Марина Серова - Сыворотка правды Страница 8

«Ну, ты и вляпалась, Юленька! — сказала я себе. — Я тебя поздравляю!» Теперь я не имела права даже на мельчайшую ошибку. Чуть-чуть я просчитайся, и все мои вколоченные инструкторами диверсионные навыки уже не помогут.

— Слышь, готово, — произнес из своего угла Фарух.

Я посмотрела в его сторону. В стене, сбоку от сейфа, зияла огромная дыра, и оттуда уже проникал внутрь слабый свет предрассветного неба. Я подошла к сейфу, попробовала подсунуть под него лом, но глиняный пол крошился, выворачивался, и сейф стоял как ни в чем не бывало. Здесь нужно было делать подкоп под сам сейф — даже для того, чтобы просто наклонить его.

Я сунула лом Фаруху, объяснила, что надо делать, и подумала, что рабство — это очень удобная штука: сказал — исполнят, что бы там ни декларировали «права человека». Почти как в армии!..

Через полчаса сейф накренился в сторону пробитой в стене дыры, и мы совместными усилиями уронили его на бок. Теперь верхняя часть сейфа — там, где находилось запорное устройство — глядела на улицу. Я взяла упаковочку пластида, один «ДВУ», долго прикидывала, где его расположить, и, когда солнце поднялось, мы отошли за угол, и я нажала кнопку.

Раздался мощный хлопок, и кровля навеса приподнялась, выпучилась вверх, как огромный пузырь, и посыпалась вниз обломками гнилых жердей и обрывками рубероида.

— Откапывай! — кивнула я Фаруху и пошла глянуть, как себя чувствуют мои пленные.

В яме происходило какое-то шевеление. Я вгляделась и поняла: они все развязаны. Видимо, у кого-то из них оказался нож, и парни совместными усилиями освободились от пут. Во второй яме было то же самое.

— Фарух! — позвала я. — Подойди-ка сюда.

Фарух подошел.

— Переводи.

Я посмотрела вниз и с чувством произнесла:

— Я не люблю шума. Если кто-то попытается кричать, я опущу ствол вниз и нажму курок. В кого попаду — не знаю, но в том, что я это сделаю, можете не сомневаться!

Фарух начал переводить, и я подумала, что в нем определенно пропадает талант: он передал каждый мой жест и каждую интонацию. Теперь я могла заниматься своими делами. Даже если кто-то захочет шумнуть, его остановят другие — никто ведь не знает, в кого я попаду, — а вдруг в «тихоню»?.. На тихонь я и рассчитывала. Разделяй и властвуй!

— И этим, во второй яме, переведи, — распорядилась я. — Как там сейф?

— Открыт, — отчитался Фарух и начал повторять уже сказанное сидящим во второй яме охранникам.

Я подошла к сейфу. Карты — так, обозначения на фарси… дискеты, деньги… много денег. Сколько же здесь? Весь нижний отсек сейфа был набит пачками долларов. «Миллиона четыре», — прикинула я.

Я вытащила и перенесла внутрь комнаты дискеты и документы и села их просматривать. Кое-что я понимала, но без помощи сведущего в фарси человека мне было не справиться.

— Фарух, ты на фарси читаешь?

— Нет, — отозвался «соплеменник».

— А эти — в яме? Спроси их.

— Ладно.

Через минуту Фарух вернулся.

— Не могут… На русском немного могут.

— Вот он, звериный оскал феодализма, — покачала я головой. — Держи народ в темноте и используй как хочешь. Золотое правило…

Часа четыре я изучала карты, дискеты и документы. Часть изображенных на картах объектов находились на территории Афганистана, часть — на таджикской. Что именно это было, мне еще предстояло выяснить.

— Фарух, — позвала я. — Накорми пленников.

— А можно? — нервно поинтересовался Фарух.

— Раз я сказала — можно! — отрезала я. — Ладно, пойдем вместе…

Мы затарились упаковками копченой рыбы, мясными деликатесами в хрустящих сияющих упаковках, галетами, напитками и подошли к ямам.

— Открывай! — скомандовала я и начала аккуратно, по одной упаковке сбрасывать еду вниз.

Пленники упаковки ловили, но есть не спешили.

— Фарух, скажи им, что, если не будут есть, назад заберу! Или перестреляю всех к чертовой матери! — свирепо крикнула я. Имидж непредсказуемой особы мне сейчас не помешает.

Фарух перевел, но парни давно все поняли, и ситуация кардинально изменилась. Мужики вцепились зубами в обертки, и вскоре из ям доносились только чавканье и хруст. Теперь надо было накормить женщин.

Когда я откинула бревно и открыла ворота, дамы сидели, как на семейной фотографии: впереди в центре — старуха, по краям — те, кто помоложе. Я положила еду прямо перед ними, но ни одна не шелохнулась — у привыкших к тяготам и лишениям семейной жизни таджичек выдержка была куда как сильнее.

Я стащила с плеча автомат и привычно передернула затвор. Угроза подействовала, и женщины начали вскрывать пакеты. Впрочем, безо всякого ажиотажа. «Все-таки мужики продажнее нас! — горделиво подумала я, вспомнив доносившееся из ямы чавканье. — И терпения у них поменьше!»

Я закрыла ворота, подперла их бревном, прошла в «комнату за железной дверью», посадила Фаруха напротив себя и, настроившись на «сторожевой режим», приказала Фаруху спать и заснула сама. Мне обязательно нужно было выспаться до ночи: во сколько точно приедет господин Хафиз Абдул Али, его единоверец и мой «соплеменник», Фарух сказать не мог.

Я просыпалась и снова засыпала, но ни разу я не почувствовала на себе неосторожный взгляд моего «помощника» — о каком-либо сопротивлении обстоятельствам этот молодой мужчина и думать забыл.

К шести вечера я основательно выспалась, сделала такую же основательную зарядку, еще раз просмотрела документы, чтобы убедиться, что ничего не забыла, внимательно перебрала все медикаменты, отобрала два упакованных полевых армейских инъектора, разобрала и собрала «АКМ», чтобы убедиться, что все в исправности.

— Я могу тебе помочь, — тихо предложил мне Фарух, и я усмехнулась. Он был неплохой парень, но, как говорят, хороший человек — не профессия. Рабство было вколочено в него до такой степени, что я с точностью до миллиметра могла спрогнозировать его поведение, если что пойдет не так — даже на несколько секунд. В нем проснется раб, он и не заметит, как предаст меня.

— Вот что, парень, — сказала я. — Честно говоря, я сама не знаю, как все повернется, и поэтому не хотела бы рисковать твоей жизнью. Иди-ка ты лучше в яму, посиди до утра. Если все будет нормально, я тебя потом вытащу. Договорились?

Парень радостно закивал головой и тут же побежал прятаться в яму. Я пошла следом, ведь кто-то должен был вытащить назад лестницу.

Я, конечно, ему врала. Фарух уже не был мне нужен ни под каким соусом. Пусть сидит. Дальнейшая его судьба меня не касалась совершенно.

Я разнесла по ямам и в сарай ужин, перетащила во двор ковер, несколько подушек и пару халатов и уселась перед выходом. Вскоре солнце зашло, и я почуяла, как тянет холодом, как от минуты к минуте стынет октябрьский воздух. Я укрылась халатами и стала ждать. Час тянулся за часом, и я подумала, что в яме сейчас температурка — не приведи господь! Как они там сидят, было непонятно, но они сидели и даже не роптали.

На небе появились звезды. Вышел месяц. Потянуло ветром, и тогда набежали тучи и скрыли и звезды и месяц. Становилось все холоднее и холоднее… В четыре утра я услышала цоканье копыт.

«Надо же! — подумала я. — Столько бабок, а на лошади ездит!» Но потом вспомнила здешние дороги и решила, что лошадь в этих краях как-то уместнее.

Цоканье прекратилось, и я, заранее выбравшись из-под халатов и немного размявшись, приготовилась встречать.

Но цоканье услышала не только я. Со стороны сарая раздался вой. Женщины изо всех сил кричали что-то. Я различала только имя «Хафиз». Встревоженный Хафиз ворвался в дверь и тут же получил от меня «успокоительный» удар в шею и мешком повалился на землю. Я перевернула его спиной вверх, привязала ноги к рукам и перекинула удавку на шею.

— Хафиз! — кричали со стороны сарая. — Хафиз!

И вдруг я услышала звук упавшего бревна, подпирающего ворота, и поняла, что женщины освободились. Я бегом метнулась к сараю — ситуация могла выйти из-под контроля, а убивать я никого не хотела.

Я подоспела вовремя — женщинам уже удалось приоткрыть створку. Я кинулась закрывать ворота, но старуха упала поперек входа, вцепилась сухими, черными от постоянного труда руками в деревянную створку и кричала.

— Хафиз! — то ли просила она о помощи, то ли умоляла бежать отсюда.

Я остервенело отодрала ее от створки, впихнула внутрь, захлопнула ворота, снова подперла их бревном и помчалась к Хафизу — он мог очнуться.

Так оно и было. Пленник уже ворочался. Я катнула его на бок, оторвала ворот и всобачила в шею инъектор с безвредным для моих целей «успокоителем». Затем сорвала с ног «вязку» и, схватив за удавку, потащила в «комнату за железной дверью». Хафиз энергично помогал мне, перебирая ногами и тем самым спасаясь от самоудушения.

«Отплывать» он начал быстро, и, когда я втаскивала его в пролом, тело уже безжизненно обмякло. Я быстро усадила пленника в специальное — судя по фотографиям в альбоме, не раз им испытанное на других, — кресло, вытащила его руки из рукавов и притянула их ремнями к подлокотникам. Развела пожиже скополаминчику и ввела его в вену. Так подействует чуть позже, но я хоть успею наладить доверительные отношения… В учебке нам показывали видеофильм с типичными ошибками: передозировка, недостаточная доза, невыдерживание режима инъекцирования… В каждом случае возникали свои побочные эффекты, на устранение которых терялось драгоценное время, а главное, при каждой новой инъекции приходилось учитывать растянутое по времени влияние предыдущих. Для меня эти расчеты были высшей математикой: лучше уж сразу все делать по правилам. Но хуже всего было не наладить доверительных отношений: допрос мог превратиться в фарс, ковыряние в травмах детства и закончиться для допрашиваемого «позой плода» с соответствующим уровнем самосознания. Инструкторы рассказывали и о новых препаратах, позволяющих пренебречь доверительностью «пациента» и взять все, что надо, чуть ли не силком. Но таковых в «аптечке» господина Хафиза Абдул Али я не нашла — не тот, видно, у «господина» уровень…