Дженнифер Макмахон - Разоблачение Страница 13

Тесс носила джинсовый костюм, заляпанный краской, и черный шерстяной кардиган с массивными деревянными пуговицами. Ее каштановые волосы были собраны в небрежный узел и заколоты карандашом.

Здание художественной студии находилось рядом со зданием скульптурной студии и было соединено с ним трубообразным подвесным коридором. Считалось, что после десяти вечера они должны быть пустыми и запертыми, но время от времени они делились пивом с охранником по имени Дуэйн, и он разрешал им оставаться сколько угодно.

В художественной студии имелась маленькая кухня, и Тесс заваривала турецкий кофе в бронзовой кастрюльке. Она наполняла термос и приносила горячий, густой, сладкий кофе по коридору до скульптурной студии, где кричала «Перерыв!». Иногда Генри был так увлечен, что не мог оторваться от работы, и Тесс сидела, прихлебывая кофе и наблюдая за ним.

– Когда я смотрю, как ты занимаешься, то чувствую, что нас здесь трое: ты, я и твоя работа, – сказала она над исходившей паром кружкой. – Ты оживляешь дерево, Генри. Вот что я люблю в твоем деле.

Иногда она сразу приходила к нему и ласкала дерево, проводя пальцами по резким угловатым контурам волков, медведей и стариков. В такие моменты он испытывал странное ощущение, что скульптуры были для нее реальнее, чем он сам.

Тесс начала говорить о северном конце амбара как о его художественной студии. Собираешься вечером в свою студию, Генри? Или: Как обстоят дела с освещением в твоей студии?

Даже Эмма присоединилась к ней:

– Когда я смогу увидеть тебя в твоей студии? Я хочу посмотреть, смогу ли я услышать дерево.

– Скоро, – обещал он. – Уже скоро.

Генри купил еще один ящик вина. Он заточил стамески, ножи и долото. Он ходил вокруг дерева и ждал, когда оно заговорит с ним. По радио «Роллинг Стоунз» пели о том, что он не получит удовлетворения, а «Аэросмит» советовал ему продолжать мечтания. Тесс и Эмма не показывались у двери, настроенные на результат.

И однажды, как-то ночью, решение пришло к нему. Это было скорее не вдохновение, а прилив отчаяния. Он должен что-то сделать. Что угодно. Поэтому он взял топорик и начал утомительный процесс обстругивания одного конца бревна, подобно затачиванию огромного карандаша. Он проработал четыре дня, а потом увидел, что это такое. Каноэ. Он собирался изготовить каноэ! Он улыбался, думая о том, как будут довольны Эмма и Тесс, когда увидят, как он выводит свое искусство на этот новый и практичный уровень. Он делал вещь, куда они поместятся втроем и смогут плавать по воде. Если будет наводнение, они окажутся в безопасности. У них будет каноэ Генри, его личный ковчег от «Дефорж».

Он был так рад, что исполнил маленький индейский танец вокруг бревна с кружкой вина в одной руке и топориком в другой, проливая вино на пол и пятная подол своей старой рабочей униформы.

– Каноэ? – Тесс нахмурилась и поджала губы. Ее вздох вырвался наружу с долгим, разочарованным присвистом. Она представляла животное или человека, чье лицо она могла бы ласкать. Но это был повзрослевший Генри, владелец собственного бизнеса, самостоятельный человек. Практичный Генри с крошечными морщинками в уголках глаз.

– Что ты собираешься с ним делать? – спросила она.

– Посмотрю, может ли оно держаться на плаву. Может быть, научу Эмму грести.

Эмма пританцовывала вокруг каноэ.

– Это так здорово, папа! – сказала она. – А весла ты тоже сделаешь?

– Конечно, милая.

– Но ведь ты боишься воды, Генри, – сказала Тесс.

Здесь она уела его. Практичный Генри не нашелся с ответом.

Но он каждый вечер продолжал сновать между мастерской и крошечной кухней, включая радио, наливая вино и работая над огромным бревном. Он воспользовался цепной пилой для нанесения перекрещивающегося узора на бортах, потом поработал топором, скобелем и стамесками для выстругивания мелких частей, формируя внутреннюю полость. Он занимался этим около года, и работа близилась к завершению. Каноэ было выдолблено, борта и оконечности готовы. Он лишь наносил финальные штрихи, сглаживал последние шероховатости.

Это каноэ было достаточно вместительным для трех или четырех человек. В иные ночи после окончания работы он вытягивался внутри и уютно устраивался между закругленными бортами. Он уже не раз спал там, просыпаясь спустя несколько часов и ковыляя в кровать на другом конце амбара.

То же самое произошло сегодня ночью. Он проснулся и посмотрел на часы. Уже почти час ночи. Генри подошел к окну и увидел, что Тесс все еще работает над своим гротом; всего лишь силуэт в свете лампы.

Такая одержимость была не похожа на Тесс. Но с другой стороны, у нее ведь никогда не было подобного проекта?

За десять лет она не более десяти раз упоминала имя Сьюзи. А теперь вдруг с головой ушла в работу.

Генри опасался, что кто-то увидит грот. Если это будет частный сыщик, нанятый отцом Спенсера, то грот может оказаться уликой. Люди не устраивают святилища в честь живых, не так ли? Разумеется, Тесс понимает это. Он устал говорить с ней об этом еще вечером, когда вернулся из магазина.

– Думаешь, это хорошая затея? Я имею в виду фотографию Сьюзи в твоем гроте. Это как красная тряпка для быка, верно?

– Ты не понимаешь, – сказала она.

– Чего я не понимаю, Тесс? Господи, это же почти письменное признание! И как ты полагаешь, что подумает Эмма?

– Эмма думает, что это дань памяти мой подруге, смастерившей лося, который ей так нравится.

Генри покачал головой:

– Нужно убрать отсюда фотографию Сьюзи, Тесс. Сыщик может появиться в любое время…

– Я не объясняла тебе, как ты должен вырезать это дурацкое каноэ. И как ты полагаешь, что Эмма думает о нем? Что она подумает, когда узнает, что это каноэ никогда не окажется рядом с водой, а останется собирать пыль в амбаре?

Генри повернулся и ушел.

Теперь, когда он смотрел на нее в окно, то вспомнил двадцатилетнюю Тесс, сидевшую со скрещенными ногами на горке деревянных стружек на полу скульптурной студии. Сладковатый, землистый аромат темного кофе с корицей и струйки пара вокруг нее.

«Иногда мне кажется, что мы – лишь проводники».

Вот дерьмо.

Если Тесс не избавится от фотокарточки, то ему придется сделать это. Он был уверен, что она воспримет это как враждебное действие, а не попытку защитить семью. Ну почему каждый раз, когда он старался поступить по справедливости, то оказывался злодеем?

Генри оторвал взгляд от созерцания Тесс в ее гроте и посмотрел на свой бессмысленный проект, залитый светом галогенных ламп. Он не разрешал себе думать о том, что будет делать, когда все закончится. Он не хотел признавать правоту Тесс: сухопутное каноэ навсегда останется в его мастерской как напоминание о тщете его надежд и неспособности защитить жену и дочь. Лодка будет дразнить и искушать его, нашептывать его глубинные желания, совпадающие с его величайшими страхами.

«Вода, – будет нашептывать она своим деревянистым, смолистым, глубоким голосом, – мне нужна вода».

Часть 2. Мы боремся с технологией, иерархией, законами и правилами и со всеми формами правления

Глава 8

Поездка от Олдена до офиса Генри занимает сорок минут. Путь начинается с шоссе № 2, ведущего на восток, в сторону Мэна, и совершает изгибы и крутые повороты. Потом проезжаешь мимо Секстонского колледжа и через десять миль поворачиваешь на Кертис-роуд. Асфальтовое покрытие быстро заканчивается, леса становятся гуще, дома попадаются реже, а потом пропадают и дорожные знаки. Если знаешь дорогу и можешь пробраться по лабиринту одинаковых на вид развилок и перекрестков, то в конце концов между красными соснами открывается узкая грунтовая дорога, которая ведет вверх по склону к хижине. Генри не был здесь после рождения Эммы, но путь казался ему до боли знакомым, как будто он побывал здесь вчера. Он моргнул и обвел взглядом салон «Блейзера», напоминая себе, что это не дребезжащий оранжевый «Додж», который он водил в колледже. Сьюзи называла его «Машиной Любви».

Иногда он думал, как странно, что все эти годы хижина находилась всего лишь в часе езды от его дома. Так близко и одновременно на другом краю света. Они даже не ездили в эту сторону. Когда Генри, Тесс и Эмма отправлялись в Мэн для летнего отдыха, они делали крюк по шоссе между штатами и утверждали, что так можно быстрее добраться до пляжей и лобстеров. Олден был большой черной дырой на карте, опасной зоной, которую следовало избегать любой ценой.

– Только подумай, чего мы могли бы достичь, – ни учебы, ни работы, ни даже проклятого телефона, – сказала Сьюзи, осматривая хижину широко распахнутыми глазами. – Мы могли бы всецело посвятить себя делу. Есть, спать и разоблачать.

Оставалось меньше недели до окончания колледжа, и Уинни показывала им охотничий лагерь, построенный ее дедом в начале 1960-х годов. Они оставили автомобиль Генри у начала подъездной дороги и пешком поднялись на холм, потные и запыхавшиеся, но в приподнятом настроении.