Ю Несбё - Охотники за головами Страница 29

– Курацит? Занятно, ты даже не сомневаешься, что твоя жена способна совершить убийство ради ребенка и некоторой денежной суммы. И насколько я знаю, ты прав. Но вообще-то, я попросил ее не об этом. Внутри шарика находилась смесь кеталара и дормикума, анестетик мгновенного действия и такой силы, что его применение не всегда безопасно. По нашему плану ты должен был вырубиться в то утро прямо в машине, а Диана – привезти тебя в условленное место.

– Что за место?

– Домик в горах, который я снял. Вроде того, где я надеялся найти тебя вчера вечером. Только с более симпатичным и менее любопытным хозяином.

– И там бы меня…

– Уговорили.

– Каким образом?

– Сам знаешь. Человека можно соблазнить. Припугнуть, если надо.

– Пыткой?

– У пытки есть свои достоинства, но, во-первых, я терпеть не могу причинять физические страдания другим людям. А во-вторых, на известном этапе пытка куда менее эффективна, чем принято считать. Так что нет, пытки было бы не очень много. Ровно столько, чтобы дать тебе ее почувствовать, чтобы пробудить тот безотчетный страх физической боли, который все мы носим в себе. Именно страх, а не боль делает человека сговорчивей. Поэтому серьезные, профессиональные специалисты по ведению допросов не идут дальше легких, ассоциативных пыток… – Он осклабился. – Во всяком случае, если верить руководствам ЦРУ. Они лучше, чем у ФБР, – ты ведь пользуешься руководствами ФБР, правда же, Роджер?

Я почувствовал, как шея взмокла от пота под повязкой.

– А чего именно ты хотел добиться?

– Чтобы ты составил и подписал рекомендацию, такую, как нам надо. Мы уже даже хотели марки наклеить и прислать ее тебе по почте.

– А если бы я отказался? Новые пытки?

– Мы не звери, Роджер. Если бы ты отказался, то мы бы просто оставили тебя там. Пока «Альфа» не назначит на твое место кого-нибудь из твоих коллег. Предположительно того коллегу, его зовут Фердинанд, кажется?

– Ферди, – мрачно отозвался я.

– Точно. И он, как мне показалось, настроен вполне позитивно. Как и правление, и руководитель службы информации. Получается, их мнение тоже расходится с твоим, Роджер? Ты же согласен, что единственное, что могло мне серьезно помешать, – это негативный отзыв, причем от самого Роджера Брауна? Как видишь, у нас не было ни малейших оснований причинить тебе вред.

– Врешь, – сказал я.

– Да неужели?

– Ты не собирался оставлять меня в живых. Как ты мог отпустить меня, рискуя, что я тебя изобличу?

– Я сделал бы тебе заманчивое предложение. Вечная жизнь за вечное молчание.

– Оскорбленные мужья – ненадежные контрагенты, Греве. И ты это знаешь.

Греве провел дулом пистолета по подбородку.

– Пожалуй. Да, ты прав. Мы действительно хотели тебя убрать. Но так, по крайней мере, звучал план, который я изложил Диане. И она мне поверила.

– Потому что хотела верить.

– Эстрогены вообще ослепляют, Роджер.

Я не знал уже, что мне еще сказать… И ведь никто не зайдет, хоть бы одна сволочь…

– Я нашел табличку «Просьба не беспокоить» в том же шкафу, что и этот халат, – сказал Греве, будто прочитав мои мысли. – Видимо, их вешают снаружи на дверь, когда ведут осмотр пациентов.

Ствол указывал теперь на меня, и я видел палец на спусковом крючке. Греве не поднял пистолета, – очевидно, выстрелит с бедра, как с нереальной меткостью стрелял Джеймс Кегни в гангстерских фильмах сороковых и пятидесятых. К тому же что-то мне подсказывало, что Клас Греве как стрелок тоже нереально меток.

– Мне показалось это разумным, – сказал Греве, чуть сузив глаза в ожидании звука выстрела. – Как бы то ни было, смерть ведь дело очень личное, верно?

Я закрыл глаза. Я был прав с самого начала: я в раю.

– Прошу прощения, доктор!

Голос эхом отдался от стен.

Я открыл глаза. И увидел троих мужчин, стоящих позади Греве, возле закрывающейся за ними двери.

– Мы из полиции, – произнес тот же голос, принадлежащий одному из троих, одетому в штатское. – Произошло убийство, так что, к сожалению, нам пришлось войти, несмотря на табличку на двери.

Я заметил, что мой ангел-спаситель чем-то похож на вышеупомянутого Джеймса Кегни. А может, впечатление создавалось его серым плащом. Или лекарствами, которыми меня накачали, потому что двое его коллег в черной полицейской форме со светоотражающими полосками в шашечку (вызывающими в памяти детские комбинезончики) выглядели так же нереально: похожие как две капли воды, толстые, как поросята, и высокие, как башни.

Греве застыл, бешено глядя на меня, но не поворачиваясь. Пистолет, не видимый полицейским, по-прежнему указывал на меня.

– Надеюсь, доктор, мы не помешали вам с нашим небольшим убийством? – снова заговорил тот, в штатском, не пытаясь скрыть раздражения оттого, что человек в белом халате его полностью игнорирует.

– Да нет, – сказал Греве, по-прежнему стоя к ним спиной. – Мы с пациентом как раз закончили.

Он отвел полу халата и сунул пистолет в карман брюк.

– Я… я… – начал я, но Греве меня перебил:

– А теперь постарайтесь успокоиться. А я буду держать вашу супругу Диану в курсе вашего состояния. Не волнуйтесь, доверьте ее нам. Понимаете?

Я заморгал. Греве наклонился над моей койкой и похлопал меня по колену под одеялом:

– Мы будем очень осторожны. Понимаете?

Я молча кивнул. Конечно, это просто от лекарств, на самом деле ничего подобного не происходит, не может происходить.

Греве выпрямился и улыбнулся:

– Диана, кстати, права. Волосы у вас правда шикарные.

Потом повернулся, наклонил голову и, не отрывая глаз от папки, тихо произнес, проходя мимо полицейских:

– Теперь он ваш. До поры до времени.

Как только за Греве захлопнулась дверь, «Джеймс Кегни» шагнул вперед:

– Моя фамилия Сюндед.

Я чуть кивнул, ощущая, как повязка впивается в шею:

– Вы успели в последний момент, Сюдент.

– Сюндед, – поправил он серьезным тоном. – Я следователь Отдела убийств и направлен сюда из Крипоса в Осло. Крипос – это…

– Я знаю, что такое Крипос.

– Хорошо. Это Эндриде и Эскиль Монсены, полицейское управление Элверума.

Я с почтением окинул их взглядом. Два моржа-близнеца с одинаковыми усами, упакованные в одинаковую форму. Теперь в два раза больше полиции за те же деньги!

– Сперва я хотел бы разъяснить ваши права, – начал Сюндед.

– Погодите! – вырвалось у меня. – Это вы к чему?

Сюндед устало улыбнулся:

– К тому, господин Хикерюд, что вы арестованы.

– Х…

Я прикусил язык. Сюндед помахал чем-то похожим на кредитную карту. Синюю кредитную карту. Карту Хикерюда. Карту из моего кармана. И вопросительно поднял бровь.

– …Хрен знает что! – сказал я. – За что вы меня арестуете?

– За убийство Синдре О.

Я таращился на Сюндеда, покуда он простыми, доходчивыми словами – не наизусть, не так как, словно «Отче наш», отбарабанивают «правило Миранды» полицейские в американских фильмах, – объяснял, что я имею право как затребовать адвоката, так и молчать в тряпочку. А в заключение сказал, что начальство дало санкцию задержать меня, как только я очнусь. В конце концов, у меня всего-то пара стежков на загривке.

– Прекрасно! – сказал я. – Лично я двумя руками за!

16. Машина «ноль-один»

Как выяснилось, больница находилась в загородной местности, недалеко от Элверума. Мне полегчало, когда ее белые, похожие на матрасы здания исчезли вдали. А еще больше – оттого, что нигде не наблюдалось серебристого «лексуса».

Мы ехали в старом, но прилично сохранившемся «вольво», с таким богатым звуком мотора, что я было подумал, что это бывший автомобиль налетчиков, переоборудованный в полицейскую машину.

– Где мы? – спросил я с заднего сиденья, где обретался, зажатый между упитанными телесами Эндриде и Эскиля Монсенов.

Моя одежда, вернее сказать, одежда Уве была отправлена в химчистку, но санитар выдал мне теннисные туфли и зеленый спортивный костюм с логотипом больницы и строго уведомил, что все это должно быть возвращено в выстиранном виде. Кроме того, мне вернули все ключи и бумажник Уве.

– В Хедмарке, – отозвался Сюндед с места возле водителя, которое афроамериканцы именуют the gunshot seat[29].

– А куда мы едем?

– А это вас совершенно не касается, – прошипел молодой прыщавый водитель, одарив меня ледяным взглядом из зеркала заднего вида.

Bad cop[30]. Черная куртка из бивернейлона с желтыми буквами на спине: «Клуб Кодо-дзен, Элверум». Я предположил, что это смесь какой-то густой мистики с суперновыми – а на самом деле старыми как мир – приемами единоборств. И что лишь благодаря исступленному жеванию жвачки он развил исключительно мускулатуру своих челюстей, непропорциональных по сравнению с остальным телом. Прыщавый парень был таким худосочным и узкоплечим, что его руки, державшие руль, казалось, сходятся под углом, как буква V.

– Ты за дорогой следи, – вполголоса посоветовал ему Сюндед.