Рут Ренделл - Призрак для Евы Страница 63

— Адам, Ева и Ущипни меня, — произнесла она.

— Что сделать?

— Адам, Ева и Ущипни Меня пошли купаться на реку. Адам и Ева утопли. Кто остался?

— Конечно, Ущипни Меня, — сказала Соновия, и Минти ее ущипнула.

Лаф громко рассмеялся.

— Ты ее поймала, Минти. Признаться, не ожидал от тебя.

— Ладно, я попалась, — согласилась Соновия и покровительственным тоном прибавила: — Только не «утопли», моя дорогая. Так неправильно. Нужно говорить «утонули».

— Джок говорил «утопли». — Минти доела пиццу. — Это он меня научил.

Она задрожала. Мысли о Джоке часто так на нее действовали.

— Ты не замерзла? Здесь очень тепло. Я даже пожалела, что не надела жакет потоньше.

Что бы ни говорила Соновия, но на улице становилось прохладнее. Они прошли мимо паба, потом еще одного, и Лаф спросил, не желают ли они выпить один стаканчик, на дорожку, но Соновия отказалась, заявив, что хорошего понемножку и что они и так доберутся до своих постелей не раньше часа ночи. Поезд метро оказался переполненным, и Лаф предложил дождаться следующего, который должен был прийти через минуту. Они подождали, поезд пришел и оказался почти пустым. Большое количество пассажиров вошли на «Пикадилли»; многие вышли на «Бейкер-стрит», а вошла всего одна старуха. Это была миссис Льюис.

Незанятое сиденье почти напротив Минти предназначалось для стариков и инвалидов. Практически никто не обращал на это внимания, но место оказалось свободным, и миссис Льюис села на него. Она по-прежнему была одета в темно-красные пальто и шляпу. Тетушка не появлялась. Очевидно, приняла близко к сердцу упрек Минти, что она общается с миссис Льюис, которая, будучи матерью Джока, не отдает его долги. Минти в упор смотрела на миссис Льюис, но та не поднимала глаз. Минти аккуратно устроилась на сиденье, чтобы не сесть на нож, и хотя он был завернут сначала в пластиковый пакет, а затем в ткань, она чувствовала его присутствие.

— На что ты так пристально смотришь, моя дорогая? Ты меня пугаешь.

— Она не настоящая, — ответила Минти. — Не волнуйтесь, это всего лишь призрак, но у нее достало наглости преследовать меня даже тут.

Соновия посмотрела на мужа и покачала головой.

Лаф вскинул брови.

— Должно быть, вино, — сказал он. — Минти не привыкла. В той пиццерии довольно большие стаканы.

Миссис Льюис встала и вышла из вагона на станции «Пэддингтон». Минти впервые заметила, что у старухи с собой портплед. Наверное, собирается сесть на поезд до Глостера и вернуться в старый дом, где она жила.

— А в это время есть поезда до Глостера? — спросила Минти Лафа.

— Не думаю. Уже больше половины первого. А почему ты спрашиваешь?

Минти не ответила. Она смотрела, как миссис Льюис выходит из поезда и идет вдоль платформы. Едва волочит ноги — больше шаркает, чем идет. Потом вспомнила, что часть денег, которые занял у нее Джок, предназначались для операции матери — ей должны были заменить тазобедренный сустав.

— Ей так и не сделали операцию, — вслух сказала Минти. — Думаю, она до нее не дожила.

Уилсоны опять переглянулись. Как потом сказал Лаф жене, все пассажиры с беспокойством смотрели на Минти. В метро люди привыкли ничему не удивляться — однажды он сам видел, как парень гонял окурки по полу, — но у вид Минти был явно безумный: лицо белое, как мел, волосы дыбом. Кроме того, все видели, что она разговаривает сама с собой. Они вышли на «Кенсал-Грин» и пошли домой пешком; оттуда недалеко. На улицах никого не было, кроме компаний молодых людей, белых, черных и азиатов, лет около двадцати, и все они внушали опасение.

Соновия взяла Лафа под руку.

— Без тебя мне было бы неуютно, милый.

— Не бойтесь. — Лаф был польщен. — Они не станут со мной связываться.

На углу их улицы располагалась скамейка, а позади нее — что-то вроде клумбы. Цветам здесь приходилось соперничать с пивными банками, бумажными обертками от жареной рыбы с картофелем и окурками, причем мусор явно побеждал. Миссис Льюис не уехала домой в Глостер. Она сидела на скамейке, а рядом с ней стоял открытый портплед. Лаф и Соновия, вероятно, подумали, что это просто бездомная старуха, которая иногда проводит здесь ночь, Минти не обманешь. За десять минут, прошедших после того, как миссис Льюис вышла из метро на станции «Пэддингтон», она переоделась в черное пальто и платок и каким-то образом попала сюда. Но призраки умеют все: проходить сквозь стены и полы, перемещаться на большие расстояния со скоростью света. Теперь она здесь, но прежде чем Минти успеет дойти до дома, миссис Льюис опередит ее и будет ждать там.

На улице больше никого не было. Банды парней жались к Харроу-роуд. Соновия и Лаф попрощались, пожелав спокойной ночи. Минти была до такой степени поглощена мыслями о миссис Льюис, что забыла о вежливости и обо всем, чему ее учила Тетушка, — не поблагодарила за приглашение на спектакль, и все такое. И даже не попрощалась.

Войдя в дом, Соновия сказала мужу:

— Никогда не видела ее такой странной. Разговаривает сама с собой и видит то, чего нет. Как ты думаешь, мы должны что-нибудь делать?

— А что мы можем? Вызвать санитаров?

— Не говори глупостей, Лаф. Это не смешно.

— Просто она выпила слишком много вина, Сонн. Алкоголь может вызывать галлюцинации. Не веришь мне, спроси у Дэна.

Миссис Льюис ее не ждала. Минти обыскала весь дом. Матери Джока нигде не было — и Тетушки тоже. Должно быть, старуха все еще сидит на скамейке, роется в своем портпледе, что-то замышляет и радуется тому, что умерла раньше, чем отдала деньги.

Минти знала, как поступить. Она проверила, на месте ли нож, открыла парадную дверь, потом беззвучно закрыла за собой. Улица была пустой и тихой. Фонари не горели. Только в квартире напротив в одном из окон что-то мерцало, как пламя свечи. Похоже, Уилсоны сразу легли спать, потому что окно их спальни на втором этаже было темным. Минти дошла до угла, вдруг исполнившись уверенности, что миссис Льюис исчезла и скамейка пуста.

Но старуха оказалась на месте. Она решила здесь переночевать, и Минти никак не могла понять, почему. Вместо подушки миссис Льюис положила под голову потрепанный портплед. Зачем призраку портплед? Цветы за скамейкой закрылись на ночь; их листья слегка поблескивали среди смятых картонок, полиэтиленовых пакетов и сигаретных пачек. Миссис Льюис уже никогда не отдаст деньги — их не вернуть. Минти вытащила нож из импровизированных ножен, и ею вдруг овладел праведный гнев. Она докажет Тетушке, что не шутит, и научит ее в следующий раз быть осторожной.

На улице было тихо. Миссис Льюис не издала ни звука. Не будь она призраком, Минти подумала бы, что сердце старухи остановилось в ту секунду, когда к ней прикоснулось острие ножа.

Глава 27

Джимс сбежал из Фредингтон-Крус на машине, преследуемый репортерами и фотографами, которые не отставали от него несколько сот ярдов, пока он ехал по подъездной дорожке. Леонардо пусть сам о себе позаботится. Они поссорились.

Прошло полчаса, прежде чем Джимс понял, почему у дома собрались репортеры и фотографы. За это время он успел выругать Леонардо, додумавшегося до такой глупости, как включить свет, принял душ, побрился, оделся и собрался с духом, готовясь выйти из дома и предстать перед прессой. Хотя с этим можно подождать — сначала лучше выглянуть в окно. Глаза и объективы фотоаппаратов были направлены на входную дверь, и Джимс мог какое-то время незаметно наблюдать за журналистами. «Хищники, — подумал он. — Стервятники. — Потом добавил старомодный эпитет, результат классического образования: — Гарпии».

Затем все журналисты разом повернулись к воротам — миссис Уинси закрыла их за собой и пошла по дорожке к дому. Репортеры мгновенно окружили ее, но Джимс успел заметить газету в ее руке; с такого расстояния ему удалось прочесть одно единственное слово большого заголовка: «ПАРЛАМЕНТ». И поскольку он просил ее не приходить этим утром, то предположение, что причиной ее прихода стали газета и любопытство, выглядело вполне логичным. Джимс видел, что миссис Уинси не прочь поговорить с журналистами, и если они не бросились фотографировать ее, то вовсе не потому, что она не изъявляла желания позировать. Что она говорит? И вообще, в чем дело? Ждать ему оставалось недолго.

Миссис Уинси вошла в дом — одна — через парадную дверь. Джимс встретил ее в холле и оказался примерно в такой же ситуации, как Зилла с Морин Пикок. Миссис Уинси показала ему первую страницу газеты, держа ее обеими руками, и заявила, что никогда в жизни не испытывала подобного отвращения. В первый раз за все время она не назвала его «сэр» или «мистер Мэлком-Смит». Впору было повторить слова Клеопатры, лишившейся власти: «Без дальних слов?»[50] Но Джимс молчал, снова и снова перечитывая заголовок: ГЕЙ В ПАРЛАМЕНТЕ: ДВЕ СВАДЬБЫ И ОДНИ ПОХОРОНЫ.