Алина Лис - К черту моральные принципы Страница 17

На маленьком стульчике в прихожей сидела женщина и горько, безутешно рыдала. Рядом нерешительно переминался молодой коротко стриженный парень, с торчащими по разные стороны от фуражки ушами-лопушками. Плохо выглаженная форма сидела криво. Казалось, что подросток в отсутствие отца нацепил его форму, чтобы покрасоваться перед зеркалом. Он смущенно совал женщине большой носовой платок и бормотал:

– Ну что вы! Ну не надо плакать, пожалуйста. Ну, успокойтесь.

Женщина не слушала его, самозабвенно отдаваясь своему горю. Я уже совсем собиралась прервать эту идиллию, когда случайно брошенный в комнату взгляд заставил меня застыть на месте.

Покойник лежал в дальнем конце комнаты, привязанный за руки к батарее. Он был практически гол, кроме носка на левой ноге, на нем не было ничего. Рот умершего был заклеен пластырем, лицо посинело, выпученные глаза глядели в потолок. Белым рубцом шею надвое делила туго затянутая и завязанная узлом веревка. Похоже, что перед смертью несчастного пытали – на коже отчетливо выделялись свежие следы сигаретных ожогов. Тело окружала желто-коричневая лужа. Характерный запах, знакомый любому человеку, когда-либо посещавшему сельский туалет типа «сортир», не оставлял сомнений в ее происхождении.

«Странно, я думала, что только у повешенных расслабляются сфинктеры. Выходит, что у удушенных тоже», – пришла в голову фантастическая по своей нелепости и несвоевременности мысль. Следующая была ничуть не умнее: «Хорошо, что Саша умер не так».

До вчерашнего дня мне приходилось сталкиваться со смертью всего один раз, когда умирала бабушка. Она угасала тихо, почти радуясь предстоящему освобождению от немощи и старости. Ее смерть как бы доказывала в очередной раз: никто из нас не вечен, каждому отмерен свой срок. Это было горе, но горе ожидаемое. Вчера, когда я увидела труп родного и близкого человека, я столкнулась со смертью неожиданной, несвоевременной, но все же в ней было что-то величественное. Выстрел в сердце и гигантский погребальный костер. Нынешнее обличие смерти оказалось омерзительным, жалким и ужасным.

Наверное, я бы еще долго пялилась в прострации на тело несчастного, если бы лопоухий утешитель рыдавшей женщины не обернулся. Несколько секунд он смотрел на меня, явно не понимая, кто я такая и что тут делаю, потом лицо его прояснилось и он спросил голосом сержанта Рогожкина:

– Маша?

– Да. – Мне стало неловко, как будто я нарочно подглядела что-то очень стыдное, не предназначенное для чужих глаз. – Простите за вторжение, я сейчас уйду. Вот, возьмите. – Я протянула ему мобильник и взялась за ручку двери, уже не беспокоясь по поводу мелкой белой пыли, которой здесь тоже все было засыпано.

– Подождите, так нельзя. Нужно оформить документы.

– А, да, конечно. Давайте оформим, – покорно согласилась я.

– Пройдемте на кухню.

– А как же она? – кивнула я на женщину. – Надо хотя бы валерьянки налить. Видите же, как человек убивается.

– Бесполезно, – махнул рукой Рогожкин. – Уже все, что можно, налили. Это третья истерика, ее только что Сычев допрашивал, вот и довел. Он умеет.

Я вспомнила мрачного мужчину на лестнице.

– И вы позволили? – упрекнула я сержанта.

– А что я сделать могу! – возмутился он. – Сычев – старший следователь, у него методика, а я вообще стажер!

М-да, становится понятным, почему паренек так легко проглотил мою ложь про Канаду и позволил заявиться сюда совершенно посторонней тетке. Следователь Сычев и не в курсе. Наверное, подумал, что я девушка этого сержанта или старшая сестра. Иначе не пустил бы меня так просто в квартиру.

– Ну ладно, давайте запишем что надо, и я помогу вам ее успокоить, – предложила я с некоторым сомнением. По идее, надо бы отдавать мобильник и делать ноги, пока не вернулся старший следователь. Но очень уж было жалко несчастную. Я вчера тоже, можно сказать, побывала на ее месте и знаю, каково ей, не понаслышке.

В кухне все тоже было засыпано белым порошком. С некоторым запозданием я поняла, что это тот самый знаменитый порошок для снятия отпечатков.

Маленькая и не очень чистая кухонька. В раковине изрядная стопка грязных тарелок, плита, как и кафель над ней, вся в брызгах масла и потеках.

Впрочем, все эти подробности терялись на фоне чудовищных занавесок. Ярко-алые, в сочный ядовито-зеленый горошек, они с порога притягивали к себе взгляд. Я содрогнулась и поспешила повернуться к занавескам спиной. После них все вокруг казалось каким-то бледным, лишенным цвета.

Странно, но, кроме Рогожкина и женщины, в квартире никого больше не было.

– Что же, вас тут только двое?

– Криминалист и следователь уже уехали, а медики подъедут позже. – Сержант смахнул порошок с табурета и уселся на него. Я не рискнула последовать его примеру, осталась стоять. – Давайте ваш паспорт.

– А у меня его нет.

Это было наглым враньем.

– То есть как – нет? – опешил сержант.

– Он дома лежит, а надо было взять? Что же вы не предупредили?!

– Нельзя выходить из дома без паспорта, – упрекнул меня Рогожкин. – Вы знаете, что вас могут задержать до выяснения личности? Может, права есть? Или еще какой-нибудь документ?

– Машину я вообще не вожу. ИНН тоже обычно дома лежит.

Здесь я снова соврала. Совесть вякнула что-то вроде «хорошие девочки не обманывают полицию» и затихла. Ставки слишком высоки, чтобы оставаться «хорошей девочкой».

– Что же делать? – Похоже, события этого дня сказались на умственных способностях сержанта не лучшим образом. – Вы далеко живете?

– Далековато, в Марьино.

Третья ложь. Товарищ полицейский, вы бы не могли перестать задавать неудобные вопросы? Меня ведь правда учили, что врать нехорошо.

– Да не переживайте вы так, – ободрила я сникшего сержанта. – Я паспортные данные наизусть помню. Хотите, вам продиктую?

– Давайте! – Похоже, что выбранная профессия еще не успела наложить свой отпечаток на молодого сержанта и подозрительное отношение к людям было ему чуждо.

– Миронова Мария Ивановна. Паспорт номер… серия… выдан… прописана… – самозабвенно врала я.

– При каких обстоятельствах к вам попал в руки этот аппарат?

– Нашла сегодня утром. Вышла в магазин, а он валяется на улице. В записной книжке только два номера, по одному «абонент недоступен», по другому – вы…

– В каком часу это было?

– Без двадцати двенадцать.

– Где конкретно?

Теперь парень был в своей стихии. Я упоенно расписывала мельчайшие подробности, стараясь при этом следить, чтобы в показаниях не было путаницы. Доверие доверием, но не полный же идиот этот Рогожкин.

Выдумав напоследок место работы (ООО «Берилл-инвест») и должность (помощник бухгалтера), я наконец покончила с враньем. Поставив закорючку, похожую на букву «М», под своими показаниями, с чувством выполненного долга передала их сержанту вместе с мобильником.

Мы вместе вернулись к заплаканной женщине. Она перестала рыдать и только тоненько и тихонько тянула: «Ииииииииии…» на одной ноте.

– Скажите, – обратилась я к Рогожкину, – вы в ближайшие два часа собираетесь ее допрашивать?

– Да нет, – пожал он плечами. – Все, что нужно, Сычев выяснил, криминалист тоже закончил работать. Жду труповозку. На сегодня здесь все.

– Тогда, если не возражаете, я ее уведу. А то так она точно не успокоится. Любоваться на трупы может быть вредно для психики.

– Уводите, – махнул рукой сержант.

Хороший ты мальчик, сержант Рогожкин. Добрый, людям веришь. А зря – похоже, что я уже создала тебе кучу проблем. Не дай бог следователь Сычев начнет копать, откуда взялся мобильник, и узнает, что ты паспортные данные с моих слов записал. Прости меня, пожалуйста, сержант…

Полуобняв женщину за плечи, я аккуратно вывела ее из квартиры. Злого старшего следователя Сычева не было видно на лестничной площадке. Ну и хорошо, век бы его не видать.

На выходе из подъезда я немного замешкалась. Куда теперь? Нужно найти спокойное место, где к нам не будут приставать, где моя подопечная без проблем сможет выплакаться и успокоиться, но как его отыщешь в незнакомом районе? Не в кафе же тащиться. В итоге мы устроились на скамеечке за домом. Судя по валявшимся вокруг пивным банкам и окуркам, это место было давно закреплено за местной гопотой, но сейчас в округе никого не наблюдалось.

Женщина покорно присела рядом. Она перестала всхлипывать и погрузилась в отстраненное молчание. Несколько минут прошло в полной тишине. Я совершенно не представляла, что мне делать и что говорить. Даром, что сама недавно оказалась в похожей ситуации. Правда, мой муж не был зверски замучен перед смертью, а у меня в самый острый момент совершенно не было времени переживать, да и потом оказалось как-то не до того.

– Вы тоже из полиции? – внезапно спросила женщина.

– Нет, нет! Я не из полиции, я в некотором роде свидетель. Ну, не совсем свидетель, просто я нашла чей-то мобильник, в котором было записано всего два номера, причем один из них – вашего мужа. – Я начала подробно и в красках рассказывать ей вымышленную историю обретения мной мобильника, надеясь, что моя болтовня поможет ей хоть как-то отвлечься.