Дэвид Болдаччи - Абсолютная память Страница 12

– То есть от человека или нескольких человек, которые действительно это сделали?

– Ты считаешь Леопольда нашим парнем?

– Я его ничем не считаю. Пока я знаю только, что ранним утром он пришел в участок и признался. Что еще?

– Он служил в ВМФ, – сказал Декер. – Я заметил татуировку, а потом он сам признался, что служил. Скорее всего, Себастьян Леопольд – его ненастоящее имя. Проверка в Минобороны скажет, кто он на самом деле. У парня на шее опухоль. Не похоже, что болезненная. Но, возможно, это рак. Он терялся в некоторых значимых подробностях места преступления…

– Например?

– Например, он не помнил, с какой стороны коридора была первая спальня. Я предложил вариант слева. Он согласился. На самом деле, она была справа. Возможно, это не ахти что. Но потом он сказал, что застрелил Кэсси, когда она еще спала, и тут же передумал – сказал, что она уже проснулась. Стреляли в упор. И я не представляю, как он мог это сделать, если она проснулась, кричала и, возможно, сопротивлялась ему. Ее нашли на полу. Думаю, он это помнил и соответственно изменил рассказ. И не упомянул какие-либо другие… действия.

Миллер кивнул. Он точно знал, на что намекает Декер.

– Продолжай.

– Парень немного скрытничает, но у него винтика не хватает. Вроде как то есть, то нет. Не думаю, что у него хорошо с памятью. Кроме того, он наркоман. На руке свежие следы уколов.

– Дальше.

Декер уже решил: он не станет рассказывать все, что выяснил или о чем додумался. Инстинкт подсказывал ему придержать кое-что в запасе и посмотреть, как пойдут дела.

– Он сказал, что я оскорбил его в «Севен-илевен» по соседству. Он не сказал, работал он там или нет. Похоже, вам, ребята, он сказал то же самое… Ладно, «Севен-илевен». И что? Я всегда ездил туда на машине. Ни разу не пришел пешком. У него машины нет. Но он сказал, что проследил за мной до моего дома. Так как же он это сделал? И еще одно: я ни разу в жизни до сегодняшнего дня не видел этого парня. А я бы запомнил, если б у кого-то были со мной проблемы.

Миллер задумался, провел рукой по галстуку и принялся играть с зажимом.

– Ты никогда ничего не забываешь, верно?

Декер никогда не рассказывал о том, что с ним случилось. Когда ему поставили диагноз, его отправили в исследовательский центр вне Чикаго для дополнительных экспертиз. Он провел там не один месяц, знакомился с другими людьми с теми же способностями, мужчинами и женщинами. У них было много групповых занятий. Кто-то подстраивался к своим способностям лучше других. Кто-то так и не подстроился. Насколько знал сам Декер, из всех присутствовавших там только у него это состояние не было врожденным. Все остальные члены группы жили с этим намного дольше, чем он. Он предполагал, что тут есть свои плюсы и свои минусы.

– Все забывают, – сказал он.

– Я давно обратил на тебя внимание. Ни разу не рассказывал?

Декер помотал головой.

– Видел тебя в футболе. Смотрел ту игру по телевизору.

– В смысле, на «Ю-тьюбе»?

– Нет, в смысле, ту самую игру, на которой тебя уложили. Самый жесткий удар на моей памяти. Не знаю, как ты выжил, Амос. Правда, не знаю.

– А почему ты смотрел ту игру?

– Ты был чертовски хорошим игроком в Мэнсфилде. Лучший квотербек из всех, что у нас были, охеренный лайнбекер[11] на линии D. Ты был быстрым для своих размеров. Ты был хорошим игроком в колледже. И, насколько мне известно, единственным человеком из скромного городка Берлингтона, который когда-либо играл в НФЛ. И потому я смотрел ту игру. Я бы поехал на стадион, если б мог.

– Ну, хорошо, что ты ее смотрел, поскольку это была моя единственная игра в НФЛ.

– А потом я проверил твои баллы в полицейской академии, – продолжил Миллер. – И твои тесты на детектива.

– А это еще зачем?

– Потому что, Амос, мне было любопытно. Не думай, что управление не заметило твоих показателей – сначала копа, потом детектива. У тебя было нечто, отсутствующее у остальных.

– Мэри – хороший полицейский.

– Да, верно. Хороший, но не замечательный. Хороший, но не безупречный. А вот твои баллы в полицейской академии и потом, на экзамене на детектива, были безупречными. Ты не ошибся ни в едином вопросе. Первый раз за всю историю штата, так мне сказали. Тогда я заинтересовался твоей учебой в колледже. Ты был хорошим студентом, но в категории B. И твои результаты были совсем не безупречны.

– Футбол оставляет мало времени для учебы.

Миллер задумчиво потер подбородок.

– Давай вернемся к делу. Что еще у тебя есть?

Декер чувствовал, как мигрень марширует по шее к затылку. Тусклое освещение столовой сейчас ощущалось им как ярчайшая цирковая иллюминация. Синий цвет, чудовищно резкий, просачивался из всех уголков жизни и сходился к его душе. Амос чувствовал, как он растет.

– Не думаю, что Леопольд – наш парень, – ухитрился произнести он.

– Я знал это еще до того, как сел с тобой за стол.

– Откуда?

– Ты не убил его, уходя из участка. Ты ведь за этим и приходил туда, верно? Оценить парня, задать вопросы, разглядеть его, прочесть мысли, увидеть, тот ли он… И если решишь, что тот, – нет больше Леопольда… – Он смерил Декера взглядом. – Дело несложное. Футболист, силен как бык… Может, сейчас ты и не в форме, но все равно здоровенный чувак. У Леопольда не было никаких шансов.

– Ты не можешь арестовать человека за то, что тот думает о преступлении.

– Нет, и иногда это скорее проклятие, чем благословение.

– Тогда к чему это внушение с копами и Бриммер?

– Я капитан, но у меня тоже есть начальство.

– Так это был налет, чтобы прикрыть задницу?

Миллер резко поднялся на ноги и поправил галстук, подтянув его к кадыку.

Декер смотрел на него снизу, мигрень уже лупила в голову со всех сторон. Он полуприкрыл глаза, чтобы избавиться от тусклого света, который казался тысячью раскаленных ламп.

– Так что ты собираешься делать?

– С тобой – ничего. Теперь Леопольду будет предъявлено обвинение на основании его признания. Далее мы либо подтвердим его рассказ, либо опровергнем. Я серьезно подумаю над всем, что ты мне сказал. В конце расследования он либо останется за решеткой, а потом отправится в суд или признает себя виновным до суда, либо выйдет на свободу.

– А если кто-то заставил его это сделать?

– Он может дать нам след. Уверен, что ты уже об этом подумал.

– Ты дашь мне знать, что вы решите с Леопольдом?

– Ты больше не работаешь в полиции. Я бы предпочел иное, но ты не работаешь.

– В то время мне пришлось принять такое решение.

Миллер потер нос и застегнул куртку.

– Ну, другое время требует других решений.

Он пошел к выходу, но обернулся и поднял палец:

– Амос, сегодня тебе повезло. У тебя был только один счастливый билетик, и ты его истратил. Не забывай об этом. И забудь, что Себастьян Леопольд живет с тобой на одной планете. Оставь это нам. Ты меня подставил, так что больше на меня не рассчитывай. Я тебя распну. Хорошего дня.

Амос Декер еще с минуту сидел за столом, потом бросился в свою комнату, запер дверь, задернул все занавески, упал на кровать и накрыл лицо подушкой, чтобы избавиться от света и уступить зверю, пожирающему его переделанный разум.

Глава 11

Тяжелые тучи пожирали хрупкое небо, пока свет не исчез, хотя солнце по-прежнему было где-то там, истощенное и безучастное. Как будто глядишь на сороковаттную лампочку сквозь марлевую повязку. Для Декера, который был во всем подвержен влиянию цвета, мир сейчас стал серым.

Он засунул руки в карманы, прячась от укусов холодного ветра. Декер оправился от мигрени, сходил в местный «Вендис» и заглотил большой стакан колы; пусть сахар смоет остатки недомогания, как кислотная промывка по выцветшему, испачканному металлу, а пот высохнет на коже. Потом Декер вернулся на автобусе в центр и забрал из мусорного бака свой пистолет и одежду. По счастью, их никто не нашел. Он не мог лишиться единственного комплекта рабочей одежды и тем более единственного оружия.

А сейчас Амос стоял в своих старых тряпках, ежась под колючим ветром, и смотрел на Мэнсфилдскую среднюю школу. Как и тысячи других школ по всей стране, ее возвели в послевоенный строительный бум. В 46-м рождаемость подскочила, а со временем всем этим деткам понадобились школы. Вот что делают с мужчиной четыре года войны вдали от дома. Заводят до предела. Наверное, женам вернувшихся ветеранов целый год было не до сна.

У Мэнсфилда было три этажа, все кирпичные, и время обошлось с ним неласково. Окна были заколочены или выбиты. Аккуратные полоски раствора вокруг кирпичей выкрошились и пятнали фасад бессмысленными граффити. Территория заросла мокрицей, в которой протоптали грязные тропинки. Асфальт потрескался, сетку забора покорежило, а створки ворот висели на гнутых ржавых петлях. Сейчас это место больше походило на заброшенную психиатрическую лечебницу, чем на среднюю школу.

Мэнсфилд построили в основном для детей военнослужащих с военной базы по соседству. База была одним из крупнейших работодателей Берлингтона, и обслуживание всех этих солдат здорово пошло на пользу региону. А потом Пентагон сократился, и одной из первых закрыли базу в Берлингтоне.