Дарья Донцова - Тушканчик в бигудях Страница 14

– Говорил ведь, – закричал Николай из кухни, – предупреждал! Не ходи с левой ноги!

– Вечно ты, Ваня, умных людей не слушаешь, – ожила Николетта.

Я молча встал, отряхнул брюки и пошел в ванную мыть руки. Ленке, вместо того чтобы делать по утрам гимнастику, нужно как следует убирать квартиру.

Войдя в санузел, я хотел было взять кусок мыла, но пальцы наткнулись на пустой лоточек. Я еще больше обозлился на Ленку, она отвратительно ведет хозяйство. Ну с какой стати в общем туалете нет средства для мытья рук? У Норы в квартире три ванные. Одной она пользуется сама, вторая, с душевой кабинкой, отдана мне, а в третьей, совсем крохотной, моется Ленка, и туда заходят гости. Я редко пользуюсь общим санузлом, и вот, пожалуйста, здесь нет мыла.

– Лена, – закричал я, – где мыло?

Домработница заглянула в ванную.

– Вона, в блюдечке.

– Это? – с изумлением спросил я, разглядывая белый порошок. – Что за дрянь!

– Питьевая сода, – сообщила Ленка, – хорошо грязь отчищает.

И тут уж я обозлился окончательно:

– Елена! Позволь напомнить тебе, что в обязанности домработницы входит уборка квартиры и тщательное ведение домашнего хозяйства. Немедленно принеси кусок…

– А нету, – перебила меня Ленка, – теперь велено лапы содой шкрябать.

– С такой стати?

– Мыло делают из дохлых собак, оно несет на себе отрицательную ауру, способствует развитию этих, ну… забыла.

Я уставился на домработницу.

– Вы его похоронили? Рядом с колбасой?

– Нет, просто вышвырнули.

Вытерев мокрые ладони полотенцем, я очень осторожно, стараясь вновь не споткнуться о дорожку, пошел к выходу. Николай абсолютно нелогичен. Считая колбасу живым организмом, он отчего-то решил, что мыло неодушевленный предмет. Но, если «Докторскую» делают из говядины со свининой, а мыло, по мнению того же Николая, варят из невинно убиенных бродячих полканов, то его тоже надлежит отправить в могилу с соответствующими церемониями: духовым оркестром, почетным караулом и возложением венков.

Глава 8

Возле входа в фирму «Паркет без проблем» стояла черная иномарка. Тонировка не позволяла увидеть, есть ли внутри люди. Я осторожно постучал пальцем по стеклу. Приоткрылась щель, и послышался приятный баритон:

– Вам чего?

– Это автомобиль господина Иволгина?

– Да.

– Вы его шофер?

– Именно.

– Виктор?

Дверца распахнулась, и я увидел за рулем того самого мужчину со снимка.

– Откуда вы меня знаете? – хмуро поинтересовался он. – И что вам надо?

Какую-то секунду я колебался, потом вынул газету.

– Узнаете себя?

Виктор молча изучил снимок.

– Ну… да. А что? Меня хозяин отправил одну свою знакомую из больницы встретить, я человек подневольный, чего велят, то и делаю.

– Неужели он приказал ей розы купить? – не утерпел я.

Виктор моргнул.

– Нет, – сказал он уже иным тоном, – я сам букет взял, неудобно показалось вроде…

Он замолчал, прищурился и вдруг заявил:

– Вообще-то я с вами беседовать не собираюсь, чего вы тут вынюхиваете? Я в хозяйские дела не лезу.

– Мне абсолютно неинтересна личная жизнь господина Иволгина, – попытался я успокоить водителя.

– Ну и до свидания, – заявил тот, – ступайте себе мимо!

– Мне необходимо поговорить с вами.

– О чем?

– Об одной истории, деле давно минувших дней.

Виктор снова заморгал, его лицо выражало недовольство и раздражение. Я быстро вытащил удостоверение.

– Разрешите представиться, я из агентства «Ниро».

– Да пошел ты, – буркнул шофер и попытался захлопнуть дверцу, – я ментам справки не даю!

– Вам говорит что-нибудь имя Валерия? Валерия Ермилова, – быстро сказал я.

Рука, тянувшая на себя дверцу, упала. Я взглянул на лицо Виктора и понял: поиск закончен, вот он, убийца. Лоб шофера мгновенно покрылся мелкими капельками пота, в глазах заплескался ужас, губы стали белыми.

– Вы… того… ну… – забубнил он.

Я молча смотрел на убийцу, ему не следовало нарушать закон с такой-то нервной системой.

– Так я и знал, – с горьким отчаянием воскликнул Виктор, – сначала каждый день готовился, потом слегка успокоился! Только вчера думал… жена… Люся… Вы меня сейчас арестуете? Могу я позвонить домой?

Я кашлянул:

– Сначала поговорить надо.

– Садитесь в машину, – предложил Виктор.

Оказавшись внутри иномарки, я включил диктофон и сурово сказал:

– Чистосердечное признание смягчает наказание.

Виктор с силой вцепился в руль, костяшки его пальцев побелели.

– Да, я знаю, слышал… хорошо. Я не хотел!!!

– Но вы убили свою жену!

– Поверьте, я не собирался! Это случайно вышло! – с отчаянием воскликнул Виктор. – Вы послушайте! Пожалуйста!

Я откинулся на сиденье.

– Говорите.

Из его рта полились ровные, округлые фразы. Мне стало понятно, что речь была подготовлена заранее, очевидно, Виктор не раз мысленно ее произносил, репетировал.

– Я очень ревнив. Сейчас немного поостыл, но раньше просто голову терял, если считал, что партнерша мне неверна, – начал он.

Да уж, было бы желание, а повод для выяснения отношений всегда найдется. Вот поэтому Виктор никак не мог отыскать себе невесту. Все девушки, как одна, казались ему слишком легкомысленными. Да еще мать без конца подливала масла в огонь. Стоило Виктору, послушному сыну, привести в дом очередную даму сердца, как матушка мигом заявляла:

– Да уж, юбка короче некуда, милая девочка, вся улица видит, какие на ней трусы.

Если же претендентка на сына являлась в брюках, будущая свекровь колко бросала:

– Глазки-то какие блудливые. Небось ты, Витюша, сотый в очереди. Хорошая девушка так не смотрит, уж поверь мне.

И Виктор верил. Иногда, правда, в его голову закрадывалась крамольная мысль: почему маме не нравится ни одна из будущих невест? Вдруг дело не в девушках, а в родительнице?

Но потом появилась Лера, и Виктор влюбился до такой степени, что наплевал на мамин бубнеж. Сыграли свадьбу. Перед отъездом в свадебное путешествие, обнимая сына на перроне, мать кисло сказала:

– Ну, видели глазки, что покупали, теперь ешьте, хоть повылазьте. Смотри, сынок, помянешь мое слово…

Но Виктор не стал слушать матушку, вскочил в поезд. Последнее, что он запомнил, были злобно прищуренные глаза и плотно сжатые губы матери. «Ничего, – попытался сам себя утешить парень, – привыкнет, еще и полюбит Леру». Но, очевидно, семена, брошенные рукой мамы, дали плохие всходы, потому что Виктор волей-неволей приглядывался к поведению Валерии, наблюдал за ее реакцией на мужчин. Когда он, оставшись с насморком в номере, увидел с балкона, как жена, бросив больного мужа в одиночестве, развлекается на пляже, в голову парню ударил гнев. Не успела Валерия вернуться, как вспыхнула драка, в пылу которой Виктор что есть силы толкнул жену.

Лера упала, ударилась о столик, брызнувшая фонтаном кровь залила ей лицо, она дернулась и обмякла. Виктор тронул ее за руку, но пульса не нащупал.

В его мозгу молнией пронеслась мысль: убил! Теперь его арестуют, дадут как минимум пятнадцать лет, лучшие годы Виктор проведет на зоне в бараке, и неизвестно, выйдет ли он оттуда.

Парень заметался по номеру, отыскивая паспорт. В голове лихорадочно складывался план действий. Следует бежать со всех ног как можно дальше. Виктор, прихватив сумку с вещами, выскочил было на улицу, кинулся к вокзалу, но внезапно притормозил. Сегодня, максимум завтра тело Валерии найдут и объявят его, мужа, в розыск. Нет, следует действовать по-иному.

Витя пошел на почту, купил лист бумаги, написал «предсмертную» записку, потом поднялся на скалу, оставил там вещи, паспорт и ушел с пустыми руками, в одних брюках и футболке.

Как он жил дальше, где раздобыл паспорт на имя Виктора Харченко, как путал следы, часто переезжая с места на место, он рассказал не так подробно.

– Долго в одном городе я не задерживался, – объяснял шофер, – боялся, что найдут. Потом, правда, слегка успокоился, вроде никто меня не искал. Но все равно на хорошую работу устраиваться не решался, диплом о высшем образовании пропал зря. В приличном месте кадровик мигом затеет проверку и выяснит, что господин Харченко возник ниоткуда, ни детства у него не имелось, ни юности, появился на свет уже почти взрослым.

Вот почему Виктор трубил шофером, похоронив свои амбиции. Можно сказать, что он одним ударом кулака разрушил свою жизнь.

Дойдя до этого места, водитель замолчал.

– И вы никому из старых знакомых не намекнули, что живы?

– Нет, очень боялся.

– Даже матери?

Виктор нервно потер руки.

– Нет. Сначала я переживал, конечно, даже хотел ей сообщить о себе, потом… Знаете, мать, конечно, никогда не выдаст сына, но она могла захотеть встреч, ее могли выследить и меня вычислить. И еще… Мама бы постоянно твердила: «Говорила тебе! Предупреждала! Вот, не захотел меня послушать…» Знаете, лучше уж одному в подобной ситуации.