Грегори Макдональд - Флетч в Зазеркалье Страница 7

– Такое со мной случается. Даже слишком часто.

Она еще долго смотрела на Джека, потом вылезла из бассейна.

– Флетч.

– Джек Фаони, мисс. Рад, что запомнили меня, мисс.

– А можно было забыть? – низкий, приятный голос.

– Я не забыл.

– В ту ночь мы отлично повеселились.

– Да, мисс.

– Все было так хорошо. А гитару ты привез?

– Да, мисс.

– Ты здесь работаешь?

– Да, мисс.

– Когда ты приехал?

– Вчера вечером, мисс.

Стоя в метре от него, она посмотрела на особняк.

– Я думала, ты назовешься моим кузеном.

Джек понизил голос:

– Ничего бы не вышло. Для этого мне пришлось бы заранее встречаться с тобой, узнавать массу подробностей о твоей семье…

– И ты решил, что лучше наняться на работу, чем быть гостем?

– Так у меня больше свободы. Не нужно двадцать четыре часа в сутки источать вежливость. Я, случается, пукаю.

– Вот это ты загнул.

Шана Штауфель уселась в шезлонг в двух метрах от Джека. Он продолжал работать, стоя спиной к ней. И они продолжали разговаривать, полушепотом.

– Хорошо, что ты смог приехать.

– Я только не понимаю, зачем?

– Как я и говорила, тут творится что-то странное. У людей, которые здесь живут, есть все: приятная внешность, ум, здоровье, престиж, любой их каприз тут же выполняется, и при этом напряжение столь велико, что его можно пилить пилой.

– Не зря утверждают, что на богатых не угодишь.

– Я хочу сказать, Джек, что жестокость, ненависть, неудовлетворенность направлены на одного человека.

– Кого же?

– Честера Редлифа:

– Капитана корабля.

– Я боюсь, что напряженность перерастает в насилие. Скрытое насилие.

– Давно ты здесь?

– Десять дней. Сначала я подумала, что все обожают старика, добродушно над ним подшучивают. Потому что шептаться они начинали, как только он уже не мог их услышать Но потом я поняла, что никаким добродушием и не пахнет. Если и шутили, то зло. Для них Честер говорит не то, делает не так. Если он скажет, что сегодня вторник, все хмыкают и пожимают плечами и твердят, что сегодня – понедельник или среда, хотя на самом деле – вторник. Надеюсь, ты меня понимаешь. Это несправедливо.

– Кто эти «все»?

– Его жена. Его дети. Он много работает, не выезжая из поместья, но у него есть аэропорт, здесь же живут его ближайшие помощники. Взять, к примеру, его заместителя Эрика Бьювилля. Ситуация аналогичная. В лицо одни улыбки, за глаза – та же ненависть.

– Доктор Редлиф – гений. Напрасно ты думаешь, что окружающие могут понять гения. Разумеется, без трений не обойтись.

– Говорю тебе, добром это не кончится. Ты же знаешь, когда варишь яйца или спагетти, а в кастрюле слишком много воды или горелка чересчур раскалена, кипящая вода перехлестывает через край.

– Да, я как-то сжег спагетти.

– Если не уменьшить расход газа, вода выплеснется, испачкает плиту, зальет горелку. Здесь то же самое. Вода уже начинает перехлестывать через край.

– Что ты подразумеваешь под «скрытым насилием»? Что-то определенное?

– Да.

Он услышал, как она тяжело вздохнула.

– Так что же?

– Каждое утро, на рассвете, Честер мчится по холмам на своем огромном жеребце. Скорее всего таким способом он снимает накопившееся напряжение. Утром того дня, когда я позвонила тебе, когда он выезжал из конюшни, жеребец упал замертво. Говорят, он умер от сердечного приступа.

– Лошади умирают от сердечных приступов.

– Трехлетний жеребец? Я думаю, его отравили.

– Доказательства?

– Честер отказался сдать кровь жеребца на анализ. Думаю, он не хочет знать, что жеребца отравили. Лучи летнего солнца жгли Джеку плечи.

– Немного.

– У Честера есть маленький коттедж в лесу. Он называет его «Домик для раздумий». Каждый день ровно в четыре он уединяется там на полчаса. Размышляет, слушая Гайдна. Вчера в самом начале пятого коттедж взорвали. Его разнесло по бревнышкам. Нам сказали, что взорвался обогреватель.

– Обогреватель? – Весь в поту, Джек искоса глянул на солнце. – Кому нужен обогреватель в такую жару?

– И я о том же.

– С этим кто-нибудь разбирается?

– Я.

– Как я понимаю, в тот момент доктора Редлифа в коттедже не оказалось.

– Он туда ехал, но сломалась передняя ось джипа.

– Гм-м. Если бы передняя ось сломалась на обратном пути, он мог бы получить травму.

– Скорее всего погиб бы. Там же проселок, очень извилистый, местами проходит по самому обрыву. А вчера еще прошел дождь.

– Ты насчитала три возможные попытки покушения на его жизнь.

– Была и четвертая, этим утром. До рассвета Честер пьет кофе в маленькой комнате, примыкающей к спальне. В то утро он обнаружил, что штепсель вытащен из розетки. И мокрый. Естественно, он взялся за провод, чтобы вставить штепсель в розетку. Но кто-то снял с провода изоляцию.

– Откуда тебе это известно?

– Он пожаловался, что утром остался без кофе.

– Бывают совпадения.

– Но не так много.

– Я заметил, ты зовешь его Честер.

– Да.

– Ты же его будущая невестка. Вроде бы тебе следует называть его доктор Редлиф, профессор Редлиф.

– Я познакомилась с Честером до того, как встретила Чета.

– О?

– Когда он ездил в Европу, я работала у него переводчиком.

– Путешествовала с ним?

– С его свитой. Я сопровождала его на культурные мероприятия и светские приемы. Мне сказали назвать его Честер. Он полагал, что обращение доктор или профессор возведет барьер между ним и другими гостями.

– Понятно.

– В Виндомию я приехала этой весной вместе с его командой. Он вел переговоры с немецкими и скандинавскими промышленниками и министрами. Тогда я и встретила Чета.

– Любовь с первого взгляда?

– Я увидела, что ты остановил свой выбор на журналистском расследовании, и подумала, а почему бы тебе не позвонить? Я не знаю, что мне делать. Я волнуюсь. – Она помолчала. – Извини, воспользовалась нашим знакомством, пусть и очень коротким.

– Я тоже не знаю, чем я могу помочь тебе, – ответил Джек. – Не могу я мельтешить у него перед глазами, проверяя пульс его жеребца и втыкая в розетку штепсель кофеварки.

– Разве репортеры, занимающиеся расследованием, не расследуют?

– Теперь я сожалею, что прибыл сюда не гостем. Я слишком далеко как от него, так и от родственников.

– Что-то менять уже поздно.

– Доктор Редлиф – профессор физики. Он наверняка изучал теорию вероятности. Что он сам думает об этих совпадениях?

– Он все отметает Однако какие-то мысли у него все-таки возникают.

– Как я понимаю, он человек привычки?

– Живет по часам. У него есть распорядок, которому он и следует, минута в минуту. У него идеальная самодисциплина.

– Это опасно. Если у тебя будет возможность поговорить с ним, предложи ему менять распорядок дня. Пусть его появления в тех или иных местах станут менее предсказуемыми.

– Есть ли смысл просить зебру снять полосатую пижаму?

– Или предложи ему ненадолго уехать из Виндомии.

– Здесь его дом. Его лаборатория. Его сотрудники. Все его игрушки. Увезти его отсюда – все равно что вынуть начинку из пирожка.

– Он наверняка должен что-то знать. И непременно примет какие-то меры. И здесь ему нужны куда более серьезные помощники, чем я.

– Он оберегает семью.

– Это я заметил.

– Не думаю, что он позволит хоть в чем-то обвинить родственников, даже заподозрить.

– Но ты, человек посторонний, встревожена.

– Вероятно, я здесь для того, чтобы родственники узнали меня, я – их, чтобы я узнала на практике, каково жить в Виндомии…

– Так тебе здесь нравится?

– А кому нет? – Она выдержала паузу. – У меня-то семьи не было. Отец женился четыре раза, мать трижды выходила замуж. Он – адвокат в Олбани. Берется за любые дела. Вождение в пьяном виде, подделка документов. Знает, кому и сколько надо дать в суде. Мать теперь целыми днями сидит на диване, уставившись в никуда. Сестра перепробовала все наркотики, какие только поступают из Южной Америки. Брат в тюрьме. За изнасилование. В моей семье никто не знал, что такое дисциплина. Кроме меня. Я – исключение.

– Ты уважаешь дисциплину?

– Да.

– А потому восхищаешься доктором Редлифом?

– Естественно. В нем есть все, что должно быть в мужчине.

– И ты любишь Чета?

– Наблюдая, слушая, ты не сможешь выяснить, кто за всем этим стоит, кому это выгодно?

– Я в этом сомневаюсь. Все, кто здесь живет, знает поместье куда лучше меня. Всем известен его распорядок дня и ночи. – Джек повернулся к огромному особняку. – Я и представить себе не мог, что он такой большой. Я, конечно, предполагал, что меня ждет, но это уже перебор. Через несколько минут у меня встреча с секретарем доктора Редлифа, а я знать не знаю, где ее искать. И спросить не у кого.

– Она в административном корпусе, около аэропорта. Возьми велосипед.

– А где карта?

– Тебе ее не дали?