Светлана Бестужева-Лада - Одинокая волчица Страница 61

В общем, пятьсот долларов мне заплатили глубокой осенью, но в рублевом эквиваленте по курсу на начало лета, мотивируя это тем, что рукопись была сдана именно тогда. Если кто забыл, напомню: в августе произошло светопреставление под неудобоваримым названием «дефолт», так что мои пять сотен баксов реально превратились в сотню. Решительно, это число меня преследовало!

Но поскольку я — трудоголик по определению, плюс графоманка, что вообще неизлечимо, творческий процесс продолжался, только в свободное от досуга время я решила попробовать стать журналистом. И меня взяли в районную газету, куда профессионалы не шли: стыдно же признаваться, что докатился чуть ли не до заводской многотиражки. У меня подобных амбиций не было, зато было желание работать. И пока были силы. Работать я собиралась по своему профилю: вести криминальную хронику района.

— Представь себе, получилось. Правда, первое задание меня немного пугает, ну да не боги горшки обжигают.

— И чего же ты боишься?

— Не чего, а кого. Беседовать придется с начальником отделения милиции.

Андрей расхохотался.

— Ничего смешного, — слегка обиделась я. — Любой нормальный человек боится милиции. Тебя что, в детстве милиционером не пугали?

— Не пугали. Поэтому, наверное, я и закончил школу милиции. Интересно у тебя получается: жить с милиционером, пусть и бывшим, не боишься, а вот взять интервью… И как ты намерена собирать криминальную хронику, не общаясь с милицией?

— Кто это тебе сказал, что я не боюсь с тобой жить, солнце мое? — осведомилась я, не собираясь отвечать на первый вопрос. — Может, и живу потому, что боюсь оскорбить тебя отказом. Ну и привыкла, конечно.

— Как ты сама говоришь в таких случаях, я тебя тоже очень люблю, — отозвался Андрей. — Ладно, интервью ты возьмешь. А дальше?

— А дальше буду заниматься подготовкой праздника. Если, конечно, меня не задержат на пятнадцать суток.

— Это за что?

— Ну, мало ли за что, — неопределенно протянула я. — За неуважение к старшему по званию, например.

— А ты — с уважением, — посоветовал Андрей. — Тогда и ночевать будешь дома, а не на нарах. Ладно, пойду завтра с тобой. В качестве группы поддержки. А на обратном пути купим продукты.

— Гениально! — обрадовалась я. — Нам все равно идти мимо рынка…

У здания милиции первым делом обнаружился стенд с давно привычной нам всем надписью: «Их разыскивает милиция». Из любопытства посмотрела: шесть фотографий с именами — фамилиями и все… русские. Я дернула Андрея за рукав:

— Посмотри-ка. Сплошные братья-славяне. Почему мы тогда так предубеждены против, извиняюсь за выражение, «лиц кавказской национальности», хотела бы я знать? Их-то милиция, похоже, не разыскивает.

— Вот с этого и начинай интервью, — посоветовал Андрей. — А я подожду тебя в коридоре, молодость вспомню.

Но интервью началось, разумеется, не с этого. Начальник долго и с определенной тоской меня рассматривал, явно подыскивая предлог повесомее, чтобы от беседы увильнуть. Вот ведь как интересно: чем больше человек реально делает, тем меньше у него желания о своей работе распинаться перед журналистами. Теория выведена лично мной и неоднократно проверена на практике. Не верите — попробуйте сами.

— Ну-с, — прервал, наконец молчание мой визави. — И о чем вы собираетесь со мной беседовать?

— О героических буднях милиции, — отрапортовала я. — Про службу, которая и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна… А для начала давайте познакомимся. Меня зовут Наталья.

— Очень приятно. А меня — Федор Владимирович. Где-то я вас, сударыня, видел.

Старомодное обращение «сударыня» звучало в устах Федора Владимировича, мужчины со внешностью дореволюционного профессора, совершенно естественно. Но вот где он мог меня видеть, я понятия не имела. На соответствующем стенде моей фотографии вроде бы пока не появлялось. Я пожала плечами:

— Даже и не знаю. Здесь я в первый раз. Точнее — второй, первый раз приходила прописываться…

— Регистрироваться, — машинально поправил меня Федор Владимирович, продолжая пристально вглядываться в мою персону. Что, если честно, немного нервировало.

— Регистрироваться, — послушно повторила я. — Разницы, правда, никакой, но…

— А как ваша фамилия? — перебил меня вдруг Федор Владимирович.

Начинается!

— Марлинская, — ответила я, приготовившись в душе к неприятностям.

Кое-какие основания у меня для этого имелись. Примерно месяц назад ко мне на квартиру наведались аж два милиционера. И сообщили, что в нашем районе успешно действует банда домушников. Я не успела спросить их, зачем мне эта занимательная информация, как выяснилось, что наводчицей в банде — молодая блондинка, и свидетели четко указали на мой подъезд: мол есть там такая, белобрысая пигалица.

Насчет молодости я промолчала, за меня достаточно красноречиво говорило лицо: сороковник хоть узлом завяжи, двадцатью годами он не обернется. От навязываемой мне роли наводчицы отбрыкалась только с помощью очень кстати вернувшегося домой Андрея, который доходчиво объяснил визитером, что квартирные кражи не входят в число моих хобби. В общем, все обошлось, но осадок, сами понимаете, остался. И вот опять…

— Ну конечно! — радостно воскликнул Федор Владимирович. — Я же вижу — знакомое лицо. Это ваша?

Он достал из ящика стола книгу, в которой я не без изумления опознала собственное произведение, украшенное моей фотографией. Изумление же проистекало из того, что мужчины женские произведения, как правило, не читают. Исключение составляет разве что Александра Маринина, но это лишь подтверждает общее правило.

— Моя, — созналась я. — Вы её что, купили?

Вопрос, конечно, идиотский, но ничего другого мне в данный момент в голову не пришло.

— Конфисковал у одной аферистки, — доброжелательно пояснил Федор Владимирович. — Она её использовала, как тайник. Видите?

Он раскрыл книгу и продемонстрировал мне аккуратно вырезанную середину по размерам соответствовавшую пачке купюр. Причем достаточно толстой пачке. Ну что ж, книгами можно пользоваться по-разному…

— Занятно, — сказала я. — Чего только на свете не бывает. Кстати о фотографиях: почему на вашей, с позволения сказать, доске почета только «лица славянской национальности»? Насколько мне известно, криминал исходит, как правило, от несколько иных лиц. Если верить газетам, конечно.

— В общем-то, да, — протянул Федор Владимирович, — но дело в том, что если преступление совершает русский, вернее, славянин, то ему гораздо легче куда-нибудь от нас сбежать. В Тулу, например. Или ещё в какую-нибудь российскую глубинку, где его ещё найти надо. А те, кого мы называем «лица кавказской национальности», в общем-то привязаны к Москве. Свои бизнесом. Своими деловыми контактами. И в Рязань они убежать не могут: там они ещё больше в глаза бросаться станут.

Резонно. Хотя в российской глубинке сейчас кого только не встретишь. Даже негры попадаются. Хотя, по большому счету это все-таки экзотика.

— То есть слухи о «национальной специфике» сильно преувеличены? — спросила я и с некоторым опозданием, сообразив, что интервью уже началось, включила диктофон.

— В какой-то степени да. Но вообще-то в любой нации есть честные люди и есть преступники, как есть умные им есть дураки. И в нашем городе, кстати, процент преступлений, совершаемый, этими самыми «лицами» не так уж велик. Славяне ничуть не более законопослушны. Я сейчас могу вспомнить, например, прошлогоднее убийство на маленьком рынке. Там они просто не поделили что-то между собой: то ли прибыль, то ли место. Убийцу мы довольно быстро задержали, где-то через три дня, по приметам, и преступление раскрыли…

— Но бытовые-то убийства иногда годами не могут раскрыть, — не без апломба щегольнула я профессиональными знаниями. — В подъездах, лифтах… С заказными убийствами понятно: дело ясное, что дело темное. Но когда убивают обыкновенную тетю Клаву или соседа-алкоголика дядю Васю…

Федор Владимирович помрачнел.

— Что касается ограблений и изнасилований в подъездах, то, как мне кажется, немалую лепту в расцвет этих преступлений внесли архитекторы. Посмотрите, как спланированы новые многоэтажные дома: лифт от квартир отделяет тамбурная дверь, а на лестницу можно убежать практически мгновенно. В домах старого образца, в девятиэтажках наших замечательных, непосредственно к лифту выходит четыре квартиры: каждый шорох слышен. И там значительно меньше чрезвычайных происшествий.

— Я вот иногда читаю хронику в газетах, — подхватила я, — так там сплошь и рядом: потерпевшая шла по улице часа в три ночи. За каким, простите, чертом её понесло на улицу в этот час? На такую прогулку не каждый мужик отважится.