Марина Серова - Моя очередь развлекаться Страница 7

Да, я верю, что Татьяна искренне полюбила меня — уж я старался вовсю, чтобы это произошло. Но я при этом уверен, что, случись со мной аналогичное и лежи я сейчас где-нибудь неподалеку от Леши, она бы через полтора-два месяца так же неистово отдавалась всеми возможными способами очередному «навсегда любимому». Как это сделала Ольга, наплевав на «любимого Димку», который в это время ползал в дерьме под пулями… Тварь и шлюха! И та, которая, сбросив одеяло, раскинулась сейчас во всей своей прелести на моем диване… — нет, я не Христос, прощающий предавшим трижды, «прежде чем пропоет петух».

…Выкурил еще одну сигарету и решил: две недели и операцию заканчиваю. Иначе я не выдержу и всерьез полюблю эту женщину — тогда пиши пропало. Да, этой ночью Командор не явился — ау! — и его донна Анна извивалась под Доном Жуаном, крича от наслаждения. Но он точно явится в той или иной форме (ночные кошмары замучают), если, смешно представить, Жуан женится на Анне и станет мыть посуду после обеда…

… На обратном пути Татьяна весело щебетала и выглядела великолепно, правда, мне не очень понравился проснувшийся у нее интерес к моим делам. Раньше ее как-то не интересовало ничего, кроме моей личности, — она присматривалась, оценивала… А вот теперь, видимо, решив, что нам суждены долгие серьезные отношения (о, великая роль постели!), стала выяснять мои перспективы в работе — я для нее являлся коммерческим директором фирмы, торгующей компьютерами, и, естественно, мои семейные и прочие дела. Я отделался общей и давно сочиненной легендой. Татьяна перевела разговор на свой день рождения тридцатого сентября и сказала, что в этот удобный момент она познакомит меня со своим любимым папочкой (вот еще не хватало!).

Мы расстались после долгих поцелуев и тисканья в машине.

— Звони, звони, любимый. — И она выскочила на тротуар. Итак, осталось самое трудное — закончить это дело так, как было задумано.

20 сентября. Возможно, я зря доверяю видеокамере, но при сложившемся порядке вещей мне необходимо хоть с кем-то (чем-то) общаться — быть этаким одиноким волком достаточно нелегко. Потом все сожгу, не хватало, конечно, только улики какие-то оставлять. С Командором-Лешей все получилось так удачно, что я абсолютно не чувствую никаких угрызений совести. Ведь убийца, по-моему, это тот, кто непосредственно убивает, какой-нибудь Раскольников, кроящий череп старушки топором (из соображений идеи — в некотором смысле я его последователь), или Чикатило, терзающий внутренности жертв. А я всего лишь, чуть не надорвавшись, правда пользуясь аквалангом (оригинально!), перетащил по дну несколько камней. Как удачно (для меня) прыгнул этот чемпион! Разумеется, я этого не видел, поскольку был уверен в успехе — он, как робот, всю неделю прыгал в одно и то же место. У меня стопроцентое алиби — был в это время с проститутками, на самый крайний случай шлюхи все подтвердят. Так что в отношении ментов можно быть спокойным.

А Танечка хороша. Втрескалась в меня по уши. Про Леху своего — ни слова, будто его и не было. Интересно, когда говорят про «верность до гроба» — чей гроб имеют в виду: свой или возлюбленного? За эти десять дней она меня выжала, как лимон. Свидания каждый день, и, ни к себе, ни к ней я заявляться не желаю — все наши изнурительные любовные сражения проходили либо на даче, либо, когда она уж не могла терпеть, прямо в машине или на подстилке в лесу.

Три дня назад она решилась отправиться на свою дачу. Я по достоинству оценил это солидное сооружение, за которое покойный отвалил не меньше сотни тысяч баксов. Неплохие денежки, и, хотя я ни в чем не нуждаюсь, они мне пригодятся… Если все получится.

Сегодня я, как бы между прочим, запустил Татьяне «мульку», что у меня кое-какие напряги на работе, мол, всякая шелупонь взялась «наезжать», но не беспокойся, милая, разберусь. И тоже, между прочим, предупредил: «Даже если со мной что-то случится (она вздрогнула и в глазах появился ужас) — да ты, Тань, не бойся, убивать меня не за что и невыгодно, — ни в коем случае не связывайся с ментами, этим ты мне сделаешь только хуже». Похоже, я даже перестарался, в ней проснулись такие страхи (как же, потерять за полгода второго уже почти жениха — она явно начала двигаться по проторенной дорожке в загс), что я едва успокоил ее великолепным ужином в «Европе» и солидной дозой шампанского.

Да, я точно из тех мужиков, которым важно добиться обладания (полного и окончательного) женщиной, и вскоре она становится скучной и назойливой обузой. Тем более что в душе я считал Татьяну подлой шлюхой, которая забавляется с другим в еще не остывшей постели предыдущего (покойного, правда) клиента. Только вот деньги ее не интересовали — их она, видимо, считала естественным дополнением к брачным отношениям, которые у нас должны обязательно наступить. В общем, по нашей совдеповской морали — «порядочная женщина». Ладно, еще будет видно, как быстро она утешится после меня.

27 сентября. Все готово — через три дня я зван на празднование дня рождения. Но — нет, с ее знаменитым папочкой я знакомиться не намерен. У меня на этот день другие планы. Пока что я занимаюсь продажей своего бунгало — единственного реального места, где впоследствии Татьяна могла бы меня найти. О квартире она знала только, что та находится в районе Ильичевской площади. Все. Да я, честно говоря, практически уверен, что искать меня, привлекать к этому делу ментов она не будет: во-первых, удар для нее станет слишком сильным, во-вторых, она достаточно наивна в житейском плане, детективов не читала и с трудом будет представлять, как ей ориентироваться в сложившейся ситуации. И папочке она не посмеет ничего сказать: это страшный позор, это нечто такое, что не уложится в его профессорской башке и даже может привести к инфаркту. Папу она пожалеет, да и себя тоже, поэтому сделает все как надо и станет переживать горе молча, запершись в спальне. А ее близкие и друзья решат, что это очередной приступ тоски после несчастья с Алексеем.

Итак, она получит это письмо, которое готово и лежит передо мной на столе. Достаточно стандартный для таких случаев текст, но, если принять его близко к сердцу (а так оно и будет, я не сомневаюсь), пройдет мороз по коже. Разыграется воображение, подстегиваемое сценами из фильмов, где гнусные бандиты изощренно пытают заложников. Уж этого-то «добра» она, как и любой современный россиянин, насмотрелась вдоволь и верит подобному безоговорочно.

В письме (выведенном на принтере) ей будет убедительно доказано, что спасение ее любимого Дмитрия, задолжавшего «солидным людям» 110 тысяч долларов, находится исключительно в ее руках. Что за такие суммы, если их не возвращают, убивают долго и мучительно. Что все менты и РУОПы здесь бессильны… Ну и так далее. В письме намекается на имеющуюся у нее недвижимость (она тут же подумает о той нелюбимой даче!) и подробно описывается механизм передачи денег. Несложный, но надежный. Для пущей убедительности в конце письма моей рукой сделана приписка: «Любимая, все уладится, они меня отпустят. Деньги тебе обязательно верну. Главное — не обращайся к ментам, „братки“ этого не простят ни мне, ни тебе. Будь умницей, сделай все, как просят, и мы скоро встретимся. Твой Димка».

Письмо она получит заказным — утром тридцать первого, после того, как я не приеду на ее праздник и она проведет бессонную ночь. Все рассчитано правильно. Только бы в панике не наделала глупостей.

1 октября. Второй день аккуратно слежу за Татьяной. Она, бледная и явно взволнованная, носится как угорелая по фирмам, которые специализируются на недвижимости. Молодец, действует как надо. Интересно, где она возьмет недостающие 20–25 тысяч «зеленых», поскольку за дачку в срочном порядке больше 85–90 штук баксов вряд ли дадут. А ведь и вправду — любящая женщина готова «горы свернуть». Другой вопрос, куда денется ее «настоящая великая любовь», когда последует второе письмо? Но как доверчива эта девушка! Ведь по большому счету все шито белыми нитками, и мужик на ее месте вел бы себя куда умнее.

Ей осталось семь дней, потом — передача денег, и она получает второе письмо.

9 октября. Похоже, Татьяна укладывается в срок. Вчера с «дипломатом» в руках она пошла в фирму, представителей которой возила осматривать дачку. Обратно ее довезли до дома — предосторожность явно не излишняя. Контактов с нашими доблестными правоохранительными органами я не засек. Это успокаивает, и, думаю, передача денег завтра пройдет нормально.

10 октября (вечер). В этом «дипломате» лежала сотня тысяч долларов и ее наивная слезная записка о том, чтобы меня отпустили, а десять тысяч мы, мол, соберем и тут же отдадим. Дурища, а если бы меня и в натуре похитили «братки» — они таких шуток не понимают.

Завтра почтальон принесет ей второе заказное письмо, на этот раз полностью написанное моей рукой. Сначала я хотел все расписать подробно, шокировать, унизить, морально растоптать ее. Но по здравом рассуждении решил не давать ей в руки подобное документальное свидетельство. Вдруг она от отчаяния и злости пойдет в органы, закрутится машина — страшно представить. Или письмецо попадет кому не надо… Нет, чтобы отрезать от своей жизни этот острый эпизод, я придумал для Татьяны вполне убедительную версию моего окончательного исчезновения. Звучит она так: