Дарья Донцова - Смех и грех Ивана‑царевича Страница 12

— Сидеть! Открывай рот, дорогой.

Рич уныло завыл.

— Это смешно, — отрезала старушка. — Хочешь колбаски? Вот, видишь, дружок, ломтик докторской? Я в него заверну таблетку для шерстистости и витаминку для глаз. Сейчас найду их…

Эмма Геннадиевна, поправив бифокальные очки, начала суетливо передвигать армию стоявших возле ее тарелки разноцветных баночек и бормотать:

— Это что? Экстракт подорожника от артрита. Нет, его пьет папочка. И капсулы от потери памяти тоже для него.

Матвей Ильич, вздрогнув, возразил:

— Мамочка, у меня с головой полный порядок.

Жена оторвалась от медикаментов:

— В каком смысле, папочка?

— Я не страдаю маразмом, — пояснил муж, — отлично помню, что происходило сегодня.

— Экое достижение! — хмыкнула Эмма Геннадиевна. — А что мы делали десятого сентября прошлого года?

Матвей Ильич растерялся:

— Забыл. Вероятно, находились дома.

— Вот видишь! — радостно констатировала супруга. — Вот он, склероз, настиг тебя неслышными шагами. А я могу точно ответить на этот вопрос: десятого сентября прошлого года мы в это время ужинали, а в девять сели смотреть программу «Время».

Мне стало смешно, но дворецкий не имеет права ни участвовать в беседах хозяев, ни открыто реагировать на их разговоры.

— М‑м‑м… — протянул Матвей Ильич.

— А что случилось шестого июня тысяча семьсот девяносто девятого года? — наседала Эмма Геннадиевна.

Матвей Ильич, решив не ударить в грязь лицом, выпалил:

— У меня чудесная память! Ровно в двадцать один ноль‑ноль мы смотрели с тобой программу «Время». Ее постоянно показывают в этот час, а мы всегда сидим у телевизора.

Эмма Геннадиевна заморгала, Анфиса захихикала, а Елизавета Матвеевна укоризненно протянула:

— Ну что ты говоришь, папа! Тогда люди понятия не имели не только о телевидении, но и о других нынешних гримасах научно‑технического прогресса. Ты не мог смотреть в тот день новости еще и по другой причине.

— Ты тогда еще не родился, папочка! — перебила сестру Фиса. Затем быстро повела плечами, поправила воротник кофточки и кокетливо взглянула на меня. — Правда, Иван Павлович? Разве наш папа похож на развалины Карфагена?

Я не успел найти достойный ответ — Матвей Ильич рассердился:

— Дорогая, зачем ты задала такой вопрос? К кому из нас пришел маразм? Ты забыла, когда появилась на свет?

— Милый, тебе нужно пить лекарство для концентрации внимания, — обрадовалась жена. — Я ведь не интересовалась, что мы делали в тот далекий день, вопрос был поставлен иначе: что тогда случилось? Почувствуй разницу.

Одураченный во второй раз Матвей Ильич поперхнулся апельсиновым соком. А супруга протянула ему блюдечко, на котором лежало с десяток разноцветных пилюль.

— Держи, дорогой. И не капризничай. Здесь все необходимые добавки, которые задержат вредные процессы в твоем организме. Смотри, зеленая таблетка от маразма, красная для концентрации внимания, желтая поможет ровному дыханию, оранжевая поспособствует прекрасному настроению, голубая омолодит печень…

— Я никогда не жаловался на боли в животе, — возразил старик.

Но разве Эмму Геннадиевну остановишь? Она мигом напала на мужа:

— Где у тебя печень? Покажи конкретно!

Матвей Ильич приложил ладонь к левой стороне тела.

— Полагаю, здесь, в районе сердца.

И я тут же от всей души позавидовал старику. Хотелось бы мне дожить до его лет и понятия не иметь о том, в каком месте находятся у меня желчный пузырь, поджелудочная железа, печень. Похоже, у тестя покойного Семена нет проблем со здоровьем.

Эмма Геннадиевна удовлетворенно кивнула:

— Так и знала! Ты ошибся, дорогой, ливер у людей справа. А там у тебя дискомфорт.

— Нет, нет! — затряс головой бедолага.

— Мне лучше знать, где и что у тебя болит, — отрезала жена. — Немедленно глотай!

Матвей Ильич молча взял блюдечко.

— Мама, а что случилось шестого июня названного тобой года? — поинтересовалась Елизавета Матвеевна.

Старушка снова удивленно заморгала:

— Вот уж от тебя не ожидала! Доченька, ты еще молода, можешь пока обойтись гомеопатией. Начни вот с этих капель.

Эмма Геннадиевна потянулась к своим запасам.

— Спасибо, мама, не надо, — быстро произнесла вдова.

— У Винивитиновых в доме был пожар, да? — спросила Анфиса.

Старушка вздернула подбородок:

— Катастрофа! Шестого июня тысяча семьсот девяносто девятого года родился Пушкин. Как можно забыть эту дату? Даже Рич ее помнит. Верно, милый? — Хозяйка повернулась к пуделю. — Надеюсь, хоть ты не станешь демонстрировать невежество и отказываться от витаминов. Вот кусок докторской, я в него запихиваю твои пилюли… Ну‑ка, ам!

Ричи покорно разинул пасть и проглотил угощенье.

Матвей Ильич потянулся к тарелке с мясной нарезкой, но супруга успела отодвинуть ее на край стола:

— Папочка, это для тебя яд, ешь пюре из сельдерея. Ну вот, вспомнила Сеню… Он тоже не хотел переходить на здоровое питание. И где сейчас мой зять? Ему следовало всегда меня слушать!

Эмма Геннадиевна приложила к глазам салфетку.

Я прислонился спиной к буфету, мысленно улыбнувшись пришедшей в голову мысли. Небось Иван‑царевич, который нес домой в кармане жабу, сильно расстраивался из‑за того, что посланная им стрела залетела на болото. Но его должно было хоть немного утешать то, что мать жены навсегда осталась в трясине и никогда не очутится с ним за одним столом.

Матвей Ильич горестно вздохнул и стал глотать разноцветные капсулы.

Эмма Геннадиевна повернулась к внуку:

— Родя!

Парень вздрогнул:

— Да, бабушка.

— Что будешь есть на горячее?

— Не знаю, — промямлил тот. — Мне без разницы.

— Так нельзя! — возмутилась старушка. — Человек обязан иметь собственное мнение. Делай выбор: палтус или овощное рагу?

Родион почесал в затылке:

— Ну… мне как маме.

Эмме Геннадиевне опять не понравились слова внука:

— Сколько можно держаться за юбку матери! Ты же мужчина!

Родя сгорбился:

— Тогда мне то, что будешь есть ты, бабушка.

— Вот и хорошо, — кивнула старушка, — это правильно. Если есть сомнение, надо посмотреть, как поступает умный человек, и взять с него пример. Ксюша!

Девушка, ковырявшая вилкой листья салата, подняла голову:

— Что?

Эмма Геннадиевна ласково улыбнулась:

— Ты сегодня рассеянна, налила в салат майонез. Я правильно разглядела? Ты опустошила соусник?

— А что, нельзя, да? — незамедлительно огрызнулась внучка.

Бабушка растопырила пальцы руки:

— Называю четыре причины, по которым людям никогда не стоит употреблять соус, в недобрый час изобретенный французами, и еще одну твою лично. Майонез жирный, поэтому плохо действует на поджелудочную железу, к тому же он делается не из натуральных продуктов, почти всегда продается несвежим. И неужели ты забыла о своей аллергии на «Провансаль»? Сиди смирно, сейчас дам тебе таблетку от пищевого отравления. Где тут она?

Пенсионерка снова принялась перебирать пластиковые упаковки.

— Правда, дочка, — занервничала Елизавета Матвеевна, — как ты могла забыть? Ты вся покроешься красными пятнами, начнешь чесаться. Что скажет Игорь Анатольевич, увидев невесту, похожую на черепашку, больную псориазом?

— Я не собиралась есть салат с майонезом, — начала отбиваться Ксения, — просто…

— Что? Продолжай! — приказала старушка.

— Ничего, — отмахнулась внучка.

— Воспитанные девушки так себя не ведут! — возмутилась пожилая дама. — Если начала фразу, ее нужно договорить. В противном случае все подумают, будто ты решила скрыть нечто плохое.

Ксения отодвинула тарелку:

— Да просто мне пришло в голову подшутить над тобой — я положила майонез в салат и ждала, когда ты заведешься. Ты очень прикольно злишься, сразу делаешься похожей на бурундука. Не одной же Анфисе всех вечно разыгрывать!

Эмма Геннадиевна вновь заморгала, а Елизавета Матвеевна сделала замечание дочери:

— Нельзя обзывать пожилого человека бурундуком!

— Почему? — хихикнула Ксюша. — Эти животные милые, очень смешные, совсем не вредные.

— Немедленно извинись! — потребовала мать.

— За что? — не поняла дочь.

— Давайте спокойно поужинаем, — прочирикала Анфиса. — Ксю, просто скажи: «Прости, бабуля, ты не бурундук».

— Прости, бабуля, ты не бурундук, — тут же повторила слова тетки Ксения и опять захихикала.

— Безобразие! — вскипела Эмма Геннадиевна. — Разве так просят прощения?

— Мамочка, не придирайся к девочке, — попросил Матвей Ильич, — она поступила так, как ей велели. И ты действительно не бурундук.

— Ксения! Ты почему раскрасилась, как индеец на похоронах? — нашла другой повод для недовольства старушка. — Даже я, человек с ослабленным зрением, вижу: щеки кирпичные, веки синие, губы бордовые. Теперь такой ужас в моде? А волосы… Завивка мелким бесом!