Марина Серова - Под знаком Близнецов Страница 9

Маша устало опустилась на стул. Надежда придвинула ей тарелку и материнским тоном спросила:

— Что так долго, Машенька? Остыло все!

— Да никак не хотели отпускать, — вздохнула Маша. — Бульдоги проклятые под столом притаились, пока всех повытаскивала… Особенно Жозефинка разбаловалась — прячется под стул, и все. Тяжелая, что твой бегемот! Видать, ей скоро родить…

Тут горничная взглянула на меня и хлопнула себя по лбу:

— Ой, забыла! Евгения Максимовна, вас Катерина Ивановна просит! Пройдите в столовую, там кофе попьете. Надя, подавай!

Василий выпрямился на стуле и прожег меня недовольным взглядом. Я не стала гадать, что бы это могло значить.

Надежда захлопотала над кофейником, а я поблагодарила повариху и прошла в столовую.

Семья Гольцовых сидела вокруг огромного круглого стола, за которым могли разместиться все рыцари короля Артура, не то что семья из четырех человек. Стол был накрыт белоснежной крахмальной скатертью. Это в будний-то день! Вероятно, это тоже была одна из традиций, введенных покойным дипломатом.

Катерина сидела во главе стола. Близнецы ерзали на стульях и кидались хлебными катышками, когда мать отворачивалась. Сегодня я впервые увидела главу семейства — как там его? Макар Светозарович!

Макар оказался молодым мужчиной атлетического телосложения, с пшеничными волосами, правильными чертами лица и небольшой бородкой. Выглядел он как гибрид гусара наутро после попойки и актера, имеющего амплуа героя-любовника. Несмотря на то что время приближалось к половине четвертого дня, одет он был в бордовый халат с какими-то кистями. На мое появление Макар Светозарович никак не отреагировал, только смерил меня равнодушным взглядом жгуче-черных глаз. Черные глаза и брови в сочетании со светлыми волосами придавали ему несколько декоративно-демонический вид. Красивый мужик, и знает это. Кто он по профессии? Ах да, режиссер! Что ж, полагаю, в театре он чувствует себя султаном в гареме — наверняка отбою нет от актрис…

— Макар, познакомься, это Евгения. Женя, это мой супруг. Выпейте с нами кофе!

Я устроилась на стуле. Близнецы притихли.

Вошла Надя и принялась разливать кофе в керамические чашечки — в каждую входило не больше наперстка.

— Это папа привез из Африки, — грустно сказала Катерина. — Он любил всякие экзотические вещи. Из каждой страны привозил что-то необычное…

— А вы путешествовали вместе с отцом? — поинтересовалась я.

— Нет, что вы! Папа закончил дипломатическую карьеру еще до моего рождения. Мы никуда отсюда не выезжали. Первый раз я в Москву попала, когда окончила школу. Ездила поступать в Щукинское училище…

— Ваш отец хотел, чтобы вы стали актрисой? — удивилась я.

— Нет, как вы могли такое подумать! — Катерина слегка улыбнулась воспоминаниям. — Папа был очень умный человек. Он всегда знал, как людям надо поступать… Правда, Надя?

Повариха кивнула и тяжело вздохнула. Разлив кофе и поставив на стол вазочку с печеньем, она ушла, тихонько прикрыв за собой дверь.

— Вот Надюша — умница, она папу послушалась, и теперь все у нее в жизни хорошо. А я…

Тут Катерина спохватилась, что мы в комнате не вдвоем. Близнецы сидели прямо, замерев, как суслики, и навострив ушки.

— Так, молодые люди! — строго сказала Катерина. — Вам пора собираться. Не забыли, что через пятнадцать минут вы должны отправиться по делам? Антон, тебе пора в бассейн! Не забудь плавки, как в прошлый раз. А ты, Анечка, собери ноты. Чтобы через пятнадцать минут были готовы!

Близнецов как ветром сдуло. Я заметила, что с матерью детишки стараются не спорить.

— Надо было послушать папу, — продолжила Катерина, как только за близнецами захлопнулась дверь. — Он мечтал, чтобы я поступила в МГИМО. А я вообразила, что мое призвание — сцена!

— Но вы же известная в городе актриса! — сказала я, вспомнив афиши с именем Гольцовой, которыми был оклеен Тарасов еще совсем недавно. «Макбет», кажется. Сама я не великий любитель театров, но тетушка Мила побывала на премьере и отзывалась о спектакле с одобрением.

— Вот именно, что в городе! — с горькой иронией отозвалась Катерина. — Папа любил повторять: «Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме»… Тогда я не понимала, что это значит. А теперь уже поздно.

На мужа госпожа Гольцова не обращала ни малейшего внимания. Макар задумчиво помешивал кофе.

Я почувствовала себя довольно неуютно. По складу характера я не очень-то гожусь на роль «жилетки», в которую можно выплакать все печали. Свои проблемы я предпочитаю решать самостоятельно, а если не получается — просто терплю. В сочувствии я совершенно не нуждаюсь, тем более что под его маской зачастую прячется обыкновенное злорадство… Да и дружить мне проще с мужчинами, чем с женщинами, — сильный пол не склонен взваливать свои заботы и горести на ваши плечи.

— Простите, Женя, я что-то загрустила, — спохватилась Катерина. — Ничего, совсем скоро мы окажемся в Швейцарии, а там наша жизнь пойдет совсем по-другому…

Допив восхитительный кофе, сваренный с какими-то восточными пряностями, я поднялась:

— Мне пора, дети, наверное, уже ждут.

— Да-да! Поезжайте, Женя. Ждем вас к семи часам.

Тут я почувствовала, как кто-то тронул меня за ногу. В изумлении я уставилась на Макара, но тот сидел довольно далеко и меланхолично смотрел в окно. Я наклонилась и приподняла скатерть. На меня уставилась дружелюбная морда, более всего напоминающая лягушечью. Да и статью это животное напоминало скорее жабу, чем собаку, — огромное пузо, вывернутые ноги, похожие на куриные окорочка… Под столом обнаружилась палевого окраса псина. Она улыбнулась и слегка лизнула мою руку.

— Кто там у нас? — наклонилась Катерина. — Жозефиночка! Вот ты где, девочка моя! Это папина любимица, — пояснила мне Гольцова. — Надеюсь, скоро она подарит нам маленького.

Близнецы топтались возле машины, нетерпеливо дергая дверцы. Я попросила их подождать и отправилась на поиски Степаныча. Водитель, переваливаясь не хуже Жозефины, спешил мне навстречу:

— Ох, заболтался на кухне! Иду. Иду уже!

— Постойте минутку, — попросила я шофера. — Мне надо вам кое-что сказать.

— Насчет чего это? — напрягся водитель.

— Насчет безопасности.

— А в чем дело-то?

— Да вы не волнуйтесь, — успокоила я шофера. — Просто небольшой инструктаж…

— Да я с восемьдесят шестого года Иван Константиныча возил, и никогда никаких нареканий! — обиделся Степаныч.

— Понимаете… — Я раздумывала, как бы потактичнее дать понять шоферу, что в вопросах безопасности он ведет себя как полный лопух. — Ведь вы сейчас детишек возите, верно?

— Ну? — напрягся Степаныч.

— А их безопасность для нас самое главное, верно?

— Верно, — подтвердил водитель.

— Ну, и давайте работать вместе. Вы в своем деле настоящий ас, но и я в своем, как говорится, собаку съела…

Степаныч покатился со смеху.

— Ладно, послушаю тебя. Говори, чего делать-то?

Я провела быстрый инструктаж. Степаныч недоверчиво покачал головой, но, кажется, принял к сведению.

Во всяком случае, все время, пока мы ехали в город, он сохранял бдительность (на мой взгляд, совершенно излишнюю) — за руль держался мертвой хваткой, на каждом перекрестке подолгу стоял, крутя головой по сторонам, и вообще всячески демонстрировал готовность к неприятностям. Несмотря на это, до Тарасова мы добрались без приключений.

Вначале мы отвезли Антона на тренировку. Мальчик занимался плаванием и ни за что не хотел отменить последнее в этом году занятие. Вообще-то, учитывая то, что семья собиралась на ПМЖ за границу, эта тренировка была для Антоши вообще последней. Не знаю, есть ли там детские спортивные школы.

Степаныч остановил «Туарег» около бассейна — серебристой ракушки из стекла и бетона, построенной в те времена, когда такой стиль только входил в моду. Аня осталась в машине, а мы с мальчиком поднялись по ступенькам. Я проводила Антона в раздевалку, где он оставил куртку и ботинки, а потом мальчик предъявил пропуск и скрылся в глубине здания. Оттуда тянуло хлоркой и теплым паром, и вход посторонним был запрещен.

Что ж, Антон под охраной тренера, так что я могу не беспокоиться о мальчике целых полтора часа. Теперь очередь Ани. Девочка училась в музыкальной школе в центре Тарасова, так что пришлось постоять в пробках. Несмотря на то что время приближалось к семи, было уже темно, и габариты впереди идущих машин весело мигали. Город переливался иллюминацией, но девочку это не радовало. Аня подпрыгивала на сиденье и то и дело дергала Степаныча:

— Ну, долго еще? Ты не можешь ехать чуточку побыстрее? Что ты тащишься, как улитка! У меня сегодня генеральная репетиция перед новогодним концертом!

В голосе девочки звучала самая настоящая злость, под конец она даже принялась тыкать острым кулачком в толстое плечо Степаныча, так что я была вынуждена сделать ей замечание. Аня сердито посмотрела на меня, нахмурила бровки и сказала: