Марина Серова - Сыворотка правды Страница 7

— Он на них уезжает. Одна — для себя, и одна — для поклажи.

Я вдруг подумала, что, по большому счету, этот «приют разбойника» пришел в запустение: шесть прекрасных, крытых решетками ям для рабов, а использовалась при мне только одна — для Фаруха; огромная конюшня, а стоит пустой!

Фарух показал мне, где лежит бревно для подпирания двери, и я пришла к выводу, что это то, что надо.

— Сиди здесь! — приказала я Фаруху. — Дернешься — пристрелю!

Он вжал голову в плечи, и сразу стало понятно: этот «человек разумный» — битый, и хорошо битый! Я уже пожалела, что вытащила его.

Когда я прошла на женскую половину, старуха уже поднялась и, стоя в дверях, внимательно осматривала двор.

— Поднимай девчонок и всех сюда! — приказала я, указав рукой прямо перед собой, и передернула затвор.

Женщина оцепенела. Русского языка она не знала, но металлический звук затвора подействовал лучше любого переводчика. Она сразу поняла, что попала в беду.

— Быстро! — с угрозой повторила я.

Из-за циновки выглянула самая младшая, но бабка запихнула ее рукой обратно.

— Не дури! — с угрозой предупредила я.

Мы стояли напротив друг друга, глаза в глаза. Бабка не сдавалась.

Сзади нее в комнате раздалось шевеление, и вскоре во двор выглянула еще одна девушка. Старуха попыталась запихнуть обратно и ее, но я подошла и сорвала циновку.

— Выходи! — крикнула я и еще раз передернула затвор.

Патрон выскочил из автомата впустую, но я знала, что психологическое воздействие от этого не уменьшилось, а стрелять я все равно не собиралась.

Услышав знакомый звук, девчонки одна за другой выскочили во двор, сбились в кучу и заскулили.

— Спокойно! Вперед! — Я указала стволом на дверь, и старуха, первой сообразив, что произошла очередная таджикская революция, засеменила туда, куда указывал некогда порабощенный, а теперь победивший «класс».

— Не растягиваться! — прикрикнула я на отстающих.

Девчонки взвизгнули и быстро сократили дистанцию. Я видела, что старуха не потеряла головы и постоянно оглядывается в поисках мужчин. Но никого, естественно, не находит. Я подогнала женщин к сараю и указала на дверь. Старуха поняла, гневно сверкнула напоследок глазами и зашла первой. Дочери последовали за ней.

— Готово! — сказала я, подперев дверь бревном. — Фарух!

— Я здесь, — быстро откликнулся «соплеменник».

— Где здесь нормальная еда?

Через две минуты Фарух вытаскивал из кладовки аргентинскую тушенку, финские рыбные консервы, галеты и даже нашел настоящую российскую сгущенку! А еще через три минуты найденным в той же кладовке ломом долбил слежавшуюся от времени до каменного состояния саманную стену таинственной «комнаты за железной дверью».

Я бы не стала ее ковырять, но, посветив жирником и разглядев замок на дверях, присвистнула… За таким замком хранят только очень нужные вещи. Что-нибудь отсюда мне могло и пригодиться.

Я стояла рядом и, доставая галетой из консервной банки кусочки палтуса, руководила: — Попробуй здесь… нет, не то! А если здесь?.. Тоже не то! А тут? О, есть! Это шов; вот шов и ковыряй!

Фарух послушно долбил стену, и я подумала, что рабство — это больше чем просто отдать себя за пайку. Фарух даже не попросил меня поделиться с ним, он не попросил даже простой галеты! Хотя я не думала, что в яме его кормили хорошо. Парня шатало от истощения, но я приказала — и он долбил.

Когда я насытилась, Фарух уже пробил сквозную дыру. Я открыла еще одну банку с палтусом, сунула ему в руки, приказала есть, а сама взяла в руки лом. Теперь оставалось один за другим выковырнуть несколько саманных блоков, чтобы дыра стала достаточной для проникновения внутрь.

Минут через сорок мы, время от времени сменяя друг друга, выбили из стены аж восемь блоков. Я послала Фаруха вперед и проползла следом сама.

Это было невероятно! Свет жирника осветил оружейную пирамиду с самыми разными «стволами», огромный сейф, два стеклянных шкафа с медикаментами и даже… компьютер! Я поискала глазами, обнаружила в углу несколько огромных аккумуляторов, и через десяток минут комнату залил яркий электрический свет.

Теперь я могла рассмотреть найденные сокровища детальнее. Ого! В углу стояла прекрасная британская радиостанция — я такую видела только на картинках. В нее было встроено все, что только можно было пожелать! Шифратор, способный десятками способов зашифровать самый короткий текст. Электронный регулятор скорости, позволяющий сжать в сотни раз и в доли секунды передать любое, самое длинное сообщение. Сюда можно было вставить все: от дискеты до кассеты, и даже лазерный диск! «Похоже, мы с тобой коллеги, Хафиз!» — покачала я головой.

— Слышь, Фарух, я там видела копченую мойву; принеси-ка сюда, — потребовала я.

Что тут у нас еще? О! На специальном столике я обнаружила целую коллекцию превосходно исполненных пыточных инструментов и альбом. Я заглянула внутрь. Здесь были женщины и мужчины, старики и подростки, русские и таджики с искаженными болью лицами, отделенными частями тела, обожженные и изуродованные…

— А каких мы из себя идейных строили! — Я цокнула языком — видно было, что фотографии исполнены с тщанием и каким-то эстетским любованием.

— Я принес, вот мойва, — прохрипел, проползая в лаз, Фарух.

— Съешь сам, я больше не хочу.

Я продолжила осмотр. С медикаментами было еще интереснее: мощные обезболивающие, тонизирующие, фенамин, амфетамины, скополамин, масса барбитуратов. «Э-э, — подумала я. — Да здесь целый отдел контрразведки можно на три года вперед обеспечить!»

И вот тут некая шальная мысль пронеслась в моей голове, но я ее пока отставила.

В углу стояла переносная химическая лаборатория. Я вгляделась в этикетки — в основном «пробники» для определения качества героина и опия… Рядом — ящик пластида, связка китайских детонаторов, огромная коробка еще советских «ДВУ-6» — дистанционных взрывающих устройств… Я задумалась. Достать такое, минуя ФСБ, в принципе невозможно; похоже, Хафиз — из бывших «наших». Отсюда — и знание языка, поняла я. Отсюда — и все эти разговоры о «предательстве». Вот только кто кого предал? То, что громче всех обвиняет виновный, я уже знала; слава богу, не маленькая…

Фарух уже прикончил мойву и теперь смирно сидел на корточках у стены.

— Слышь, Фарух, — поинтересовалась я. — Часто у Хафиза гости бывают?

— Какие гости?

— Ну, приезжает к нему кто-нибудь? Из больших людей?

— Раз в месяц вертолет прилетает…

— Какой вертолет?

— Наш, российский, военный «грузовик».

Я улыбнулась: первый раз Фарух сказал — «наш, российский». Это меня искренне порадовало.

— И кто гостит?

— Хаджи Муса, — с уважением в голосе произнес Фарух, и я мысленно чертыхнулась: все-таки этот парень был неисправим.

— А ключ от сейфа где может быть? — поинтересовалась я.

Сейф можно было вскрыть и пластидом, но в закрытом помещении даже простенький детонатор жахнет так, что ни от компьютера, ни от стеклянных ампул с барбитуратами ничего не останется. Меня это не устраивало.

— У хозяина… где же еще, — с пиететом произнес Фарух.

— Ладно, — приняла я решение и подошла к стене, отделяющей комнату от двора. — Долби вот здесь! Чтобы сейф через дыру можно было на улицу вывалить. Понял? — И села за компьютер.

Включив его, дождалась, пока на мониторе не появилось окошко, и начала просматривать содержимое «папок».

В основном это была банковская информация: где какая сумма и в каком банке какой страны. Программа услужливо выдавала, где какой процент уже набежал, и я поняла, что именно это и согревало усталую тонкую душу работорговца и владельца десятков банковских счетов Хафиза Абдул Али. Потом я достала из бюстгальтера дискету, осмотрела ее и осталась довольна. Носитель информации все испытания выдержал с честью. Я вставила дискету Аладдина и попробовала открыть.

Получилось сразу, информация даже не была закодирована. Я покачала головой… Это говорило о многом, и в первую очередь о том, что Аладдин не хотел, чтобы об этой информации знало только и исключительно его начальство… Не доверял, что ли?

Я вчиталась и ощутила, как зашевелились волосы у меня на голове. К переброске из Афганистана в Россию готовилась партия героина объемом в тридцать пять тонн! На дискете были обозначены предполагаемые места складирования. Я вспомнила толстого милиционера, ребят из спецназа, помогавших взять Аладдина, и поняла: все нормально; за такие деньги можно купить почти всех — если не спецназовца, так его начальника, если не начальника, то его младшего офицера…

Деньги, как вода, не только уходят, но и проникают легко и свободно повсюду. А на дискете упоминалась партия, стоившая здесь, у границы, миллиона три-четыре, а в Москве — и все шестьдесят миллионов долларов! Теперь мне стало ясно, почему Аладдин — или как там его на самом деле звать — передал дискету в мои руки, почему он был так уверен, что его найдут везде. Мне стало ясно все!