Охотник - Тана Френч Страница 7

В этом году из-за жары все растет иначе. Растения нужно постоянно поливать и куда более пристально пропалывать — этим Кел сегодня с утра и занят. Почва не такая, какая была прошлым летом, теперь она менее богатая и плотная, протекает сквозь пальцы Кела, а не липнет к ним, запах у нее резче, едва ли не лихорадочный. Кел знает из интернета, что такая погода подпортит ему вкус пастернака, зато помидорам благодать. Некоторые уже размером с кулинарное яблоко и даже краснеют.

Драч, вынюхивающий кроличьи тропы, вдруг взлаивает тоном сенбернара. Со своими габаритами Драч примириться так и не смог. В собственных глазах он тот, кто гоняется за беглыми каторжниками и глотает их целиком.

— Что у тебя там? — оборачиваясь, спрашивает Кел.

Ожидает увидеть птенца или полевую мышь, но голова у Драча вскинута. Он показывает, дрожа, на человека, идущего через поле.

— Сидеть, — говорит Кел. Выпрямляется и ждет, когда человек до них доберется. Солнце в зените, у человека тень — мелкое нечто, болтается и мерцает у него под ногами. Его очерк оплавлен жарой.

— Красавец пес у вас, — говорит человек, подойдя поближе.

— Хороший пес, — говорит Кел. Понимает, что человек этот — примерно ему ровесник, к пятидесяти, но на вид моложе. Лицо у него задумчиво-мечтательное, тонкокостное, и он поэтому не кажется просто работягой из ирландского захолустья. В кино такой играл бы обманутого джентльмена, который заслуживает того, чтоб ему вернули его титул и выдали в жены самую смазливую девушку. Кел ошеломительно, зверски рад, что человек этот совершенно не похож на Трей.

— Джонни Редди, — говорит человек, протягивая Келу руку.

Кел вскидывает руки, густо измаранные землей.

— Кел Хупер.

Джонни щерится.

— Знаю, а то. Вы крупнейшая новость в Арднакелти с тех пор, как овца Пи-Джея Фаллона объягнилась двухголовым барашком. Как вам это место?

— Не жалуюсь, — говорит Кел.

— Ирландия радушия[2], — говорит Джонни, оделяя Кела мальчишеской улыбкой. Взрослым мужчинам с мальчишескими улыбками Кел не доверяет. — Я вроде как спасибо вам должен. Хозяйка моя говорит, вы жуть какой добрый к нашей Терезе.

— Не надо никакого спасиба, — говорит Кел. — Без ее помощи я б и вполовину так скоро с этим домом не управился.

— А, рад слышать. Не хотел бы, чтоб она вам мешала.

— Нисколько, — говорит Кел. — Превращается будь здоров в какого рукастого столяра.

— Я видал тот журнальный столик, какой вы хозяйке смастерили. Славные изящные у него ножки. Я б у какой девоньки такие ножки повидал бы. — Ухмылка Джонни ширится.

— Это все малая, — говорит Кел. — Я к той вещи не прикасался.

— Не знаю, откуда в ней это взялось вообще, — говорит Джонни, ловко меняя тактику, раз чисто по-мужски поржать не вышло, хоть он на то и нацеливался. — Попробуй я такое, оказался бы в травмпункте. Последний раз с деревом возился в школе. Ничего не добился, кроме десяти швов. — Показывает Келу шрам на большом пальце. — И подзатыльник от учителя еще — за то, что школьную собственность кровью залил.

— Что ж, — говорит Кел, — не бывает так, чтоб у всех дарования одинаковые. — В Келе Джонни будит порыв обыскать его и поинтересоваться, куда направляется. Такие вот ребята пробу на запах не выдержат, даже если просто в магазин выйдут, задача хорошего легавого — выяснить, уже ли эти ребята вытворяют что-то стремное или возьмутся за такое рано или поздно — скорее рано. Кел напоминает себе, чего ему уже давно не приходилось делать, что стремность, хоть близкая и неминуемая, хоть какая еще, — больше не его печаль. Он жестом отпускает Драча — псу неймется разобраться. Драч описывает вокруг Джонни круги, решая, следует ли Джонни уничтожить.

— А теперь вот Тереза мастерит журнальные столики, — говорит Джонни, протягивая Драчу руку на понюшку. Зачарованно качает головой. — В пору, когда я был молодым парнишкой, народ бы надсадился ржать. Сказали бы, что вы время тратите, обучая девчонку, ей бы жареху стряпать.

— Да ладно? — учтиво отзывается Кел. Драч, существо разумное, нюхнул Джонни всего разок и решил, что время полезнее тратить, закусывая блохами с собственной задницы.

— Ой да, чувак. Парни вас в пабе не чморят за это?

— Я не в курсе, — говорит Кел. — В основном им нравится, когда им мебель чинят.

— Ума-разума мы нажили, — говорит Джонни, вновь меняя тактику. Кел понимает, чего Джонни хочет: прощупывает его, метит разобрать, что он за человек. Кел и сам проделывал такое не раз. Сейчас никакой нужды в этом он не чувствует, о Джонни ему и без того понятна уйма всякого. — Здорово это для Терезы — такая возможность. Хорошему столяру всегда место найдется, она куда угодно сможет податься, по всему свету. Вы сами-то этим и занимались до того, как сюда приехать?

Ни черта не может быть, что Джонни не в курсе, чем Кел занимался.

— Не, — отвечает Кел. — Я был полицейским.

Джонни изумленно вскидывает брови.

— Вот молодец-то. Кишка при такой работе нехилая нужна.

— С такой работой можно выплачивать ипотеку, — произносит Кел.

— Полицейского будь здоров как ценно иметь под рукой — в таком-то захолустье, как тут. Уж конечно, если что срочное, идиётов этих из городка ждать будешь не час и не два, и это еще если они удосужатся зады свои от стульев оторвать ради чего угодно мельче убийства. Знавал я одного парнишку, было дело, имен не называем, так он дурного потина[3] перебрал и нацело слетел с катушек. По дороге домой заблудился, оказался на чужой ферме. Наорал там на хозяйку дома, пусть, дескать, расскажет, что сделала с его супружницей и их диваном. Все вокруг себя разгромил.

Кел свою роль играет, посмеивается. Дается проще, чем должно бы. Джонни байку травит хорошо, с видом человека, у которого в руке пинта, а впереди целый вечер в славной компании.

— В конце концов спрятался под столом. Грозил ей солонкой, орал, что если сама она или еще какой бес к нему подберется близко, он их всех солью засыплет до смерти. Она заперлась в сортире и давай звонить в Гарду[4]. В три часа ночи дело было. Когда они хоть кого-то заморочились прислать, перевалило за полдень. К тому времени парняга проспался в кухне на полу и умолял несчастную женщину простить его.

— И простила? — спрашивает Кел.

— Ай, да конечно. А то, она ж его знала с тех пор, как оба малявками были. А вот Гарду городскую не простила ни в жисть. Я б сказал, городок на седьмом небе от счастья, что вы тут теперь есть.

Ни черта не может быть и того, что Арднакелти на седьмом небе от счастья, что тут поселился легавый. Как и всякое место в глухомани, Арднакелти принципиально противится легавым, независимо от того, занимается ли кто-то чем-то таким, что легавому может быть интересно. Кела Арднакелти впускать готова, однако вопреки его бывшей