Тесс Герритсен - Клуб Мефисто Страница 19

– Этот Лайэлл был ее молодым человеком? – спросила она.

– Для него это страшное горе. Не уверен, что мне удалось его утешить.

– Я бы не смогла так, как ты, Даниэл. Человеческое горе для меня невыносимо.

– Но ведь твоя работа связана с ним. Тебе приходится.

– Но не на такой стадии, как тебе, когда надо иметь дело с совсем еще свежими ранами. От меня ждут конкретных ответов, а не утешений. – Она взглянула на Даниэла. Но в полумраке салона смогла разглядеть лишь его силуэт. – Последний полицейский капеллан продержался здесь только два года. Думаю, не выдержал стресса, вот с ним и случился удар.

– Отцу Рою, чтоб ты знала, было шестьдесят пять.

– Выдержать постоянные ночные вызовы, конечно, дело не из легких, – согласился он, выдохнув на стекло, которое тут же запотело. – Полицейским тоже приходится несладко. Как и врачам, и пожарным. Но не все так плохо, – прибавил он с тихим смешком, – тем более что выезд на место преступления – единственная для меня возможность повидаться с тобой.

Хотя Маура не видела глаз Даниэла, она ощущала, что он смотрит на нее, – и благодарила Бога, что в салоне темно.

– Раньше ты навещала меня, – заметил он. – Отчего же теперь не приходишь?

– Но я же была на рождественской службе, верно?

Он устало усмехнулся:

– На Рождество приходят все. Даже те, кто не верит.

– Но я же была там. И не пыталась тебя избегать.

– Неужели, Маура? Неужели ты меня избегаешь?

Она не ответила. Некоторое время они смотрели друг на друга сквозь полумрак салона. Воздух, поступавший из обогревателя, мало-помалу нагрелся, и, хотя окоченевшие пальцы у нее еще не отошли, щеки уже пылали.

– Я знаю, что происходит, – тихо проговорил он.

– Ничего ты не знаешь.

– Я такой же человек, как ты, Маура.

Она вдруг рассмеялась. Это был горький смех.

– Ну, это же банально. Святой отец и прихожанка.

– Нет, не надо так.

– Но ведь это же и впрямь банально. Такое было уже тысячу раз. Священники и скучающие домохозяйки. Священники и одинокие вдовы. У тебя это в первый раз, Даниэл? Лично у меня в первый, можешь не сомневаться.

Ей вдруг стало стыдно за то, что она выплеснула на него свою досаду, и она отвернулась. Что такого он ей сделал – только предложил дружбу, заботу! «Я сама разрушаю свое счастье».

– Если тебя это хоть немного утешит, – спокойно ответил он, – ты не одна такая несчастная.

Маура словно окаменела, прислушиваясь к шуму обогревателя. Хоть она и смотрела прямо перед собой – на запотевшее изнутри лобовое стекло, все остальные органы чувств были обращены к Даниэлу. Даже будь она слепая и глухая, ничто не заставило бы ее усомниться в том, что он здесь, рядом, – настолько остро ощущала она его присутствие. Настолько же остро, как ритм своего сердца и напряженные нервы. Ее охватило постыдное возбуждение от признания Даниэла в том, что он тоже несчастен. Все-таки не только она страдает и не спит по ночам. Любовная тоска не выносит одиночества.

Раздался громкий стук в ветровое стекло. Вздрогнув, Маура повернула голову и сквозь затуманенное стекло разглядела призрачный силуэт. Она опустила стекло и увидела лицо наклонившегося к ней полицейского.

– Доктор Айлз! Подъехал труповоз.

– Спасибо. Сейчас приду.

Маура снова подняла стекло, по которому струйками потекла вода. Потом выключила двигатель и посмотрела на Даниэла.

– У нас есть выбор, – сказала она. – Мы оба можем быть несчастными. А можем и дальше жить каждый своей жизнью. Я выбираю второе.

Маура вылезла из машины, закрыла дверь. И глубоко вдохнула ледяной воздух, который обжег ей горло. Но при этом освободил ум от последних сомнений – освеженный, с возрожденной энергией, он мог снова приниматься за работу. Маура отошла от машины, даже не оглянувшись. И пошла обратно по тротуару, продвигаясь от одного фонаря к другому и ступая по обледенелым лужам света. Даниэл – позади; впереди ее ждет тело убитой. А вокруг по-прежнему стоят полицейские. Чего они дожидаются? Ответов, которые, вполне вероятно, она не сможет им дать?

Маура плотнее закуталась в пальто, словно стараясь спрятаться от их взглядов, и подумала о сочельнике, вспомнив другое место убийства. И Еву Кассовиц, которая вышла на улицу, где ее вывернуло прямо на сугроб. Было ли тогда у Кассовиц хоть малейшее предчувствие, что в следующий раз именно ей суждено стать объектом внимания Мауры?

Когда бригада из морга везла Еву Кассовиц через боковой двор, полицейские уже молча толпились возле дома. Как только из-за железной калитки показалась каталка с ее прикрытым пленкой телом, они обнажили головы, невзирая на пронизывающий ветер, и опустили их в скорбном поклоне, по-своему отдавая долг чести той, которая была одной из них. Они стояли так и после того, как каталку погрузили в кузов машины и дверцы за ней захлопнулись. И только когда свет задних фар фургона исчез во мраке ночи, они снова надели головные уборы и потянулись к своим машинам.

Маура тоже было направилась к своему «лексусу», как вдруг парадные двери дома распахнулись. Она обернулась, заметив хлынувший изнутри теплый свет, и увидела в дверном проеме какого-то мужчину – он стоял и смотрел на нее.

– Простите. Вы доктор Айлз?

– Да.

– Господин Сансоне приглашает вас зайти в дом. Внутри куда теплее, к тому же я заварил свежий кофе.

Маура остановилась у подножия лестницы и взглянула на фигуру дворецкого в ореоле теплого света. Он стоял совершенно прямо и неподвижно и смотрел на нее с пугающим спокойствием, так что Маура чуть было не приняла его за истукана в натуральную величину, какого ей однажды случилось видеть в бутафорской лавке. Дворецкого из папье-маше с импровизированными напитками на подносе. Она перевела взгляд на улицу, туда, где стояла ее машина. Даниэл уже ушел, так что ее ожидало только одно – одинокое возвращение в пустой дом.

– Благодарю, – сказала она и поднялась по ступеням. – От чашки кофе не откажусь.

12

Маура прошла в теплую переднюю. Лицо у нее еще не успело отойти от жгучих укусов ветра. Лишь после того, как она постояла у камина, ожидая, когда дворецкий сообщит господину Сансоне о ее приходе, щеки ее мало-помалу обрели прежнюю чувствительность – она ощутила приятное покалывание пробуждающихся нервных окончаний под кожей, к которой снова прилила кровь. Из соседней комнаты доносились приглушенные отзвуки разговора – голос детектива Кроу, задающего вопросы, и тихие, едва различимые ответы. Второй голос был женским. В камине прыгали искры и вился дымок, и Маура вдруг поняла, что это горят настоящие дрова и что это не какой-нибудь искусственный газовый камин, как ей показалось сначала. Над камином висела средневековая картина маслом – вполне вероятно, подлинная. Это был портрет мужчины в темно-красной бархатной мантии, с золотым крестом на шее. Хотя мужчина выглядел немолодо и его черные волосы уже тронула седина, глаза у него горели юношеским огнем. В мерцающих отблесках пламени, освещавших комнату, эти глаза казались поразительно живыми.

Маура вдруг вздрогнула и отвернулась, странным образом смутившись под взглядом мужчины, почти наверняка давным-давно умершего. К тому же были в комнате и другие диковины – другие сокровища, достойные восхищения. Кресла, обшитые полосатым шелком, китайская ваза, покрытая мерцающим зеленоватым налетом времени, сервировочный столик красного дерева, на котором помещались коробка для сигар и хрустальный графин с бренди. Через весь ковер, на котором она стояла, тянулась протоптанная дорожка, свидетельствовавшая о его древности и о том, что по нему прошлось несметное количество ног; судя по практически нетронутым краям, ковер этот был соткан руками искусного мастера из добротной толстой шерсти. Маура посмотрела себе под ноги – на замысловатый узор из виноградных лоз на бордовом фоне, переплетенных вокруг единорога, тихо-мирно возлежащего под сенью деревьев. Внезапно Мауре стало стыдно оттого, что она топчет этот шедевр. И она шагнула с ковра на деревянный пол, поближе к очагу.

И вновь увидела портрет. Снова устремив свой взор в пронзительные глаза священника в мантии, как будто неотрывно наблюдавшего за ней.

– Он достался мне от предков. Изумительно, не правда ли, краски по-прежнему яркие. А ведь уже прошло четыре сотни лет.

Маура обернулась и увидела, как в комнату вошел какой-то мужчина. Вошел так тихо, словно материализовался из воздуха прямо у нее за спиной; от удивления она даже не нашлась что сказать. Одет он был в черный свитер с воротником, на фоне которого его седина выглядела еще эффектнее. Хотя на вид ему было не больше пятидесяти. Если бы они случайно встретились на улице, она непременно обратила бы на него внимание: уж очень привлекательным было его почему-то казавшееся смутно знакомым лицо. Лоб – высокий, осанка – благородная. В карих глазах отражались отблески горевшего в камине огня, и создавалось такое впечатление, будто они горят сами по себе, как бы изнутри. Он сказал, что портрет – фамильная ценность, и она сразу подметила, что между ним, живым человеком, и мужчиной на портрете есть явное сходство. Глаза.