Кэрол Дуглас - Красный замок Страница 75

– Ты проснулась, Пинк? – спросила она, не оборачиваясь. – Одевайся скорее.

Иногда мне кажется, что у нее есть глаза на затылке. Наверняка здесь играет роль ее богатый театральный опыт.

– Мы снова отправляемся в подземелья?

– Совсем напротив. – Наконец наставница соизволила взглянуть на меня: – Квентин выхлопотал нам аудиенцию во дворце.

Я поднялась и босиком, в ночной рубашке, подошла к примадонне. На столе, поверх карты Праги, лежала помятая телеграмма.

– Он не приедет, – объявила Ирен, не поднимая головы; голос был напряжен как струна. – Разумеется, сам он ничего не пишет, для этого у него есть брат.

Я наклонилась и заглянула в телеграмму; Ирен, судя по всему, была не против. «ВАШ ЗАПРОС НЕВЫПОЛНИМ. Ш. Х. ЗАНЯТ ЗДЕСЬ И НЕ МОЖЕТ УЕХАТЬ НИ ПО КАКОЙ ПРИЧИНЕ. ОБХОДИТЕСЬ СОБСТВЕННЫМИ СИЛАМИ. М. Х.», – прочитала я и заметила:

– Довольно жесткий отказ.

– Не сомневаюсь, что в Лондоне «Ш. Х.» проводит повторное изучение дела Потрошителя, чего не случилось бы без наших парижских находок. Лондон – это остывший след. – Она отодвинула телеграмму. – Но если Шерлок Холмс и его сановный братец предпочитают терять время в Уайтчепеле… тогда мы, конечно, обойдемся без них. – Ирен дружелюбно посмотрела на меня: – А ты соня. Сейчас почти одиннадцать, а в двенадцать нас ждут в Пражском Граде.

– Господи! – только и смогла воскликнуть я, поскорее собрала свою одежду и поспешила к умывальнику. – Счастье, что мне не надо думать о наряде. Пора снова облачиться в клетчатое платье.

– А мне самое время изобразить чопорную даму. Король и представители Ротшильдов ожидают скромности и серьезности. Квентин присоединится к нам во дворце.

– А Брэм? – спросила я из-за ширмы.

– Он уже мчится на поезде в Трансильванию. Наш бродяга лучше себя чувствует на природе, и я попросила его как следует разобраться с подозрительным замком.

Я вышла из-за ширмы, заправляя блузку:

– Так ты от него избавилась! Значит, мистер Стокер больше не подозреваемый?

– Хоть его увлекательные истории и полны кровавых подробностей, его можно подозревать не более прочих английских мужчин, вступающих в унылые браки с унылыми женщинами и потом уныло изменяющих им в борделях. Ты ведь, наверное, навидалась таких бедолаг. Что ты о них думаешь?

– То же, что и ты. – Я подошла к столу. – Именно поэтому и поклялась никогда не выходить замуж. Жуткая тоска, причем для обеих сторон, и если нет никакой денежной выгоды, то и вовсе пустая трата времени. Кроме того, у меня масса других дел. Кстати, о делах: если у тебя больше не осталось в запасе засохших пятен крови и таинственных надписей на стенах, мне пора вернуться в Лондон и оттуда в Штаты.

– Ты все еще надеешься попутно выманить что-нибудь у Шерлока Холмса, Пинк?

– Кто знает.

– Замужество не обязательно должно быть таким, как ты его описываешь, – добавила Ирен. – Я тоже когда-то зарекалась.

– Кажется, единственное, что я рискую потерять, уехав до окончания дела, – так это знакомство с пресловутым Годфри.

– Ой, не преувеличивай, Пинк! – засмеялась наставница. – Уверена, гораздо больше ты будешь жалеть, что не поймала Потрошителя. И пусть пока тебе не верится в прекрасные качества Годфри, спасибо и на том, что ты не сомневаешься в его возвращении.

– Послушай, мне правда жаль, что я не могу остаться, но у тебя есть Квентин и старина Брэм. А у меня уже накопилось заметок на дюжину отличных статей. Но я буду очень рада, если ты телеграфируешь мне, кто же оказался убийцей. – Тут я наклонилась к столу, взяла перо и написала на углу карты адрес моего нью-йоркского жилища.

– Давай все-таки сначала съездим во дворец, Пинк, – предложила Ирен. – Может быть, ты все-таки решишь, что охота стоит твоего времени.

Кучер привез нас по склону холма на вершину, увенчанную каменными зданиями и островерхими башнями. Помимо махины замка здесь размещались три главные церкви города, дворец епископа и другие знаменитые строения: этакий город в городе.

Позади и внизу добротный Карлов мост с его почетным караулом из тридцати каменных святых казался серой линейкой, перекинутой через блестящие воды Влтавы.

Море красных городских крыш окружало позеленевшие церковные шпили. Я вспомнила о темно-красных пятнах, которыми пестрели стены невидимых жителям туннелей, о парижских катакомбах, нашпигованных костями. Получалось, будто здания и улицы – это только кожа города, а люди, ползающие там и тут, – всего лишь паразиты, поселившиеся на поверхности, в то время как подлинное сердце города бьется глубоко внизу, в могилах и подземных ходах, где вырыла свои норы смерть. И все живые души, кишащие наверху, постепенно превращаются в прах и просачиваются внутрь.

Подобные мрачные фантазии, однако, не особенно хороши для газет, поэтому я достала блокнот и начала набрасывать описание своего визита в королевский дворец, который читатели проглотят с тем же удовольствием, что и овсянку на завтрак.

Для тех, кто не догадывался о злодействах, творящихся в городе после наступления темноты, стоял просто очередной весенний пражский денек. Запах цветов свадебной фатой плыл по воздуху. Едва мы прибыли, Квентин Стенхоуп поспешил открыть перед нами дверцу коляски, словно прекрасный принц, встречающий своих принцесс. Одет он был по высшему дипломатическому разряду: фрак, полосатые брюки и жилетка.

Пребывание в Европе постепенно приучало меня подъезжать к величественным дворцам и грандиозным соборам как ни в чем не бывало. Я почти дозрела до того, чтобы по возвращении отправиться на прогулку в «деревню миллионеров» в Ньюпорте[73].

Меня нисколько не удивило, что нас проводили в тот же самый тронный зал, что и в прошлый раз. Король был уже там, по-прежнему весьма помпезный в своем малиновом мундире, расшитом золотом, но королева не появилась.

Отсутствие Клотильды позволило мне вообразить Ирен на ее месте. Поистине, примадонна была рождена для роли королевы – разве что она, как и подобает американке, обладала чересчур независимым умом, чтобы из нее получилась покорная жена европейского монарха.

Рядом с Вильгельмом поблескивал моноклем холеный мужчина в полосатых брюках и визитке.

– Садитесь, – приказал король, как способны приказывать только монархи – одновременно любезно и властно.

Мы расположились на разнообразных диванах, застеленных коврами, и в креслах, размещенных вдоль боковой стены зала. Я живо представила, как здесь проходят балы: пары кружат в венском вальсе по мозаичному полу, между мраморными колоннами, перед пустующим бархатно-золотым троном…

Первым делом Квентин представил холеного господина дамам, поскольку король и он сам уже были с ним знакомы.

– Прошу любить и жаловать: барон Бржезова из Богемии, чьими неустанными заботами поддерживаются интересы Ротшильдов в этом уголке мира.

Барон был на пятом десятке, щеки его украшал здоровый румянец, серьезные голубые глаза поблескивали сталью. Любезная улыбка позволила удержать золоченый монокль в глазу, когда Бржезова поклонился нам. Я пришла в полный восторг. Интересно, не свалится ли эта маленькая стеклянная луна со своего места на небосклоне, если человек чихнет? Хотя монокли и кажутся нам, американцам, манерными, я все же понимала, что многие дворяне немецкого и английского происхождения получали монокулярное зрение по наследству, как гемофилия передавалась по отдельным ветвям королевских династий Европы.

– Мисс…

– …Пинк, – решительно сказала Ирен.

Барон моргнул, и я не на шутку испугалась за монокль. Но ни улыбка, ни стекло не изменили своего положения.

– Это ваша протеже, мадам Нортон?

– Сотрудница, – ответила примадонна, улыбаясь в ответ.

– Я хотел бы высказать сожаление по поводу таинственной пропажи вашей прежней… компаньонки, мисс Хаксли. – Улыбка испарилась с лица барона. – Но у меня есть хорошие новости о вашем супруге.

– Новости! – откликнулась эхом Ирен, как будто слышала это слово впервые.

– Хорошие, – повторил для нее Квентин.

У меня будто камень упал с души. Я и сама не догадывалась, насколько меня тяготила перспектива уехать домой, когда Нелл и Годфри все еще находятся неизвестно где.

– Именно так. – Барон продолжал кланяться и сиять, но механически, из вежливости. Он подался вперед и положил на мраморный столик рядом с диваном небольшой черный кейс, наподобие докторского саквояжа: – Эти бумаги прибыли вчера с курьером из Трансильвании. Сделка, которую должен был заключить ваш муж, состоялась; документ скреплен печатью, – тут он указал ухоженным ногтем на солидную кляксу вишневого сургуча, хранящую отпечаток немыслимо витиеватого штемпеля, – и, как видите, доставлен. Граф Лупеску согласился уступить свое поместье за сумму, приемлемую для него и сообразную нашим интересам. В конце листа вы можете увидеть подпись вашего супруга и дату, всего два дня назад.