Инна Бачинская - Японский парфюмер Страница 7

Они дружили домами — собирались на праздники, иногда выбирались на природу или в театр. Но их отношениям недоставало тепла, они не были нужны друг другу… Он так и не простил Володю Галкина, понимая в то же время, что тот ни в чем не виноват. А сестры могли видеться и без мужчин.

Он иногда спрашивал себя: неужели Володька не знал о них с Алиной? Неужели не помнил их вместе? Неужели его не интересовало, почему они расстались? Он понял, что ничего не прошло, что он по-прежнему любит Алину, теперь вдвойне недосягаемую и вдвойне желанную. Он любил ее и ненавидел — за жесткость, неумение прощать, беспощадность. Из-за его дурацкого мальчишеского поступка она погубила две жизни — свою и его. Да, да, и свою тоже!

Они оба это понимали. Иногда их взгляды встречались, огонь вспыхивал в ее глазах, и, словно одержимая дьяволом, она начинала дерзить ему, издеваться над его работой, деньгами, называя мафиози. Он резко отвечал ей, и они, не стесняясь тех двоих, что сидели молча (что они чувствовали при этом?), начинали скандалить, не выбирая выражений, ненавидя и желая друг друга. «Живодер!» — однажды крикнула она злобно. Он схватил ее за плечи, больно сжал. Они смотрели друг другу в глаза, стоя в полутемном коридоре, а те, двое других, болтали о чем-то в гостиной. Живодер! Жалкое, спившееся существо, вымещающее свои жизненные неудачи на бессловесных тварях. Ах ты, дрянь! Ненавижу! Он притянул ее к себе, впился губами в дерзкий и желанный рот. Она ответила…

Ситников так глубоко ушел в свои воспоминания, что, похоже, забыл обо мне. Лицо его напоминало гротескную маску — запрокинутая на спинку дивана голова, нахмуренные брови, сжатый в тонкую полоску рот, задранный кверху упрямый подбородок. И кулаки на коленях. Я сидела тихо, как мышь под веником. Я уже жалела, что пришла. Дурацкая затея! А этот Ситников… тот еще персонаж! Жесткий, неприветливый, грубиян! У его жены, красивой, молодой, было все, о чем только может мечтать любая женщина — прекрасный дом, спокойная размеренная жизнь, деньги. И она тем не менее смертельно напуганная обратилась ко мне за помощью. Значит, не было главного…

Мелодичная трель звонка заставила нас вздрогнуть.

— Какого черта! — проворчал сквозь зубы Ситников. С силой провел по лицу ладонями и поднялся с дивана. Помедлив, направился в прихожую. Мне показалось, он раздумывал, впустить ли нового гостя.

— Картина Репина «Не ждали»! — раздался из прихожей радостный сочный бас. Затем — грохот опрокинутой вазы, топанье, шлепки. — А это я, старинный друг Добродеев, собственной персоной. Решил заглянуть, проверить, как ты, старик. Запросто! Без звонка, без галстука, так сказать! Как не позвоню, отвечают: «Хозяин уехамши». Дай, думаю, зайду, повидаю друга Сашку! А вдруг ты дома? И оказался, как всегда, прав. Как ты, старик?

— Нормально, — неохотно отозвался Ситников. — Проходи, Алеша.

— Э, да тут дама! — вскричал тот, кого назвали Алешей. Он рванулся ко мне, схватил мою руку и смачно поцеловал. Щелкнул каблуками, склонил голову и упер жирный подбородок в не менее жирную грудь: — Алексей Добродеев!

Был это большой, толстый, очень подвижный человек с любопытными глазами, небрежно и дорого одетый, и от него изрядно попахивало спиртным.

— Екатерина Берест.

— Екатерина! Катюша! Вы позволите мне называть вас Катюшей? Рад, рад! Как это мы раньше не пересеклись? — Он плюхнулся на затрещавший диван рядом со мной, схватил ситниковский стакан и залпом выпил. Пошарил глазами по столу, крякнул, пробормотав: — Ох уж эти бедные богатые, поправиться есть, а закусить — извините!

Взял мои руки в свои большие, мягкие и горячие ладони и сказал, заглядывая мне в глаза:

— Ну, Сашка, ну, негодяй, и что они только в тебе находят? Кто вы, прелестное дитя?

Голос у него был бархатный, выражение лица самое благодушное, но внимательный острый взгляд диссонансом. Его колено уперлось в мое, и я отодвинулась.

— Прелестное дитя — владелица «Королевской охоты», — буркнул Ситников.

— Что такое «Королевская охота»? Кафе? Элитный клуб?

— Неужто не знаешь? Ты же у нас завсегда в курсе! Это детективное бюро.

— Ты нанял детектива? — В голосе Добродеева проскользнули недоверчивые нотки.

— А то! — хмыкнул Ситников.

— Но ведь… ведется следствие, при чем тут частная контора? Или ты хочешь сам…

— О чем ты? Какое следствие?

— Ну, как о чем… — Добродеев слегка смутился. — В связи с… — он замялся, — с Еленой.

— При чем здесь Елена?

Добродеев, похоже, растерялся. Побагровев, он переводил недоуменный взгляд с Ситникова на меня.

— Я не детектив, — вмешалась я. — «Королевская охота» — это охранное агентство, и я здесь потому, что…

Закончить я не успела, так как Ситников, потянувшись за салфеткой, опрокинул мой бокал. Я ахнула. Добродеев проворно отодвинулся.

— Черт! — буркнул Ситников, промокая салфеткой разлитое вино.

Некоторое время мы сидели молча, наблюдая, как мягкая ткань неторопливо впитывает красную жидкость.

— Охрана? — опомнился Добродеев. — Зачем тебе охрана? Ты думаешь, что тебе что-то угрожает?

— Всем нам что-то угрожает, — ответил философски Ситников. — Я слышал, Рубова ограбили и чуть не убили в собственном подъезде.

— Рубова? — оживился гость. — Не слышал! Когда? И много взяли? Ужас какой! Из дома выйти нельзя! А вы меня, ребята, не дурачите? Прекрасная дама — начальник охраны! Или начальница? Как вы сказали? «Королевская охота»? Что-то знакомое, вроде роман такой был, вспомнил — «Королевская рать». Такая красавица! — затараторил Добродеев — похоже, пришел в себя. — И я узнаю об этом последним? Я должен написать о вас! Непременно! Екатерина-амазонка!

— Господин Добродеев — журналист, пописывает в различные печатные органы, от красных до коричневых, включая зеленые и синие…

— Синие?

— Ну да, дамские журналы.

— Почему — «синие»? — спросила я.

— Издевается, «синие чулки» имеет в виду, — фыркнул Добродеев. — Ну и что? Истинный писатель вне политики! — Он уселся поудобнее, и было видно, что уйдет он не скоро. — Хорошо сидим. А по маленькой? За прекрасных дам!

— Есть водка, — сказал Ситников. — И все.

— А нам ничего больше и не надо! — обрадовался Добродеев. — Омни-а а ме-а-а мекум порто-о-о! [3] — пропел он низким, не без приятности батюшкиным басом. Он легко вскочил с дивана и побежал в прихожую. Вернулся через минуту с необъятным кожаным портфелем, откуда тут же принялся вытаскивать и метать на стол свертки и сверточки. По комнате поплыл запах копченого мяса. — Саша, давай тарелки!

Ситников распахнул дверцы серванта…

— Классный закусон! — приговаривал Добродеев, разворачивая еду. — А мы вот попросим прекрасную охотницу поухаживать за двумя голодными мужиками, ммм, как? — Он с улыбкой заглядывал мне в глаза.

Я принялась раскладывать мясо в тарелки, они внимательно наблюдали. Мне показалось, у меня дрожат руки. Часы где-то в глубине квартиры принялись плоско отбивать время. На шестом ударе я сбилась. Должно быть, одиннадцать! Или полночь. Ну и что? Меня ведь никто нигде не ждет…

Добродеев был в ударе. Самые невероятные истории, героем которых выступал он сам, сыпались как из рога изобилия. Мы молча внимали. Он размахивал руками, таращил глаза, делал драматические паузы. Говорил он о себе в третьем лице, называя по фамилии, и казалось, речь идет о каком-то незнакомом ловком парне по имени Алексей Добродеев. Действие происходило в разных странах, упоминались известные имена. Сюжет был довольно однообразен: Добродеев и Кто-то Ужасно Знаменитый. Добродеев сказал (сделал, написал) что-то необыкновенно замечательное, Кто-то Ужасно Знаменитый был потрясен!

— На Багамах, в апреле, я, кажется, еще не успел тебе, старик, рассказать, мы поселились в одну гостиницу со штатовской Олимпийской по плаванию. У тренера челюсть отвисла, когда Добродеев рванул по их дорожке!

— Воображаю, какой втык получила охрана, — скучно заметил Ситников.

— При чем тут охрана! Ты не представляешь себе, старик, какое время показал Алексей Добродеев! — Он с улыбкой смотрел на нас, ожидая аплодисментов.

— Алеша, я все равно в этом не разбираюсь. Вы знаете, — обратился он ко мне, — Алеша замечательно плавает, замечательно играет в теннис, бегает утром и вечером, ездит на велосипеде и катается на роликах.

Я взглянула на толстого Добродеева.

— Добродеев не толст! — сказал журналист гордо, перехватив мой взгляд. — Добродеев мускулист. Вот так-то, малыш!

— Да, кстати, ты знаешь, старик, на последнем приеме у мэра Мезенцев буквально умыкнул меня, несмотря на протесты Марика, с которым мы еще кое-куда собирались, и затащил к себе. Мы просидели у него до трех утра. Он начинает новый бизнес-проект и ищет надежного мужика на место генерального директора. Добродеев ему сразу сказал: ни за какие коврижки, нет, нет и нет! Добродеев — свободный художник! Кресло предпринимателя не для него.