Рид Коулмен - Хождение по квадрату Страница 8

— Как-нибудь в другой раз.

Она вытащила кассету из стереопроигрывателя и принесла кофе, не спросив, что оперативник делает с тросточкой. Я отплатил ей любезностью и не стал сообщать, что я больше не полицейский, не на дежурстве и вообще гражданское лицо.

— Значит, вы оставили фамилию мужа, — спросил я, переводя разговор в нужное русло.

— Я ненавижу моего «экс», но свою девичью фамилию ненавижу еще больше. Конечно, Перл Клингман не бог весть что, — если вы понимаете, что я имею в виду, — но не сравнить с Перл Фейгенбаум.

Я был вынужден согласиться.

Она продолжала:

— Мой Бобби и фамилия — вот все хорошее, что я получила от этого ублюдка, своего бывшего мужа.

Она дала мне замечательный повод перейти к вопросам об исчезнувшем приятеле сына, который был его соседом по общежитию. К моему огорчению, этот ловкий маневр не дал полезных ответов. Бобби никогда не рассказывал о Патрике, сказала она. Ей кажется, что все другие соседи Бобби по комнате бывали у них дома, обедали, но она не припомнит, был ли среди них Патрик. Она сожалеет, что не может быть полезной, обещала дать мой телефон сыну, когда он позвонит.

— Мир не слишком приятное место, — произнесла Перл с неожиданной серьезностью, провожая меня к двери. — Мы лжем нашим детям и себе самим о честности в спорте и правосудии. Но все это просто ерунда. Мы постоянно притворяемся и обманываем. Правильнее было бы смириться с действительностью и перестать притворяться.

Я удивился: откуда такой циничный взгляд на жизнь?

— Вы думаете, это цинизм? — В ее голосе было удивление. — Все ведь так и есть. Неужели не понимаете?

— По-видимому, не понимаю.

Она снова пригласила меня поучаствовать в семинаре: это поможет мне понять. На сем мы распрощались, я поблагодарил ее, пожал руку. Идя к лифту, я вновь услышал серенаду в исполнении «КС и Саншайн бэнд». СТЭ, диско и лохматый ковер — я почти затосковал по «Фредди и Мечтателям».

Отыскать Салли оказалось не так-то просто. Он выбрал угловой двухместный столик в самом темном закоулке «Бларни Стоун» и трудился над половиной жареного цыпленка, запивая его бутылкой «Будвайзера». Прихрамывая, я подошел к его столику. Горошек и морковь на его тарелке, похоже, тушили в отбеливателе. Несчастный цыпленок выглядел не лучше. Во всяком случае, аппетита они не пробуждали. Я попросил официантку принести мне скотч.

Ответив на приветствие кивком, Салли подвинул ко мне цветную фотографию. Это был групповой снимок: четверо мужчин и две женщины, все в возрасте около двадцати лет, на всех желто-голубые цвета «Летучего голландца» университета Хофстра. Ни одно из лиц я не узнал с первого взгляда и подумал, что это друзья Малоуни.

— И что…

— Второй парень слева, — с полным ртом произнес Салли.

— Черт побери! — вырвалось у меня как раз в тот момент, когда официантка поставила передо мной стакан с виски.

— Эй, я принесла заказ так быстро, как..

— Нет, нет, нет. Прошу прощения, я это не вам, — извинился я и дал ей чаевые, превышающие стоимость заказанной выпивки.

Салли улыбнулся:

— У меня была точно такая же реакция, когда я в первый раз это увидел.

— Это Патрик Малоуни?

— Он самый, — подтвердил Салли. — Не слишком похож на фотографию на плакате, на которую смотрит весь остальной Нью-Йорк, не так ли?

Теперь, внимательно вглядевшись, я узнал Малоуни, но его волосы были коротко острижены, как в лагере для новобранцев. В левом ухе висела серебряная серьга в виде крестика, а на правом предплечье была видна татуировка — я не смог разобрать, что на ней изображено. Усов не было, и он выглядел тоньше, чем на плакате. Его очаровательная улыбка тоже присутствовала, но было нечто странное в выражении глаз. Казалось, он смотрит на что-то, остающееся вне кадра. Я бы не назвал его безжизненным, утомленным. Не знаю. Фотография была недостаточно четкой, чтобы разглядеть татуировку, а уж пытаться понять выражение глаз и подавно не стоило.

— Когда это снимали? — спросил я.

— В сентябре семьдесят седьмого, на пикнике студенческого самоуправления в парке Эйзенхауэра на Острове.

— До или после снимка на плака…

— После, — ответил он, допивая, — на несколько лет позже. Та фотография на плакате сделана во время школьного бала.

Я одним глотком допил свой скотч и помахал рукой официантке, чтобы она принесла еще.

— Итак…

— Совершенно верно, — опередил меня Салли. — По всему городу развешан миллион чертовых плакатов «Разыскивается!», и ни на одном из них Патрик не похож на парня, которого мы разыскиваем. Вы спросите меня почему. И я отвечу вам — не знаю.

— Как вы это достали? — спросил я, махнув фотографией в его сторону.

— Нашел на своем столе на прошлой неделе. Тот, кто положил, пожелал остаться неизвестным. Отпечатков пальцев нет. Нет записки о выкупе. Никто не позвонил. Я подумал, наконец-то намек, вроде маленькой трещинки во льду. Мы тихо-мирно пригласили родителей. Мы не хотели давать им напрасной надежды. Поэтому я показал снимок старику, а он набросился на меня: Где я взял эту фотографию? Лучше мне ее не использовать. Я должен делать свою работу и найти мальчика. Я ленивый дурак, такой же, как все болваны в Отделе розыска пропавших. Он отнимет у меня жетон. И так далее, и тому подобное…

— Ну и?..

— Ну и… — Салли улыбнулся, чокнулся очередной бутылкой с моим стаканом, — пошел он к черту! Он сам принес нам это дело. Я буду над ним работать как умею, верно?

— Верно.

— Неверно. — Он покачал головой. — Совершенно неверно. Меня вызвали в кабинет начальника и не велели пользоваться этим снимком, не беспокоить родственников и не предпринимать никаких шагов, не согласовав с ним.

— Полицейское начальство?

— Кто же еще? Мой начальник общается со мной, только если ему прикажут, то есть если кто-то скажет ему, что именно он должен сделать.

— Вспомни Исаака Ньютона — дерьмо течет в одном направлении и не снизу вверх.

— Итак, у папаши Малоуни имеются связи, да? — спросил он.

— Джо Донохью.

— Помощник мэ…

— Он самый.

— Фрэнсис Малоуни, ничтожный подонок. — Салли не мог поверить. — Трудно себе представить, что он так высоко летает.

— Согласен, но это так.

Я допил свой скотч, он — доел цыпленка и покончил с пивом. Мы молчали: каждый ждал, что два главных вопроса задаст другой. Если семейство Малоуни взялось организовать всех этих добровольцев в городе и вокруг него, нанять сыщиков и обеспечить поддержку могущественных союзников, почему они сознательно дали для плаката такую старую фотографию своего сына? А когда этот факт обнаружился, почему они так стараются, чтобы последнее фото увидело как можно меньше людей?

Моя третья порция скотча сделала это за нас.

— Почему?

— Слишком много почему. И слишком много ответов. Выбирайте на любой вкус. Но я не дурак. — Салли наклонился над столом и зашептал: — Мальчишка сбежал. Отец это знает. Весь фарс — для жены.

Слишком много суеты, подумал я, хотя мнение детектива Салливэна может оказаться полезным. Говорят, гениальность Эйнштейна проявлялась в том, что он мог свести сложное явление к простой элегантной формуле. Я видел об этом передачу на 13-м канале. Но семейная динамика не термодинамика, а Салли не Эйнштейн. Здесь должно быть что-то большее, чем фарс для жены, обязательно.

Но я промолчал.

Район Бруклина Флэтлендс — не из тех, что снимают на открытки для туристов из Кеноши.[7] Однако если в поисках нирваны вы пустились бы в паломничество по автомобильным свалкам, это оказалось бы то, что надо. Люди, которые воруют машины, тащат их во Флэтлендс, чтобы разобрать на запчасти либо в подходящий момент отправить по воде за океан. Следовательно, эти места непреодолимо влекут к себе полицейских, особенно из спецподразделения по угонам.

Увидев меня, Рико удивился, но радости в этом удивлении я не заметил. По всей видимости, на улицах действует очень активная мафия, которая ворует автомобили и разбирает их на части для продажи. Неужели я не мог придумать ничего лучше, чем постучаться в заднюю дверь их фургона, откуда они ведут наблюдение? Я ответил, что поглупел от трех скотчей и потерял время из-за закадычного приятеля. Он извинился и сказал полицейским в фургоне, что наверняка успеет вернуться до того, как что-нибудь случится.

Чтобы выпить кофе, закусочная «Радуга», притулившаяся на перекрестке улиц Флэтленд и Ралф, была ничем не хуже любого другого заведения. Рико со смехом сказал, что местные мафиози, которые промышляют продажей запчастей от краденых автомобилей, часто пьют кофе в этой закусочной. Я не засмеялся. Мне не показались забавными его слова, что у него с утра замерзли сопли на усах.

— Мы встретились с Салли за ланчем, — сказал я. — Он показал мне снимок