Детектив на даче - Ирина Грин Страница 13

Ответить тот не успел. Женщина отползла от дивана, держа в руках извивающегося и пытающегося вырваться Тима. Незнакомка уже не была похожа на бледную моль - глаза ее блестели, щеки горели, словно бракованный железнодорожный семафор, в котором две красных лампочки и ни одной зеленой. Макс хотел броситься к ней, отнять кота и выставить за дверь, но отсутствие зеленого сигнала связывало его по рукам и ногам.

- Мария-Луиза! - женщина сидела на полу и предпринимала отчаянные попытки поцеловать Тима в усы.

«Футы, какая пошлость», - подумал Макс, а вслух сказал:

- Послушайте, какая Мария-Луиза? Это Тим!

- Моя кошечка! Я ее уже три дня разыскиваю. В полицию подавала заявление, но они только посмеялись надо мной. Мария-Луиза! Родная!

- Да какая же кошечка? Это кот! Мужчина! Посмотрите, какие глаза умные! Разве у женщин бывают такие?

- Вы мужчин и женщин только по глазам отличаете? - ехидно спросила женщина и ухитрилась-таки чмокнуть Тима в нос.

- Ну не только, - смутился Макс.

- Короче, это моя кошка, - жестким тоном заявила женщина. - У меня есть на нее все документы, фотографии. Я думаю, вы не будете чинить препятствия, чтобы я забрала ее домой? В противном случае мне придется обратиться к представителям закона. Моя Мария-Луиза - барышня в кругах фелинологов известная, любой суд будет на моей стороне! Кстати, стоит она довольно дорого - двадцать пять тысяч рублей. Вам может быть инкриминирована кража в особо крупном размере.

- Какой суд? Какая кража? Какой крупный размер? - Макс понимал только одно: эта противная тетка сейчас заберет его Тима, и он абсолютно ничего не сможет поделать.

Самое ужасное Макс увидел, выйдя вслед за непрошеными гостями на крыльцо. Это была розовая пластиковая клетка, как для птиц, только более закрытая. Злющая тетка сунула в нее Тима, щелкнули замки. Сквозь прутья клетки на Макса смотрели умные глаза Тима, и он, в последний раз плакавший на похоронах деда, не смог сдержать слез.

Макс сидел, тупо уставившись в монитор. Ничего не хотелось - ни листать странички соцсетей, ни смеяться над проделками котиков, ни есть, ни пить кофе.

Зазвонил телефон, и Макс понял, что за окном уже совсем темно. Номер был незнакомый, и он решил не отвечать, но в последний момент передумал.

- Слушаю, - ответил он и сам удивился, как болезненно звучит его голос.

- Максим! Я только сейчас узнала! - Это была Леночка.

- Что? - рассеянно спросил он.

- Что Коновалов на тебя напал! Баба Шура сказала, что у тебя сотрясение мозга! Руки все изранены, и работать ты не можешь!

- Не могу, - машинально подтвердил Макс.

- Мне тетя дала твой номер телефона. Сказала, что ты очень хороший. Макс, я сейчас на работу устроилась в больницу, где тетя лежит. Тут хорошо. Платят немного, но регулярно, кормят, еще, говорят, родственники больных приплачивают. У меня сегодня ночная смена, а завтра можно я к тебе приду? Кушать вам с Тимом приготовлю.

Воспоминание о Тиме резануло по больному месту, и Макс невольно застонал.

- Тебе больно? - всполошилась Леночка.

- Нет, извини, - очнулся он. - Приходи, конечно. А хочешь, я за тобой приеду к больнице?

- Нет, что ты! У тебя же сотрясение!

Макс попытался настаивать, но Леночка была непреклонна.

- В следующий раз, - сказала она, и от этого обещания на душе у него стало немного светлее.

Но тут в саду снова хлопнула калитка, и ему захотелось, как совсем недавно Тиму, спрятаться под диван.

- Зашел по-соседски тебя проверить. - Это был Никита. - Выглядишь не очень.

- Поймали Коновалова? - не стал поддерживать пустопорожнюю болтовню Макс.

- А то! - усмехнулся тот. - Задержали на железнодорожной станции в Вишняковке. При себе имел восемь миллионов без трех с половиной тысяч. Не захотел с братом делиться.

- И что ему теперь будет? Это же особо крупный размер?

- Магазин, оказывается, оформлен на него. Так что имел полное право спалить, благо при пожаре никто не пострадал.

- А деньги? Четыре миллиона брата?

- Так целы же. Да и дело это семейное. Если Николай не подаст заявление в полицию, то никакого дела не будет. Разве что за нанесение вреда средней степени тяжести твоему здоровью. Будешь подавать?

- Не буду, - покачал головой Макс. - И все-таки непонятно: кот за двадцать пять тысяч - особо крупный размер и суд, а тут четыре миллиона, магазин сгоревший - и ничего.

- Да Фирсова, хозяйка кошки, на понт тебя взяла. Особо крупный размер - это свыше миллиона, а кошка стоимостью двадцать пять тысяч - это значительный ущерб. Но в данном случае нужно еще доказать умысел.

- Умысел? - уточнил Макс.

- Ну да, - хохотнул Никита. - Почти как в кино - невиноватый я, она сама пришла!

Довольный собой участковый ушел, а Макс попытался поработать хоть немного. Если завтра утром приедет Леночка…

Собрав всю волю в кулак, Макс смог заставить себя отложить мысли о девушке и приступить к работе. Однако хватило его ненадолго. Наткнувшись на очередной баг в программе, он решил прекратить бороться с ветряными мельницами в виде собственной прокрастинации и отправиться спать.

Но с ходу уснуть не удалось. Мешали воспоминания о теплом боке Тима, умных глазах на честном лице.

Устав от попыток заснуть, Макс стал сверлить взглядом дыру в потолке. После трехсотого оборота сверла показалось, что он явственно слышит посторонний шум, как будто кто-то допотопным коловоротом пробивался ему навстречу. Вот только звук шел не с потолка, а от двери.

Макса подбросило на диване. Через мгновенье он уже открывал дверь навстречу таинственному зову. На пороге стоял… Тим? Мария-Луиза? Какая разница! Главное - Макс любил это глазасто-головастое существо. Он схватил вновь обретенного товарища и почувствовал, как в голове оформилось решение бага, о который он споткнулся вечером. А еще понял, что ему, подобно вчерашней ненормальной гостье, очень хочется расцеловать утыканные усами щеки. Что он и сделал.

Евгения Михайлова

Блогерша

Зина поставила на пол третью пустую бутылку из-под пива, живописно разложила прямо на деревянном столе большую жирную селедку, буханку черного хлеба, порванную руками на куски, кусок сала и огромную луковицу. Подумала и смачно отгрызла от луковицы большой кусок. Какая жалость, что через монитор не