Дэвид Болдаччи - Чистая правда Страница 8

Когда Фиске был копом в Ричмонде, он чудом остался в живых во время войны с волной насилия, охватившего город и прилегающие к нему районы. Оно, точно аневризма размером с округ, оставляло за собой разрушенные трущобы и высокие, дорогие здания центра города, накрывало их, обтекая со всех сторон, минуя ненадежные баррикады пригородов. Это происходило не только в одном штате – криминальная активность набирала силу повсюду, и ее потоки, нарушая все границы, неслись вперед. «А когда они встретятся и смешаются друг с другом, что нас ждет?» – думал Фиске.

Он резко сел. Обжигающая боль зарождалась медленно, как и всегда. Адвокат почувствовал, как она начала свое движение от желудка к груди и дальше, охватывая все вокруг. Наконец, точно горячая лава в траншее, ощущение невероятного жара стало спускаться вниз, по предплечьям, захватило пальцы… Фиске с трудом поднялся на ноги, запер дверь кабинета и снял рубашку с галстуком. Под ней у него была надета футболка – он всегда носил проклятые футболки. Сквозь хлопок Фиске нащупал пальцами толстый шрам, у которого, несмотря на прошедшие годы, так и остались грубые края. Он начинался сразу под пупком и следовал по ровному следу, оставленному пилой хирурга, до самого основания шеи.

Фиске рухнул на пол и сделал, не останавливаясь, пятьдесят отжиманий. Жар в груди и конечностях снова опалил его, но потом начал постепенно отступать. Капля пота упала со лба на деревянный пол, и ему показалось, что он видит в ней свое отражение. По крайней мере, это была не кровь. После отжиманий Фиске сделал столько же упражнений на брюшной пресс, и с каждым новым движением шрам сокращался и шевелился, точно змея, против его желания вживленная в тело. Джон приделал на дверь, ведущую в ванную комнату, металлическую перекладину, которая легко и быстро убиралась, и подтянулся дюжину раз. Раньше он мог сделать в два раза больше, но у него медленно убывали силы. То, что пряталось под изуродованной кожей, рано или поздно победит и убьет его, но сейчас, временно, жар отступил – казалось, физическая нагрузка испугала и прогнала его, показав непрошеному гостю, что дома кто-то еще есть.

Фиске навел порядок в ванной комнате и снова надел рубашку. Затем налил кофе и, потягивая его маленькими глотками, стал смотреть в окно. Он почти не видел реку, но знал, что, когда дождь пойдет сильнее, вода в ней станет неспокойной и бурливой. Они с братом часто катались по ней в лодке или медленно скользили на резиновых покрышках в жаркие летние дни. Но с тех пор прошло много лет. И ближе к реке, чем сейчас, Фиске уже давно не оказывался. Ленивые дни безделья остались в прошлом. Теперь в его занятой жизни места для развлечений не осталось.

Впрочем, ему нравилось то, чем он занимался, – по крайней мере, по большей части. Он не был суперадвокатом Верховного суда, как его брат, но гордился своей работой и тем, как ее делал. Когда он умрет, после него не останется больших денег или выдающейся репутации, но он верил, что уйдет из жизни удовлетворенным тем, что ему удалось совершить.

С этими мыслями Фиске вернулся к своей работе.

Глава 5

Форт-Джексон, точно задумчивый ястреб, пристроился на пустынном участке земли на юго-западе Вирджинии, одинаково далеко от границ Теннесси, Кентукки и Западной Вирджинии, в самом сердце отдаленного угледобывающего района округа. В Соединенных Штатах имелось совсем мало – если вообще таковые были – стоявших отдельно военных тюрем. Как правило, они находились рядом с военными базами, по традиции и в связи с ограниченностью средств. У Форт-Джексона также имелся военный объект, однако доминирующей всегда оставалась тюрьма, где самые опасные преступники армии США безмолвно считали оставшиеся до конца их жизни дни.

Из Форт-Джексона никогда и никто не совершал побегов, и даже если какому-то заключенному удавалось обрести свободу без участия суда, она оказывалась короткой и не доставляла ему радости. Окружающая местность представляла собой тюрьму даже более опасную – зазубренные скалы, угольные карьеры, коварные дороги с уходившими круто вниз обочинами, густые, почти непроходимые леса, где полно щитомордников и гремучек. В грязных речках поджидал еще более агрессивный их родственник – водяной щитомордник, готовый в любой момент наброситься на ноги зазевавшегося и испуганного путника, нарушившего границы его владений. А местные жители, привыкшие во всем полагаться только на себя, в этом всеми забытом уголке Вирджинии – человеческий эквивалент колючей проволоки – не только мастерски владели ножами и пистолетами, но и не боялись пускать их в дело. И, тем не менее, скалистые склоны, великолепные леса, цветы и кусты, запах неспешной дикой жизни и тихие глубины океана обладали своеобразной и потрясающей красотой.

Адвокат Сэмюель Райдер миновал главные ворота форта, получил значок посетителя и поставил машину в специально отведенном месте. Немного нервничая, он прошел по плоскому, с каменными стенами входу в тюрьму, чувствуя, как портфель тихонько постукивает его по ноге в синих брюках. Двадцать минут ушло на досмотр: проверка документов, а затем списка посетителей на предмет, внесена ли туда его фамилия; потом его прощупали, он прошел через металлодетектор и, наконец, показал, что лежит в портфеле. Охранники с подозрением посмотрели на маленький транзисторный приемник, но, убедившись, что в нем нет ничего запрещенного, не стали отбирать.

Райдеру зачитали стандартные правила, и на каждое он давал громкий утвердительный ответ. Он знал, что стоит ему нарушить одно из них, и охранники мгновенно забудут про вежливость.

Жутко нервничая, юрист огляделся по сторонам, не в силах избавиться от гнетущего страха, как будто архитектор, построивший это здание, напитал им его плоть и кости. Внутри у Райдера все сжималось, а ладони отчаянно потели, как будто ему предстояло сесть в турбосамолет на двадцать человек во время начинающегося урагана. Райдер служил в армии во время войны во Вьетнаме, но ни разу не покинул страну, ни разу даже близко не оказывался рядом с полем боя или смертельной опасностью. И он подумал, что будет очень глупо рухнуть замертво от сердечного приступа в военной тюрьме на земле Соединенных Штатов. Адвокат сделал глубокий вдох, мысленно заставил сердце успокоиться и снова задал себе вопрос: зачем он вообще сюда приехал? Руфус Хармс находился не в том положении, чтобы заставить его или кого-то другого что-то сделать. Но он все-таки приехал… Райдер еще раз глубоко вздохнул, прикрепил значок посетителя и сжал такую приятную ручку портфеля – своего кожаного амулета, когда охранник повел его в комнату для посетителей.

Оставшись в одиночестве на пять минут, Райдер окинул взглядом тускло-коричневые стены, призванные производить еще более угнетающее действие на тех, кто уже и без того жил, размышляя о самоубийстве. Ему стало интересно, сколько человек, погребенных здесь другими людьми, и не без причины, называют это место домом. И тем не менее у всех были матери, даже у самых жестоких, а у некоторых даже отцы, настоящие, а не те, что просто оплодотворили яйцеклетку. Однако они здесь. Почему? Возможно, родились со злом в душах. «Кто знает, может быть, скоро придумают генетический тест, который сообщит, что твой приятель из детского сада в будущем станет новым Тедом Банди[6], – подумал Райдер. – И что ты станешь делать, когда услышишь эту жуткую новость?»

Его размышления прервало появление возвышавшегося над двумя охранниками Руфуса Хармса, которого те ввели в комнату. Первое впечатление, которое возникало, глядя на них, – двое рабов идут вслед за господином; хотя в действительности это он находился в их власти. Хармс был самым крупным мужчиной из всех, кого Райдеру довелось видеть в жизни, великаном, наделенным противоестественной силой. И даже сейчас казалось, будто он заполнил все помещение. Его грудь представляла собой две бетонные плиты, расположенные рядом, а руки толщиной могли поспорить с могучими стволами деревьев. Хармса привели в ручных и ножных кандалах, и ему приходилось идти «тюремной походкой». Впрочем, он к ней давно привык, и короткие шажки выглядели грациозными.

Райдер решил, что ему уже к пятидесяти, но в реальности он выглядел на десять лет старше, а шрамы на лице и выступающая кость под правым глазом не делали его привлекательнее. У молодого человека, которого Райдер представлял в суде, были тонкие, даже красивые черты лица. И Райдеру стало интересно, сколько раз Хармса избивали в тюрьме и какие свидетельства нападений скрываются под его одеждой.

Руфус сел напротив Райдера за деревянный стол, исцарапанный нервными, отчаянными руками, но не стал смотреть на адвоката, а взглянул на охранника, оставшегося в комнате.

Райдер понял, что он имел в виду, и сказал охраннику:

– Это личный разговор, я адвокат, так что вам придется дать нам некоторую свободу.