Суть вещи - Алёна Алексина Страница 72

Оба проходят мимо нее прямо в кабинет. Лиза слышит, как тот, что пришел с ним, просит Аркадия Семеновича уйти. Лиза видит ноги Аркадия Семеновича, выходящие из кабинета.

Из-за поворота выруливает Кудимов, и Лиза знает, что это значит. Сейчас он отсоединит ее от скамейки и заставит войти в кабинет вслед за теми двумя. Так и происходит. Догадаться об этом Лиза успевает, а вот план разработать – нет.

– Ли-и-за! – не успевает она появиться на пороге, как он двумя широкими шагами пересекает кабинет и оказывается прямо перед ней. К такому она не готова. – Лиза, дорогая, здравствуй! Выглядишь, если честно, так себе. Да ты не пугайся так! Я с миром! – Он широко разводит руки в сторону. – Давай все-таки попробуем договориться, а? Я уверен, когда ты меня выслушаешь, то признаешь, что я прав, и я смогу тебя убедить – по-хорошему! как мы всегда с тобой общались! – отдать то, что ты у нас забрала.

Тон у него привычный, персиковый, очень приятный. Кажется, он не собирается причинять ей вред. Лиза растеряна. В голове совершенно пусто. Мозг сидит на полу, рядом с треснувшим посередине, растопырившим ножки столом, и складывает из остатков купола какие-то фигурки. Лиза оглядывается на того, второго. Тот сидит на месте Аркадия Семеновича, будто это его место, и резво роется в бумагах, отбирая в стопку нужные и сбрасывая на пол те, которые ему, очевидно, неинтересны.

Владимир Сергеевич подступает еще ближе, понижает тон:

– Яся, ты знаешь, очень расстроена. Хотела сейчас ехать со мной, я запретил. Постоянно плачет. Что с ней будешь делать?.. Привязалась к тебе, ты понимаешь? Да мы все привязались. Даже Федя расстроен, что тебя больше с нами нет.

Упоминание о Феде почему-то пробивает в голове Лизы здоровенную дыру.

– Федя – расстроен? Он разве вообще знает, что Лиза была?

– Еще как знает, – отвечает Владимир Сергеевич. – Знает – и постоянно просит тебя позвать. Мы все скучаем, девочка. Катюша передает привет.

Лиза совершенно не собиралась плакать, но слезы ее не спрашивают, и их даже утереть нечем – руки скованы за спиной. Владимир Сергеевич достает из внутреннего кармана платок – эти платки, льняные, выкроенные по косой, совершенно невозможно гладить, а Владимир Сергеевич всегда требует, чтоб ни складочки, – и аккуратно, почти не касаясь кожи, вбирает в него Лизины слезы.

– Герман Михайлович, – обращается он ко второму, – вы идите пока, поговорите там с кем надо. Видите, девочка совершенно безопасна. Будет лучше, если мы с ней наедине побудем.

Герман Михайлович приподнимается из-за стола, подхватывает отобранную стопку документов:

– Вы уверены?

– Да, дорогой мой, конечно. – Владимир Сергеевич подходит к нему очень близко, Лиза отворачивается и слышит, как ладонь дважды хлопает по туго натянутой ткани. – Мы с Лизонькой давно друг друга знаем. Вот увидите: мы поговорим, и это недоразумение разрешится.

Владимир Сергеевич провожает Германа Михайловича, закрывает дверь за его спиной и, ловко подхватив стул, всовывает его ножку в ручки двери, перекрывая вход в кабинет, затем усаживается за стол, осматривается, похлопывает руками по столешнице:

– Да-с. Так себе обстановочка, конечно. Однако на данный момент, боюсь, это максимально доступный нам уровень комфорта. Жаль, не могу предложить тебе присесть. – Он отчего-то широко улыбается. Лиза ждет, что он сейчас зарычит, но этого не происходит. – Ты помнишь наш предыдущий разговор, Лиза?

Она стоит, опустив голову. Очень хочется сесть. Она бы сейчас села прямо на пол, но как потом вставать, если руки за спиной?

– Это было против моих планов, чтоб тебя так вот просто арестовали. Хотел поиграть подольше. Даже забыть успел, как это сладко – загнать мышку в угол, потом сделать вид, что отпускаешь, потом снова загнать. М-м.

Все, что он говорит, почти так же смешно, как чайки на потолке. Хуже уже не будет. Хуже совершенно некуда. Лиза вдруг понимает, что больше ничего не боится.

– Сенсация, – говорит она и смотрит прямо ему в лицо. – Неизвестные науке факты. Медведи питаются мышами. Видимо, им совсем нечего стало жрать. Неужели вся падаль кончилась?

Брови Владимира Сергеевича наперегонки ползут вверх к линии роста волос. Левая опережает.

– Ты как-то изменилась. Перестала быть похожа на сумасшедшую, – говорит он.

Когда терять больше нечего, слова находятся сами собой:

– Лиза никогда и не была сумасшедшей. Что бы вам там ни казалось. Но нет повода для слез. Тот факт, что вы отвратительный ублюдок, также остается неизменным.

– Не рассуждай о том, чего не понимаешь.

– Лиза понимает, что Яся – узнай она о вас правду – точно бы это не одобрила. Она знает, где вы сейчас? Или вы врете, что она знает? Наверное, она не знает. Наверное, она удивилась бы. Лиза думала, стоит ли ей рассказывать. Надо было рассказать. Знаете, кому Лиза еще рассказала бы? Родителям ваших пациентов. Ваших сладких зайцев. Всем родителям. И тем, кто на самом верху – и доверяет вам своих детей. Сложно вспомнить: это девочка или мальчик – оттуда, сверху? Если мальчик, как вам удается держать штаны надетыми? Или не удается?

Владимир Сергеевич отставляет стул подальше, долго молчит, глядя на нее в упор. Она смотрит в сторону, но все равно чувствует его взгляд. Наконец он прерывает тишину:

– Как грубо, Лиза. Стыдись. Может, сумасшедшей выглядеть перестала, но все равно – и это не изменить – выглядишь как все эти дети. Глупая. Агрессивная.

– Какие еще дети?

– Дети, которым в жизни повезло. Как редко кому.

– Повезло?

– Да нечеловечески! Ты встретила в жизни опытного взрослого, он тебя любил, оберегал, а потом вдруг всё! Связь ваша прервалась! Горькая, тревожная потеря. Такие потери калечат. Вот и тебя покалечило. Помнишь? Был в твоей жизни очень важный для тебя человек. Был-был, а потом его не стало. Исчез. Ты что, хочешь, чтоб и с другими детьми такое случилось?

– А, вы о маме. Лиза справилась. Лизе повезло еще раз. Была… Оказалось, есть еще бабушка.

– Есть бабушка, – повторяет за ней Владимир Сергеевич. – Даже забавно. Ты прямо вот уверена сейчас, что у тебя еще есть бабушка? И речь не о твоей идиотке-матери. Был еще кое-кто. Вспомни. Мужчина. Очень красивый. Добрый. Ты встречалась с ним часто, очень часто. Ты помнишь, чем вы занимались?

Владимир Сергеевич тянет ее на глубину, вот что он делает. Схватил и тащит. Лиза пытается сопротивляться, но он говорит что-то еще, потом еще что-то, и Лиза вдруг начинает вспоминать то, что вспоминать нельзя.

Изображение всплывает ошметками, обрывками, кусками. Запах свежей краски. Баночки гуаши. Перепачканные пальцы – это очень неприятно, она пытается оттереть их, но только портит платье. Платье короткое. Из-под него торчат коленки в неудобных