Суть вещи - Алёна Алексина Страница 71

– Вины?

Лиза никогда о таком не слышала. Но, в конце концов, кто она, чтоб знать все? Всего лишь глаза, мозг и немножко информации, которой, как выясняется, даже доверять нельзя. Ни юридического образования, ни опыта работы.

– Прекратите валять дурака, это бессмысленно и даже вредно. Вас все равно осудят. Но если поможете следствию, это наверняка смягчит вашу участь. Сознаетесь, укажете, куда дели краденое, – обещаю вам, мы вам посодействуем. Выбор за вами. Хотите – десять лет колонии. В колонии очень непросто дозу достать. А поможете следствию – гарантирую вам условный срок. Неужели выберете колонию?

– Колонию?

– Молчали – а теперь будете за мной слова повторять? – Лицо Аркадия Семеновича темнеет вслед за голосом. – Вывести меня хотите? Неумно, надо сказать.

Неумно. Значит, минус мозг. Остаются глаза и информация. Информация бы сейчас не помешала. Лиза, соберись!

– Кто… Кто написал заявление? Про серебро?

– О, ну вот. Вижу, довод насчет дозы подействовал. Еще бы. Плохо без дозы, а?

Лиза кивает. Похоже, им действительно все известно. Могли бы дать Лизе таблеток. Но, видимо, здесь ей вряд ли станут помогать.

– Ну что ж… – Аркадий Семенович трет шею, снова сдерживает отрыжку. – Евгения Николаевна Кузнецова и написала. Владелица. Клиентка ваша, как я понимаю. Сказала, считавшуюся утерянной коробку с серебряными приборами вы нашли при уборке. Одного не пойму: если они считали, что коробка утеряна, зачем вы им сообщили, что нашли ее? Не проще было вынести по-тихому, незаметно? Чтоб они не хватились? М-да. Наркота, конечно, здорово по мозгам бьет.

– Евгения Николаевна. Приходила одна?

– Такое ощущение, что это я на допросе. Отвечу – ради установления контакта. Но давайте договоримся: потом отвечать будете вы. Евгения Николаевна приходила с соцработником. Голованов, если не ошибаюсь. – Аркадий Семенович роется в бумагах, выуживает какую-то папку, листает. – Хм, а вот имя вылетело. Крепкий такой парень. Предупредительный. Поперся в полицию помочь старухе, хотя совершенно не обязан был. Никогда не жаловался на память, а в последнее время подводит. Никита! Вот же! Так и думал, чего проверять полез? Доверяй, но проверяй, слыхали такую поговорку?

– Поговорку?

– Вы опять за свое? Нормально же общались!

– Общались?

– Так. Вижу, диалога не выйдет. Посидите-ка в камере. Подумайте о своем поведении. – Аркадий Семенович снимает трубку, набирает какой-то номер.

Руки Лизы готовы взлететь, но им тяжело оторвать ее тело от стула. Потолок то наплывает, то отступает далеко-далеко. Он очень голубой, ни единого облачка. Лиза запрокидывает голову, пытается высмотреть чаек – где-то точно должны быть чайки. Она их чует. Чует чаек. Чуйка на чаек. Будет чайка, если не подводит чуйка. Выпей-ка чайку. Да не чааайку, а чайкууу! Лизе смешно.

Кто-то далеко куда-то вбегает, кто-то кому-то что-то говорит. Из всего потока слов Лизин мозг выдергивает “психиатр”, “освидетельствование”, “дурка”.

Это как раз то, о чем предупреждал Митя. Она ведет себя опасно. Нельзя так. Нужно собраться. Притвориться обычной. Пожалуйста, пусть там, наверху, будет хотя бы одна чайка. Это бы очень помогло. Ну пожалуйста.

К Лизе подходят сзади, берут за предплечье, тянут вверх.

– Бить нельзя, – сообщает Лиза, стараясь говорить потише.

Митя. Борисович. Матвей. Может, они заставили его дать фотографию? Угрожали? Тоже посадили? Нужно спросить. Спроси, Лиза.

Она напрягает все силы:

– Матвей… Матвей Борисович Егоров. Следственный комитет. Капитан. Пожалуйста.

– А это уже интересно, – вдруг говорит рот Аркадия Семеновича. – Посади-ка ее обратно.

Лизу опускают на стул.

– Может, браслеты вернуть? Чтоб не дергалась? – Голос сзади звучит как горельеф. Где горельефы, там и барельефы. Это очень смешно. Лиза старается не смеяться.

Аркадий Семенович машет голосу рукой, придвигается к столу.

– Егоров? Какая связь с Егоровым? Он ваш родственник?

Лиза смотрит на тень позади него, молчит. Тень смешная, как граффити. Граффити не хотити? Но смеяться больше нельзя. Хотя очень хочется. Какая там у нее связь с Митей? Черт. С Матвеем Борисовичем. Черт. Глупая Лиза. За это время можно было бы уже и привыкнуть.

– Родственник. Егоров, Матвей Борисович. Следственный комитет. Пожалуйста.

– Родственник, ага. Егоров. Что-то не слыхал я ни о каких там у него родственницах-наркоманках. Что угодно готовы придумать, чтоб в СИЗО не сидеть. Может, вместо этого уже возьмем и поговорим, как нормальные люди?

– Нормальные… люди?

Откуда-то издалека слышится звонок мобильного. Аркадий Семенович лезет в ящик, роется в нем. Звук становится громче. Наконец Аркадий Семенович вылавливает телефон, смотрит на экран, крякает, машет голосу за Лизиной спиной. Хлопает дверь, Аркадий Семенович наконец отвечает:

– Соколов слушает.

Соколов. Точно, он и есть чайка. Но зачем он притворяется уткой?

– Ну надо же, мгновенно осведомили, да? – Правой рукой Аркадий Семенович держит телефон, левой пытается расчистить пятачок стола перед собой. – Задержали, так точно. Как раз вот сидит тут у меня, дурочку включила. Или в отходняке.

Лиза не понимает, с кем разговаривает Аркадий Семенович, только радуется, что не с ней, ей было бы тяжело выдержать такой невыносимо бурый тон. Она изо всех сил зажимает уши, но это совсем не помогает.

– Я такие вопросы не решаю. Обратитесь к начальству. Всего наилучшего, – все тем же диким тоном говорит Аркадий Семенович, но телефон в ящик не возвращает – прижимает его плечом к уху, чтобы освободить руку, и методично рвет какую-то бумажку. Обрывки усеивают освобожденный пятачок. Лизе тоже хочется рвать бумажку. Она тянет на себя один из торчащих листочков, башня папок рушится на Аркадия Семеновича, опрокидывает стакан с чаем. Аркадий Семенович вскакивает, багровеет, перехватывает телефон, кричит на Лизу:

– А вот пугать меня не надо! Слышь, ты, мы чо тут все, по-твоему, мальчики на побегушках? Думаешь, ты весь город за яйца взял? А вот хер! Ну вылечу и вылечу, невелика потеря. Продолжай жопу прикрывать, а то, не ровен час, найдешь в ней что-нибудь неожиданное! Мудак!

Аркадий Семенович швыряет телефон в ящик, с грохотом задвигает его, валится обратно на стул – и застывает, будто батарейка кончилась. Потом дважды резко выдыхает, будто проснувшись, снимает трубку с городского телефона:

– Кудимов, зайди.

Заходит Кудимов, выводит Лизу из кабинета, снова пристегивает к скамейке в коридоре.

Лиза как-то видела: соседка гуляла с собакой, подошла с ней к магазину, привязала за поводок к низенькой оградке, а сама ушла в магазин. Вот, оказывается, как чувствовала себя тогда собака. Вот почему она так плакала.

Лиза вглядывается в конец коридора. Что если Аркадий Семенович решит проверить ее слова и позвонит Егорову? Лиза сама не понимает, почему она так уверена, что Матвей… Борисович тут же примчится. Что тогда ему сказать? Что скажет ей он?

Каждый раз, когда кто-то вырастает из-за поворота, Лиза с силой прижимается спиной к стене и задерживает дыхание – ждет, когда человек выйдет на свет. И каждый раз это кто-то чужой. Спустя двенадцать чужих из-за поворота выходят двое. Первый