Сергей Устинов - Все кошки смертны, или Неодолимое желание Страница 60

― Серафима... ― пробормотал я. ― Утопление в воде...

Он замолк, но по его лицу мне не удалось точно определить, угадал я или снова ткнул пальцем в небо. После паузы Ядов продолжил:

― Ангелине была невыносима сексуальная распущенность мужа, но разум заставлял ее терпеть все ради того, чтобы дети росли в полноценной семье, имели отца, вернее, заменившего его отчима. Вот вам и сшибка, лобовое столкновение двух начал: разум требует одного, чувства другого. Но это только фон, на котором развивается болезнь. И развивается она так. Разум принял решение: ничего не менять. А чувства решений принимать не умеют. Конфликт, не получая разрешения на поверхности, зреет внутри. Вот тут мы вступаем в область, не столь хорошо изученную.

Ядов снова сделал паузу, опять одарив меня взыскующим взглядом: понимаю ли я, о чем он говорит? Чтобы не огорчать профессора, я постарался изобразить умное лицо. Он, благосклонно кивнув, продолжал:

― По всей видимости, существует еще один малоизученный могучий инстинкт, зачем-то заложенный природой на заре человечества: про запас. Возможно, на случай, если разум откажет, начнет совершать фатальные ошибки.

― Запасной инстинкт? ― переспросил я пораженно.

― Называйте как хотите. Вообще-то говоря, конфликт чувств и разума ― явление хорошо известное. Здесь вступает в дело открытое Фрейдом бессознательное. Туда, в подсознание, как в пропасть, падают жертвы этого непрекращающегося конфликта. Эмоции требовательно заставляют личность предпринять нечто вопреки его убеждению, совершить какой-то поступок помимо собственной воли... Сначала разум сопротивляется. Но это «что-то» нарастает, в конечном итоге подавляя большую часть других мыслей и чувств. До некоторой степени можно говорить о концентрическом сужении сознания: человеком все больше овладевает некая моноидея. Мы, к сожалению, весьма мало знаем о происходящих при этом биохимических процессах, но на практике подобная личность начинает жить в состоянии переплетения действительных впечатлений с причудливыми фантастическими переживаниями...

― Раздвоение личности? ― опять не удержавшись, влез я, и опять невпопад.

― Да нет, не раздвоение, ― качнул головой доктор. ― Во всяком случае, совсем не как при классических симптомах шизофрении. Своего рода двойственность сознания, согласен, имеет место. Но это нечто гораздо более сложное, понимаете?

Ядов вскочил со стула и принялся широкими шагами мерить комнату, словно действительно читал лекцию.

― Уж если вам так хочется приискать сюда какой-нибудь научный термин, то ближе всего по смыслу будет «вытеснение», а еще лучше «замещение». Больной не слышит «голосов», не воображает себя папой римским, у него нет мании преследования и тому подобного. Больше того, внешне человек может оставаться даже весел, дружелюбен и общителен. Никак или почти никак не проявляя происходящие в его психике процессы. А под влиянием гнетущих обстоятельств непреодолимое «что-то» нарастает и нарастает... В учебниках по психиатрии, особенно по судебной, вы найдете описания случаев, когда субъект, почти полностью утратив прежнее «я», практически не осознает, кем является на самом деле. Но продолжает вести привычный для окружающих образ жизни, выполнять профессиональные и домашние обязанности. Формируется некая квазиличность. И личность эта порой настолько артистична и изобретательна, что распознать за ее маской болезнь способен только специалист, да и то при тщательном наблюдении. Тщательном и длительном.

Он остановил свой бег прямо напротив моего дивана, снова вперив в меня все тот же испытующий взгляд, словно уже приступил к тщательному за мной наблюдению. Но произнес как-то безжизненно:

― А потом в какой-то момент происходит то, что в психиатрии носит название «короткого замыкания». Разрядка. Краткий, но чрезвычайно мощный патологический аффект. Во время которого квазиличность реализует то самое неодолимое желание. Эту новую личность, собственно говоря, и сформировавшее. В таком состоянии субъект способен на многие опасные для окружающих поступки, в том числе на убийство. Действия эти могут носить чрезвычайно жестокий характер. И часто отличаются какой-то вызывающей демонстративностью, театральностью и даже патетичностью.

Профессор устало опустился на стул, давая понять, что лекция подошла к концу.

― Заканчивается все примерно одинаково. За бурным проявлением аффекта следует резкое психическое и физическое истощение. Практически всегда -амнезия в отношении совершенного. Квазиличность уходит, но прежняя иногда возвращается, иногда -нет. Тогда сознание больного погружается в длительное сумеречное состояние. Да вы, собственно, сами изволили наблюдать...

― А может квазиличность вернуться? ― я решился на вопрос, по затянувшейся паузе догадавшись, что семинар закончен.

― И да ― и нет, ― неопределенно пожал плечами Ядов. ― Теоретически может, если вокруг больного снова сложится непереносимая для него обстановка. Если он опять попадет в стрессовую ситуацию. Но поскольку предполагается, что прежнее неодолимое желание было аффективно реализовано и начисто забыто, следующая квазиличность должна быть иной, порожденной другими обстоятельствами, другим сверхжеланием.

Дотянувшись до выключателя, доктор погасил в комнате электричество. И только тут я заметил, что за окнами давно наступил рассвет. Попытался подняться на ноги и, как ни удивительно, смог это сделать.

― Давайте-ка я вас хотя бы до подъезда провожу, -поднимаясь вслед за мной, предложил Ядов. ― Тем более мне все равно прогуляться надо ― иначе не засну. Вы ведь, голубчик, мой моцион прервали. Выскочили, как черт, из своей помойки.

Часы показывали четверть седьмого, когда мы мимо пробудившейся наконец консьержки вышли на улицу. Она проводила нас совиным неодобрительным взглядом, как ранних пьяных.

Уже во дворе я решил, раз уж такой случай представился, попытать счастье еще с одним неразъясненным обстоятельством и как бы вскользь заметил:

― Ну, теперь понятно, почему Ангелинина сестра утопилась: наследственность тут ― не дай бог!

Профессор при этих словах резко затормозил, так что мне даже пришлось обернуться. Но ничего приятного для себя я на его лице не увидел.

― Не трогайте Симу! ― на этот раз зло произнес он, почти выкрикнул. ― Можете мне поверить, это совершенно другой случай!

Но тут и я слегка подзавелся: не люблю, когда мне вот так указывают, что делать, а что нет. Спросил с деланым удивлением:

― В каком смысле другой? Допустим, вы меня убедили, что Шахова убила не Ангелина. Но кто-то ведь убил! А судя по вашим же словам, это был тот еще фруктик, если от него у первой жены квазиличности стали образовываться! И Серафима утопилась, будучи, между прочим, за ним замужем. Вдруг у кого-то были основания ему отомстить? А вдруг и желания имелись?

Честно говоря, я не слишком рассчитывал на ответ: уж больно сердитый у Ядова был вид. Но ответ неожиданно последовал.

― Были, ― успокоившись так же скоро, как только что вспылил, произнес доктор. ― И основания были. И желания тоже. И даже могу совершенно определенно сказать, у кого.

Я только рот успел открыть, чтобы спросить, у кого именно, но Ядов меня опередил.

― У меня, ― сказал он.

И дальше мне тоже не удалось задать ни одного вопроса. Потому что он заговорил сам ― короткими сухими фразами, будто подкидывал в тлеющий костерок мелко наломанные сучья.

― Я сам все расскажу. Чтоб вы не смели больше в этом копаться. Я... любил Серафиму. А Серафима любила меня. Но я был женат, и жена моя была очень больным человеком. Знаете, что такое рассеянный склероз? Голова остается ясной. Но сначала отказывают ноги, потом руки, потом... все остальное. Длиться это может не просто годами ― десятилетиями. Оставить ее я не мог ― да Сима и не приняла бы такой жертвы. Они были очень разными ― Сима и Геля. Внешне похожи настолько, что даже близкие путали. А характер ― будто с разных планет прилетели. Стрекоза и муравей. У Ангелины к двадцати пяти годам уже было двое детей, неизвестно от кого. И когда появился Шахов, все вздохнули прямо-таки с облегчением. Он и девочек удочерил, и Геля при нем остепенилась. Дом, хозяйство, семья. А Сима была человек долга. И понимала мое положение. Но и страдала, конечно. Не могла не страдать. Ведь тоже хотела и дом, и семью.

Ядов замолк, яростно растирая ладонью лоб -словно пытался разогреть давно остывшие воспоминания. Я тоже молчал, уже твердо зная, что продолжение будет.

― В общем, когда это случилось... с Гелей, Нинель с Алисой практически оказались на Серафиме. Нет, зря не скажу, Шахов их не бросил. Но как мужику обходиться с двумя маленькими девчонками? А тут еще и другое... Кто теперь скажет? Сима с Гелей были просто одно лицо... И однажды что-то в ней надломилось. Устала... От всех этих тайных встреч, от неопределенности. Сказала ― все, и ушла. Мы тогда больше двух лет даже не разговаривали. Она вообще никогда слов своих не нарушала. И Шахов ― вот он, рядом... А когда жены моей не стало... Оказалось поздно уже: у Симы, кроме Нинель с Алисой, уже был Зиновий, потом Людочка. Она никогда не жаловалась, но я знаю, ей было плохо с этим поганцем -с ним никому хорошо не было. Но с другой стороны -семья, четверо детей... Она бы даже если захотела, не смогла. Не перешагнула бы. Предпочла вот так...