Владимир Круковер - Зачарованный киллер-2 Страница 10

Я человек понятливый. При общении с ментами моя понятливость возрастает в прогрессии, равной количеству звездочек на погонах мента. Поэтому я свалил — ушел на метро, посидел чуток в скверике, отдышался, слегка умылся снегом и спустился под землю.

Мне следовало доехать до станции Полежаевская, где буквально в нескольких шагах от метро я снимал квартиру с обстановкой. Внизу массивной кирпичной многоэтажки располагался военторг, я жил на втором этаже и квартира была вполне приличная, хоть и скудно обставленная. Платил я за эти «хоромы» 200 баксов в месяц, по московским понятиям немного. Конечно, я мог купить себе скромную квартирку, у меня оставалось еще около 30 тысяч зеленых, но я еще не определился в своем будущем. Оставались неясности и с «мстителями», которые заказали мне Гения, и с Ангелами, которых мой отказ похоже задел за живое. Правда чиновники Гения уверяли меня, что ни те, ни другие мне каверз чинить не будут. Но я давно уже разуверился в богатеньких русских, их обещания напоминали их бизнес — нечто неосязаемое и явно уголовное.

Поезд шел без пересадок, он был полупустым, главный поток пассажиров уже схлынул. И, когда на Беговой, вошла группа юнцов, я не обратил на них внимание. Тем более, что сидел на предпоследней скамейке спиной к вагону. Но тревожный гомон заставил меня обернуться.

Моим слезящемся глазам представилась сцена, достойная кисти Сальвадора Дали. В центре вагона на скамье девушка с парнем нахально трахались, а остальные парни ходили по ошарашенному вагону и взимали плату за экстравагантное зрелище. Да, велика и могуча российская мысль, до невероятных проказ воспаряет наш обыватель!

Пистолет мент мне не отдал, посоветовав не баловаться с такими игрушками или выправить разрешение. Даже, если б он был, прикасаться к этому гадючьему оружию меня можно было заставить лишь под страхом смерти. Драться со здоровенными молодыми качками тоже бесполезно, да и требовали они сумму для меня невеликую — 200 рублей. У меня только в кармане куртки валялось смятых бумажек гораздо больше, не считая плотной пачки пятисоток в бумажнике. Я отдал деньги и спросил, сколько они зарабатывают за сеанс?

Пацан, ехидно улыбаясь, ответил.

(Я не считаю возможным привести тут его ответ. Лучше расскажу аналогичную историю. Иностранный инженер слышит напряженный разговор между мастером и рабочим на заводе и просит перевести содержание спора. Переводчик на миг заминается, потом говорит:

— Мастер просит рабочего изготовить деталь, аргументируя это тем, что он находится в интимных отношениях с матерью рабочего. Рабочий отказывается, аргументируя это своими интимными отношениями с мастером, матерью мастера, начальником цеха, директором завода и самой деталью, причем в противоестественных позах).

Я внимательно выслушал юнца. Произойди наш диалог несколько часов раньше, я бы не удержался, ввязался бы с молодежью в конфликт. Но сейчас я был вымотан до предела. Поэтому я надвинул шапочку на глаза и отвернулся. И уже в который раз задумался, отчего это меня находят самые невероятные события? Может я и впрямь гигантская флуктуация?

Через двадцать минут я отпер своим ключом квартиру, разделся в прихожей, прошел на кухню и заварил крепчайший кофе. В чашку я набухал четыре ложки сахара, вышел в комнату, уселся на диван и включил телевизор. (Хозяйка оставила мне черно–белый «Темп», но я не стал жадничать, купил «Самсунг» с видиком, двойку). Включил я его не зря, меня интересовала информация о Столярном переулке. Когда я оправдывался перед оперативником, подъехал микроавтобус с телевизионщиками.

Я смаковал кофе и ждал утренних новостей, изредка переключая каналы. Я своими «наперченными» глазами не разглядел, какая кампания приехала.

Но еще до новостей телевизионных меня, как выяснилось, ожидали новости прозаические. Позвонил некто и сообщил, что «заказчики» по просьбе влиятельных лиц меня простили, но я должен вернуть аванс и заплатить неустойку.

— И сколько это теперь у вас будет? — с еврейским акцентом спросил я.

— Не у нас, а у тебя, — ответил мне грубый Некто, не забыв упомянуть о своих сексуальных домогательствах к моим родственникам. — Десять аванса и двадцать неустойки. Срок — до вечера!

— Вы очень любезны, — сказал я без всякого акцента.

Я настроился, было, еще поговорить, но трубку повесили. Пришлось вернуться к телевизору.

Новости сообщили, что при обыске в квартире маньяков в холодильнике обнаружили останки их прошлой жертвы: части тела, нарезанные на куски. Следовательно я спас не только честь девочек, но и жизни. Какой я молодец! Только славы никакой, поганые менты все приписали своим оперативным разработкам. Тот самый опер, что фаловал меня насчет газовика, минут пять распинался, доказывая, что за квартирой уже было установлено наблюдение, что случайный пожар (он сказал: «возгорание дверного проема») чуть не смешал их планы, что девочкам оказана медицинская помощь (дали валерьянки) и здоровье их вне опасности (смазали царапины йодом).

Что ж, не шибко и хотелось… На том свете зачтется. Спишут канцелярские херувимы с меня пару грехов. Что мне с деньгами делать, это гораздо важней? Отдам 30 кусков, останусь без гроша. Не отдам — побьют. Обратиться к Гению?.. Нет, у богатых никогда нельзя ничего просить. Дадут малость и больше к ним не подойдешь. Оставлю Гения на очередной черный день. В принципе, все не так плохо. У меня останется еще несколько деревянных тысяч, квартира оплачена за два месяца вперед, холодильник набит под завязку деликатесами, документы в порядке, здоровье неплохое… Разве что зубы… Эх, уже собирался пару тысяч зеленых на это дело пустить, с хорошим стоматологом договорился… Ладно, столько лет жил с плохими, поживу еще. И в таком разе мне особенно волноваться не стоит. Голова у меня хорошая, в Москве деньги на дороге лежат, неужто не подниму их.

Тольятти, май, второй год перестройки

Сегодня получка. Суперважная толстуха Вера Петровна, главбух, покрикивает на рабочих:

— Выдавать вечером буду, после работы. Директор запретил днем выдавать, чтоб не нажрались. Мы, руководители, обладаем привилегированной возможностью получить зарплату на несколько часов раньше. Андросов уже получил и с просветленным лицом отбыл в сторону магазина. Я вожусь в слоновнике, очищаю пол, присыпаю его опилками. Это единственная работа, которая доставляет мне удовольствие. Громадная хулиганка Кинга, в сущности, совершенно беспомощна. Оставь ее ненадолго — грязью зарастет. Это на воле она могла бы помыться, почистить себя мощными струями грязи и гравия из данного ей природой шланга — хобота. А здесь и грязная, и голодная будет. Никто ей во время сена не кинет, нежных веток зеленых, каши, сваренной с вечера на сахаре, не даст. Самое обременительное — питьевая вода. Когда ее приходится таскать издалека, руки у меня к вечеру повисают плетями. Кинга — настоящая водохлебка, 5О литров зараз и так три–четыре раза в день.

— Иваныч, — кричит бухгалтерша, — почему не идете деньги получать? Вечером не дам, вечером я рабочим выдавать буду, и не подходите.

Деньги мне нужны. Ну, что ж, характер выдержал, можно и пойти.

Отношение с Верой Петровной у меня сложные. Она всячески преследует меня за привычку покупать разные хозяйственные товары за наличные. Так как сознание ее сформировалось лет двадцать назад и с тех пор изменениям или развитию не подвергалось, она свято уверена, что хорошую тачку, швабру, лопату или бумагу для пишущей машинки до сих пор можно купить перечислением. То же мнение у нее по поводу приобретения дефицитных медикаментов. Она, кстати, вообще не понимает, зачем это делать: «Раньше не покупали — и все звери здоровы были». И убеждать ее бесполезно. Вера Петровна подсовывает мне ведомость на зарплату, отдельную ведомость по командировочным (часть суммы нашего заработка составляют так называемые колесные и квартирные, хорошая добавка) и с наслаждением сообщает, что удерживает «стольник» за погибших фазанов.

Во время прошлого переезда подружки одной шлюхи–контролерши, уволенной мной за то, что брала с посетителей деньги в обход кассы, открыли засовы дверок в зоовагончике, где в четырех вольерах жили фазаны, а в пятом — две лисы. Естественно, что в дороге от сотрясений дверцы распахнулись. Прибыв на место, вагончик являл следующую картину: в коридорчике были сложены 12 фазанов, аккуратно удушенных, я рядом сидела счастливая лиса. Только единственный серебряный фазан каким–то чудом остался в живых. Он смотрел на это безобразие через металлическую сетку и пытался клюнуть лису. Смелый оказался парень. Я уже писал, что директор — человек умный. Он махом издал приказ, из которого следовало, что в гибели фазанов виноват я, так как содержание хищных животных в одном зоовагоне с птицами запрещено инструкцией. Оно так, но еще месяца не прошло, как я вступил в должность. И столько на меня сразу навалилось всяческой текучки, что просто руки не дошли до птичника.