова набрала скорость.

- Так ей и надо, - сказал какой-то голос.

Сразу же вокруг собралась толпа, все склонили головы, разглядывая мертвую собаку. Реми облокотился о стойку двери. Он хотел посмотреть, но что-то ему сдавило горло, как слишком туго завязанный галстук. И, как в тот момент, когда он впервые встал, начали дрожать ноги. Легкое головокружение сделало голову пустой, и у него была только одна мысль: вернуться. Вернуться! Снова оказаться за запертой решеткой в тихом, спокойном доме... Он сделал несколько шагов, и ему показалось, что он шагает по вате.

- Такси!

- Вам плохо? - спросил шофер.

- Пустяки, легкое недомогание.

Ветер, врывавшийся в окошко, трепал прядь его светлых волос. Тошнота прошла. С полуоткрытым ртом и руками, безвольно опущенными на сидение, он некоторое время оставался в полной прострации... Пропавшая могила... Раздавленная собака... Не отдавая толком себе отчет в том, что происходит, он смутно угадывал какую-то скрытую связь между эти событиями. Он не должен был выходить... Спиртное жгло ему горло. Он медленно расстегнул воротник рубашки. Воздух посвежел, и он почувствовал, что они выехали к Сене. Да, деревня пойдет ему на пользу. Нужно туда ехать как можно быстрее, и стараться поменьше думать до отъезда. Он приподнялся на локте, и увидел, как перед его глазами проносится незнакомый город. Он видел фланеров перед лотками букинистов, парочки влюбленных, молодых людей его возраста, споривших на террасах кафе, весь этот запретный для него мир, который ускользал от него, как греза, и какой-то голос все шептал: "Так ему и надо. Так ему и надо. " Он вытер о брюки свои влажные ладони. Что он себе вообразил? И только потому, что собака... Такси затормозило, и услышав характерный звук визжащих по щебню шин, он побледнел и нагнулся, чтобы посмотреть... За чугунной решеткой молчаливый и углубленный в себя стоял его дом. Он приехал.

- Ну, все в порядке? - спросил шофер.

- Спасибо, - буркнул Реми... Оставьте себе сдачу.

Унизительно было платить, считать монеты. Реми пока еще не умел пользоваться деньгами, и у него не было никакого желания этому учиться. Он вошел через маленькую дверь, которую Клементина запирала в девять вечера. Во дворе стояла дядина машина: "ситроэн 15 cv". Огромный "хочкис" тоже был там. Значит, отец вернулся.

В глубине гаража работал Адриен. Он поднял глаза, улыбнулся, показал свои черные руки.

- Извините, мсье Реми. Вы видите, в каком я состоянии. Хорошо погуляли?

- Да, так. Немного устал.

- Господи! Вот к чему вы пока еще не привыкли.

Реми не мог помешать себе восхититься широкоплечей фигурой Адриена. Одетый в старый солдатский китель и галифе, он действительно имел внушительный вид. Сколько ему? От силы тридцать пять. Кроткое лицо человека без проблем. Приятное,

доброжелательное лицо. Реми подошел к нему. Он никогда не думал, что Адриен может существовать сам по себе. Шофер был неотделим от автомобиля, он был как бы его продолжением, составной его частью. В этом доме с Адриеном здоровались, даже не глядя на него. С ним разговаривали, думая при этом о чем-то другом, как порой рассеянно говорят по телефону. Эта спесь Воберов! Удивительно, как это Раймонда смогла войти к ним в милость. Реми хотелось бы сказать ему что-нибудь приятное, но он не мог вырваться из круга своих забот. Позже! Сейчас он должен расставить все точки над i, и как можно быстрее... Заложив руки за спину, слегка сутулясь он удалился прочь. Он пришел бы в бешенство, если бы ему сказали, как он был похож в этот момент на своего отца. В прихожей он наткнулся на чемоданы. Что такое? Мы уже уезжаем? Вытирая шею платком, из гостинной, запыхавшись, вышел дядя.

- А, вот и ты... - сказал он. - Поторопись... Я вас отвезу.

- Куда?

- Как куда? В Мен-Ален. И, прошу тебя, поменьше багажа. У меня нет желания торчать где-то на обочине.

- Дядя, вы чем-то недовольны.

- Это из-за твоего отца. Он вот-вот влезет в одно идиотское дело. Напрасно я ему доказываю, что дважды два четыре. Похоже, мсье Этьенн Вобер знает, что делает. Ладно! Если ему это нравится, пусть он сломает себе на этом шею. Но это уже без меня.

- Он с нами не едет?

- Откуда я знаю? Мсье дуется. Да, Реми, твой отец - это еще тот фркт. Хорошо еще, что он не запретил мне съездить в Тулузу к Ришару, нашему эксперту... Это правда, ты его совсем не знаешь... Когда-нибудь ты поймешь, что это за тип... А теперь пошевелись. Мне придется тащить на себе всю вашу семейку.

- Но... А как же отец?

- О, ты меня утомляешь... Иди и спроси его сам.

- И потом... Я хотел бы быть здесь в день поминовения.

Дядя с нетерпением щелкнул пальцами.

- После возвращения, - сказал он. - Когда мы вернемся, у тебя будет достаточно времени сходить на Пер-Ляшез... Ну, давай, двигайся! Мы уезжаем сразу после завтрака.

Реми поднялся к себе в комнату и уселся на кровати. На этот раз он был полностью разбит. Ничего, подождут. Он откинулся на спину. Итак, это правда. Маму похоронили на Пер-Ляшез. Ладно. Это не самое худшее. Во всем этом было нечто более ужасное. Реми закрыл глаза и снова увидел спускавшуюся от кладбища

улицу...

- Реми... Можно войти?

Как будто Раймонда не привыкла входить без разрешения. Она, кстати, уже вошла. Реми услышал, как она приблизилась к кровати.

- Что с вами, мой маленький Реми? Разве вы не знаете, что мы уезжаем?.. Ну-ка вставайте, лентяй!

Потом ее голос изменился, он стал более серьезным и одновременно более ласковым.