Валерий Воскобойников - Те же и Скунс – 2 Страница 9

– Ой, Борис Дмитриевич, – смутился Лёша. – Я даже… Вместе с вами…

Это последнее он выговорил так – вместе с ВАМИ! – что Благой в самом деле почувствовал себя мэтром. Много жившим, много видевшим и… усталым.

– Ага, со мной. Великим и ужасным, – решил он отшутиться. – Давай приступай.

И Лёша приступил. Пошептался с оператором Давидом Косых, и вместе, вооружась скрытой камерой, они умудрились заснять редкие кадры – озирающихся молодых людей, торгующих у «Апрашки» противогриппозной сывороткой. Гонконгская эпидемия разрасталась, сыворотки по-прежнему катастрофически не хватало, и цену перекупщики заламывали чудовищную. Узнав о вылазке, Благой схватился за голову – если бы пресловутые молодые люди засекли Лёшу с Давидом и камерой, вряд ли спас бы и юношеский разряд. Потом Лёша съездил в больницу и вернулся в состоянии тихого ужаса.

– Борис Дмитриевич! При мне ещё двоих привезли… Из того же детдома… Они мне такое… Всё на плёнке, сами посмотрите… И кто у нас додумался смертную казнь отменить?!.

Конспирации ради телевизионщики поехали на «Жигулях» Благого, и возле самого детдома машина разминулась с нарядным «Саабом».

– Ну точно директорша, – сказал Лёша. – Им шведы автомобиль и микроавтобус…

– Я на себя внимание отвлеку, чтоб Давиду камеру не разбили, – распорядился Благой. – Ты работаешь, я в случае чего подстрахую. Всё ясно? Вперёд!..

Уже при входе их встретил запах неприбранного жилья… На первом этаже перед раздевалкой сновали две юркие тени – насколько можно было разобрать в тусклом свете, девочки лет по девять. В застиранных фланелевых платьицах, со спущенными чулками…

Вахтёрша, сидевшая при входе, мигом приняла агрессивную стойку:

– Вы куда? Вам Алевтина Викторовна разрешила?

Благой мгновенно расплылся в улыбке, профессионально пуская в ход всё своё обаяние:

– А мы к самой Алевтине Викторовне и идём. Рекламу делать ей будем!

Скверная тактика, ныне принятая у молодежи: выдать кучу любезностей, вызвать на откровенность… а потом такую подлянку… Скверная, но действенная.

С Лёшей и Давидом у него уговор был простой – снимать всё. Даже и тот весьма вероятный – и наверняка колоритный – момент, когда директорша станет запрещать съёмку.

– Не знаю я, кто вас звал… Ничего мне не говорили… Алевтина Викторовна в район только что отбыли, нету их, – проворчала вахтёрша. Уже более мирно, уже без прежнего «цепного» отношения к незваным гостям. Тактика приносила плоды.

– А мы её подождём. У нас времени вагон, – всё так же весело и легко заверил подозрительную тётку Благой. И повернулся к девчушкам: – Ну-ка, девочки! Покажете нам ваш дом? Что у вас тут самое хорошее?

– У нас столовая хорошая! – с готовностью ответили девятилетки. – Там кушать дают!

И повели троих «дяденек» по коридору в сторону лестницы.

– Не знаю я, нельзя без директора… – продолжала растерянно ворчать вахтёрша. Потом всё-таки потянулась к телефону и начала крутить диск.

– А с руками у вас что? – спросил Лёша, пока поднимались на второй этаж.

– Да это так, – весело отмахнулись малышки. – Чесотка.

Детские руки были покрыты язвочками. До сих пор Лёша видел такое лишь на картинках.

– Но врач-то вас лечит хоть? – спросил он внешне спокойно, стараясь не перегораживать обзор Давидовой камере. – Мази какие-нибудь даёт?

– Не… У нас врач уволилась. Ей Алевтина Викторовна велела наказанным уколы, а она сказала…

Что ещё за уколы? Прививки? – переспросил Благой, забыв, что собирался не вмешиваться в репортаж.

– Прививки – это когда всем. Их ещё весной, а уколы – только наказанным. Вовке Казначееву как сделали, у него сразу глюки пошли…

– Я тоже что-то такое слышал, – тихо подтвердил Лёша.

А молчаливый, побывавший во многих переделках Давид просто продолжал съёмку.

Они шли по длинному коридору, фиксируя на видеоплёнку мутно-грязные окна и облезлые стены. Неухожено, неприютно…

– Палаты у нас на третьем этаже, туда днём нельзя. А тут – классы…Только сейчас учителя к нам не ходят. Из-за эпидемии, – продолжали девчушки.

– А это что такое? – спросил вдруг Лёша. Его внимание привлекла добротная деревянная дверь, плохо вязавшаяся со всем остальным.

Маленькие обитательницы детдома посмотрели на взрослых мужчин, отвернулись и захихикали.

– Сюда тоже нельзя. Это гостевая. Сюда только старшие девочки ходят. Их Марья Ивановна присылает, для развлечения. Когда дядьки приходят…

– Чего-чего? – Благой перехватил многозначительный взгляд Лёши и почувствовал, что холодеет.

– Там хорошо, там диваны красивые, – в голосах юных «экскурсоводов» жутко сквозила мечтательность. – Там дядьки конфеты раздают и бананы…

– Вот оно! – прошипел Лёша в ухо Благому. – Как раз про это дети в больнице…

– Для какого развлечения? – спросил Благой сквозь зубы.

– Для какого, для какого, – передразнили девочки. Вот глупый взрослый попался, таких простых вещей не знает! – Они с дядьками сексом развлекаются, вот для какого!

– Да… – крякнул Давид. От камеры он, впрочем, не оторвался.

– И что, часто эти… дядьки к вам?.. – спросил Лёша.

– А как Марь-Иванна девочек оденет в красивое, так и приходят, – в голосах девятилеток Благому снова послышалась жгучая зависть. – Мы тоже конфетки ели, нам девочки приносили. Шоколадные, вот. Дядя… a у вас нету конфетки?..

В столовой Благой увидел тощих мальчишек с коричнево-серыми, немытыми лицами, кое-как одетых линялые рубашки, торчащие из штанов. Девочки вы глядели чуть аккуратнее, но разве что чуть. Все смотрели на одну воспитанницу постарше: та несла на поднос нарезанные порции хлеба. Не успел поднос коснуться стола, как к нему со всех сторон потянулись руки. Многие вскакивали, чтобы схватить «пайку», казавшуюся побольше…

Давид только-только запечатлел эту убийственную картину, когда в противоположную дверь буквально влетела рослая, дородная дама. Дети при её появлении мгновенно вскочили, кто-то движением испуганного зверька стал прятать хлеб за пазуху. Дама была элегантно, со вкусом одета, в мочках ушей трепетали тяжеленные золотые серьги. Борис Дмитриевич и Лёша немедленно заслонили приникшего к окуляру Давида, но было поздно: мадам уже заметила камеру.

– Кто позволил снимать?! Отдайте немедленно пленку, не то я ОМОН вызову!..

Это была, несомненно, сама Алевтина Викторовна Нечипоренко. Значит, бдительность вахтёрши до конца притупить не удалось, и та позвонила грозной начальнице прямо в машину. А что? Кому в наше время охота лишаться работы?

– Здравствуйте, Алевтина Викторовна, – как можно более непринуждённо заулыбался Благой. – Право же, мы ничего не снимаем, просто едем к себе с репортажа, завернули по дороге, ну и не в машине же камеру оставлять? Сами понимаете, вещь дорогая, казённая… А у вас мы так, между делом. Мы тут ввиду эпидемии небольшую статистику собираем. Начальство, понимаете, вечно что-то придумает… Как в вашем заведении с прививочками от гриппа?

– Какие прививочки?! Они мне будут тут допросы устраивать?! Таисья Ивановна, вызывай!

Невзрачная дежурная послушно кивнула и куда-то заторопилась. Встреча с ОМОНом троим телевизионщикам решительно не улыбалась. Могут для начала не только камеру поуродовать, но и части тела. Прецеденты, к сожалению, были.

– Да Бог с вами, Алевтина Викторовна, дорогая, – укоризненно расплылся Благой. – Пожалуйста, сейчас вам плёночку… Сами убедитесь, что чистая…

Давид у него за спиной щёлкнул камерой и неохотно протянул видеокассету:

– Она денег стоит, между прочим…

Благой передал кассету грозной мадам и слегка даже поклонился при этом. Она мёртвой хваткой вцепилась в добычу:

– На выход я вас сама провожу!..

Хрупкое перемирие продолжалось до двери. Уже на крыльце Лёша самым невинным образом поинтересовался:

– Алевтина Викторовна, извините, я надеюсь, хоть ваши-то собственные дети и внуки сывороткой обеспечены?..

Вот тут Благой затаил дыхание и невольно залюбовался юным коллегой. Умница Лёша поймал тот самый «момент истины», за которым гоняется любой репортёр. Будущая героиня репортажа размахивала «отбитой» у журналистов кассетой и неконтролируемо орала, в пылу ярости выдавая откровения, которые из неё не вытянул бы никакой следователь на допросе. Давид безразлично рассматривал тучки на небе. Даже искушённый в съёмочных делах человек вряд ли заподозрил бы, что как раз в этот миг с него «делают крупный кадр». Мадам Нечипоренко и подавно не догадалась.

– Я бы, честно говоря, за обычное воровство не сажал, – задумчиво проговорил Лёша уже в машине. – На производстве там, в фирме… Имущество бы в казну отбирал и ещё отрабатывать заставлял. Но вот кто у сирот… в больнице, в детском саду… Таких я бы сразу стрелял…

– Прямо сразу, – усмехнулся Благой. И снова ощущал, как много он, по сравнению с Лёшей, прожил на свете.