Дэвид Болдаччи - Чистая правда Страница 7

– Помощник прокурора предложил умышленное причинение вреда здоровью, преступление третьего класса.

– А почему не шестого?

Фиске удивленно на него посмотрел. Эти парни так часто имели дело с уголовной системой, что нередко знали кодекс лучше большинства адвокатов.

– Класс шесть сейчас хит сезона. Твой имел место на следующий день.

– У него был пистолет. Я не собираюсь связываться с Пэком, когда он вооружен, а я – нет. Ты что, совсем ничего не соображаешь?

Фиске отчаянно хотелось протянуть руку и стереть высокомерие с его лица.

– Извини, но обвинение не откажется от третьего класса.

– Сколько? – с каменным лицом спросил Дерек, у которого, по подсчету Фиске, уши были проколоты двенадцать раз.

– Пять, с тем, что ты уже отсидел.

– Вот дерьмо! Пять лет за то, что я порезал ублюдка вонючим перочинным ножичком?

– Кинжалом с лезвием шесть дюймов. И ты ударил его десять раз. На глазах у свидетелей.

– Проклятье, он щупал мою девку! Разве это нельзя засчитать как защиту?

– Радуйся, что тебе не инкриминируют убийство первой степени, Дерек. Врачи сказали, ему повезло, что он не истек кровью прямо на улице. И если б Пэк не был таким опасным куском дерьма, то, что ты сделал, не назвали бы злоумышленным причинением ран. Тебя обвинили бы в злоумышленном причинении ран при отягчающих обстоятельствах. И тебе прекрасно известно, что это уже от двадцати до пожизненного.

– Он лез к моей девке. – Дерек наклонился вперед и выставил перед собой костлявые костяшки пальцев, чтобы подчеркнуть абсолютную логику своей моральной и правовой позиции.

Фиске знал, что у Дерека хорошо оплачиваемая работа, хотя и совершенно противозаконная. Он являлся первым лейтенантом номера два в сети распространения наркотиков в Ричмонде, отсюда и его кличка ДБ1. Боссом являлся Турбо, двадцати четырех лет от роду. В его империю, известную своей великолепной организацией и жесткой дисциплиной, входили несколько легальных заведений: химчистки, кафе, ломбард; на них работали бухгалтеры и адвокаты, которые занимались деньгами от продажи наркотиков после того, как их отмывали. Турбо был очень умным молодым человеком, а также обладал талантом к математике и деловой хваткой. Фиске пару раз хотелось его спросить, почему он не организовал компанию, которая могла бы войти в список «Форчун 500». Денег почти так же, зато уровень смертности значительно ниже.

Обычно Турбо поручал одному из своих адвокатов с Мэйн-или Франклин-стрит, которым платил триста долларов в час, позаботиться о Дереке. Но сейчас его преступление не имело отношения к бизнесу Турбо, и тот не стал в этом участвовать. То, что он отдал его человеку вроде Фиске, являлось своего рода наказанием за то, что Дерек совершил глупость и подставился из-за женщины. Турбо ни секунды не сомневался, что Дерек его не сдаст, а прокурор даже не пытался задавать вопросы о бизнесе Турбо. Если ты распускаешь язык, ты – мертвец, и не важно, в тюрьме ты или на свободе.

Дерек рос в симпатичном районе, где жили представители среднего класса, к которому принадлежали его родители, пока не решил бросить школу и вместо того, чтобы честно зарабатывать на жизнь, соблазнился легкими деньгами от торговли наркотиками. У него были все преимущества, и он мог заняться чем угодно. В мире хватало Дереков Браунов, чтобы он равнодушно относился к жуткой судьбе подростков, становившихся жертвами героинового эликсира, поставляемого людьми вроде Турбо. Поэтому Фиске отчаянно хотелось как-нибудь поздно вечером взять биту, привести Дерека в темный переулок и научить его старомодным ценностям.

– Офису прокурора глубоко наплевать, что он делал в тот вечер с твоей подружкой.

– Поверить не могу в это дерьмо. Один мой приятель порезал кое-кого в прошлом году – и получил всего два года, причем половину условно. Вышел через три месяца чистый, как младенец. А меня ждет пять проклятых лет? Что ты за дерьмовый адвокат такой?

– А у твоего приятеля имелись судимости в прошлом? – «И был ли твой дружок одним из главных виновников в распространении самой страшной болезни в Ричмонде?» – хотелось ему спросить, и он так и сделал бы, только понимал, что это совершенно бесполезно. – Знаешь, что я тебе скажу, я буду просить три с учетом того времени, что ты уже отсидел.

Дереку наконец стало интересно.

– Думаешь, у тебя выйдет?

Фиске встал.

– Откуда мне знать, я всего лишь дерьмовый адвокат.

Перед тем как выйти, он посмотрел на зарешеченное окно, за которым новая партия заключенных выбиралась из фургона, и их кандалы выбивали дробь по асфальту. Большинство были молодыми чернокожими парнями и латиноамериканцами, и все рассматривали своих будущих соседей, оценивая, на что те способны и чего от них ждать. Рабы и господа. Кого первым порежут или отделают до потери сознания. Несколько белых заключенных выглядели так, что, казалось, рухнут на землю и умрут от ужаса еще прежде, чем доберутся до своих камер.

Некоторые из них, вероятно, являлись сыновьями тех, кого патрульный Джон Фиске арестовал десять лет назад. Тогда они были совсем детьми, возможно, мечтали о другой судьбе: папы нет дома, мама из последних сил сражается с жизнью, и конца этой неравной борьбе не видно. А может, и нет. Реальность имеет обыкновение наказывать подсознание. Мечты не откладывают исполнение приговора, они лишь продолжение кошмара обычной жизни.

Когда Фиске служил копом, его диалоги с большинством арестованных имели обыкновение повторяться.

– Я тебя убью, мужик. Прикончу всю твою семью, – кричали ему одни, изможденные наркотиками, когда он надевал на них наручники.

– Угу. Ты имеешь право хранить молчание. Может, воспользуешься им?

– Послушай, друг, я не виноват. Это сделал мой приятель. Он меня подставил.

– И где же твой приятель? А как насчет крови у тебя на руках? И пистолета в кармане? И кокса в носу? Это все сделал твой приятель? Отличные у тебя друзья.

Потом их взгляд падал на труп, они теряли самообладание и начинали лопотать: «Дерьмо господне! Мама, где моя мамочка? Позвоните ей. Сделайте это для меня, о проклятье, ну позвоните же, пожалуйста. Мамуля! Вот дерьмо!»

– Вы имеете право на адвоката, – спокойно сообщал он им.

Вот таким был раньше Джон Фиске.

…Через пару судебных слушаний он покинул построенное из кирпича и стекла здание суда Джона Маршалла, названного так в честь третьего председателя Верховного суда США. Родовое гнездо Маршалла все еще находилось в соседнем доме, но теперь превратилось в музей, посвященный памяти великого американца, родившегося в Вирджинии. Он бы перевернулся в гробу, если б знал, какие страшные преступления обсуждали и каких жестоких преступников защищали в суде, носящем его имя.

Фиске зашагал по Девятой улице в сторону реки Джеймс. Последние несколько дней в городе царила влажная жара, но с приближением дождя стало прохладнее, и он поплотнее закутался в плащ. А когда полил дождь, адвокат побежал по тротуару, разбрызгивая ботинками воду, скопившуюся в лужах, которые собрались в выбоинах в асфальте и бетоне.

Когда он добрался до своего офиса в Шокоу-Слип, волосы и плащ у него промокли, и вода стекала тоненькими ручейками по спине. Фиске не стал ждать лифт, взлетел вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и отпер дверь своего кабинета. Он находился в большом здании, где когда-то располагался табачный склад; теперь его обшитые дубовыми и сосновыми панелями внутренности разделили на огромное количество кабинетов со стенами из гипрока. Однако запах табачных листьев остался навсегда. И не только здесь. Направляясь на юг по 95‑й автостраде мимо фабрики «Филипп Морис», о которой говорил Бобби Грэм, можно было получить приличную дозу никотина, даже не прикуривая сигарету. У Фиске нередко возникал соблазн бросить зажженную спичку в окно, когда он проезжал мимо, чтобы посмотреть, не загорится ли на территории воздух.

Кабинет Фиске занимал одну комнату с крошечной ванной, что было очень важно, поскольку он ночевал здесь чаще, чем в своей квартире. Адвокат повесил плащ сушиться и вытер лицо и волосы полотенцем, которое взял с вешалки в ванной. Затем он поставил кофейник, смотрел, как варится кофе, и думал про Джерома Хикса.

Если он добьется успеха, парень проведет остаток жизни за решеткой вместо того, чтобы получить смертельную инъекцию в комнате для приведения смертного приговора в исполнение. Убийство восемнадцатилетнего черного мальчишки не поможет Грэму стать генеральным прокурором, о чем он так мечтает. Про разборки между черными парнями, к тому же неудачниками, не напишут даже на последней странице в газете.

Когда Фиске был копом в Ричмонде, он чудом остался в живых во время войны с волной насилия, охватившего город и прилегающие к нему районы. Оно, точно аневризма размером с округ, оставляло за собой разрушенные трущобы и высокие, дорогие здания центра города, накрывало их, обтекая со всех сторон, минуя ненадежные баррикады пригородов. Это происходило не только в одном штате – криминальная активность набирала силу повсюду, и ее потоки, нарушая все границы, неслись вперед. «А когда они встретятся и смешаются друг с другом, что нас ждет?» – думал Фиске.