Дарья Донцова - Квазимодо на шпильках Страница 18

С этими словами мы вошли в большую комнату, похожую на ожившую мечту пятиклассницы: повсюду розовые одеяла, подушки-думочки, гора мягких игрушек и пудовые букеты в вазах.

– Во, глядите, – с воодушевлением начала Соня, вытаскивая из изящного комодика на гнутых ножках черные и красные коробочки.

На пятнадцатой меня затошнило. Сонечка тарахтела, как погремушка, камни сверкали перед глазами, их было слишком много. Поняв, что просмотреть всю коллекцию у меня не хватит сил, я решила ускорить процесс и поинтересовалась:

– А какое последнее приобретение?

– Вот, – Соня показала браслет, украшенный рубином размером с кирпич, – классный такой.

– А из бриллиантов?

Девушка метнулась к комоду.

– Да! Во! Уникальная штучка… Из коллекции Гальд… Гальд… но не помню, Рина знает!

– Кто?

– Рина Зелинская, моя крестная, это она ко мне продавца с этим брюликом прислала. Такой лох! Отдал всего за девяносто тысяч! Да кольцо в два раза больше стоит!

– Неужели? – усомнилась я.

– Ну… может, не в два, – слегка сбавила пыл певица, – но уж не дешевле ста двадцати, мне Рина говорила, она-то в курсе, долго рассказывала про этого Гольц… Гольц… тьфу, забыла!

Внезапно с улицы послышался гудок. Сонечка подскочила к окну и радостно воскликнула:

– Рина! Вот она вам сейчас все про перстень и сообщит. Пошли кофе пить!

Схватив коробочку с драгоценностью, девица ринулась вниз. Я пошла за ней. Экая беспечная особа! Первый раз видит человека, показывает ему все свои украшения, а потом убегает, не убрав «сокровища». Наверное, Сонечке на жизненном пути ни разу не попались мерзавцы.

Следующие десять минут певица отдавала бестолковые распоряжения домработнице, женщине лет шестидесяти с угрюмым, мрачным лицом, и обнималась с гостьей, дамой лет сорока, обладательницей великолепной фигуры и тщательно намакияженного лица.

Наконец подали кофе и симпатичные маленькие пирожные размером с черешню. Мне они показались замечательными, и я, забыв про хорошее воспитание, слопала штук десять, не меньше.

– Это кольцо, – сказала Рина, – имеет необычную судьбу, трагическую, как раз для вашего журнала. Хотите, расскажу?

– Конечно, – кивнула я.

– В тридцатые годы в Ленинграде жил ювелир, Абрам Гольдвайзер, – начала Рина, – был он, как тогда говорили, из бывших. Его отец, знаменитый ювелир Менахем Гольдвайзер, имел мастерскую в Петербурге, и многие дамы заказывали ему украшения. Одно кольцо, золотую веточку, с которой свисали две черные жемчужины, непостижимым образом державшиеся в оправе, носила сама императрица.

Сами понимаете, что Менахем был не бедный человек. Единственного сына Абрама он выучил и приставил к делу, но в 1917 году случился большевистский переворот. Абраму только-только исполнилось восемнадцать, но, опровергая все теории о том, что благоприобретенные навыки не наследуются, он уже был великолепным ювелиром. В начале двадцатых годов Менахем умер, а Абрам потихоньку делал украшения. В любые времена женщины любили драгоценности, а у тех, кто пришел к власти, имелись жены, дочери и любовницы.

Вот Абрам и старался. Самое интересное, что его не тронули даже в конце тридцатых годов, когда миллионы людей загремели в лагеря по бредовым обвинениям.

Абрам вел себя тихо, как мышь, его жена и дочери тоже лишний раз не высовывались, жили скромно – питались скудно, одевались бедно, боясь привлечь к себе внимание. Между тем у Абрама имелась коллекция замечательных ювелирных изделий, часть из которых были изготовлены его отцом. Одного колечка хватило бы на дачу и шубки для женщин семьи Гольдвайзер.

Но они великолепно понимали: стоит расстаться с одной, самой невзрачной побрякушкой, как Абрама и его семью немедленно назовут врагами народа и расстреляют. А драгоценности попадут в карманы к тем, кто отдаст приказ. Поэтому ювелир боялся даже думать о раритетах, спрятанных в тайнике под полом.

Но слава о нем бежала далеко. В 41-м году ему из Киева привезли потрясающий бриллиант. Заказчик, очень влиятельный человек, хотел, чтобы мастер изготовил кольцо для его супруги. Абрам получил заказ 21 июня 1941 года, что случилось потом, напоминать никому не надо. В Советский Союз ворвались фашистские оккупанты. Аккуратный и чрезвычайно честный Абрам выполнил заказ, но отдать его было некому. Киев давно заняли немцы, установив там свой Ordnung[3], заказчик погиб, его жена исчезла в горниле войны. Гольдвайзер положил кольцо в свою коллекцию. Если кто-то явится за ним, Абрам мгновенно отдаст раритет, ему чужого не надо. Затем немцы взяли Ленинград в плотное кольцо, и началась блокада.

Как ни описывай мучения, которые выпали на долю людей, оказавшихся в городе, лишенном света, газа, еды и воды, все равно не сумеешь передать правду. Это нужно было пережить, но до светлого Дня Победы дотянули немногие. Семья Гольдвайзер уцелела благодаря ювелирной коллекции.

Когда тебе грозит близкая смерть, понятие о ценностях существенно меняется. Какой прок от золота и бриллиантов в городе, умирающем от голода? Главной драгоценностью стали крупа, хлеб, мука.

Вот Абрам, чтобы выжить, и начал обменивать уникальные изделия на харчи. Можно сказать, что Гольдвайзерам повезло. Страшной зимой, когда вода в Неве, единственном источнике питьевой жидкости, промерзла почти до дна, в жутком феврале, когда на улицах тут и там лежали трупы, отвезти которые на Пискаревское кладбище у родственников не было сил, в то самое время, когда съели домашних животных, сварили суп из обуви, содрали обои со стен, потому что на них был клей, из которого можно сделать студень, в эти дни к Гольдвайзерам, тихо умиравшим в своей квартире, пришла соседка по подъезду и сказала:

– Абраша, у меня есть приятельница, меняет тушенку на золото. Если имеешь рыжье, пошли.

Ювелир вытащил пару не самых интересных колечек и побрел, шатаясь от ледяного ветра, на другой конец города, на Петроградскую сторону. Транспорт не ходил, поэтому путь занял весь день. Жена и дочери, слегшие от голода, решили было, что больше никогда не увидят на этом свете любимого отца и мужа, но около полуночи Абрам вполз назад, а потом выложил на стол невиданные деликатесы: сгущенку, тушенку, гречку, сахар и… кофе.

Тихонько закрыв двери и заткнув замочную скважину, чтобы одуряюще вкусный запах готовящейся каши не пополз на лестницу, Абрам сварил ужин, накормил своих и рассказал об увиденном.

Когда женщина по имени Роза впустила ювелира в квартиру, Гольвайзер чуть не упал в обморок, так пахло кофе, настоящим, из зерен, и еще в помещении было тепло. В буржуйке, набитой дровами, весело плясал огонь. Абрам, который давно сжег все, что могло гореть, изумился. У Розы мебель стояла в целости и сохранности. А почти все ленинградцы давно отправили в печь книги, столы, стулья и буфеты.

Хозяйка тщательно осмотрела принесенное, потом выдала продукты. В мирное время, увидав, что ему предлагают за кольцо, сделанное Менахемом, Абрам бы расхохотался. Килограмм гречки и банка тушенки! Но блокада, повторюсь, сильно изменила понятия о материальных ценностях, можно сказать, она их вывернула наизнанку. И Абраму плата показалась просто царской.

Вот так и выжили, последним в руки жадной Розы ушло то самое кольцо с раритетным бриллиантом!

– Где же эта женщина брала продукты в голодное время? – изумилась я.

Рина пожала плечами:

– Абрам тоже много думал на эту тему, но потом соседка, та самая, что дала ему адрес скупающей золото бабы, проболталась. Якобы Роза до войны работала в крупном продовольственном магазине. Когда кольцо блокады начало стремительно сужаться, в магазин попала бомба, и он сгорел со всем немалым содержимым. Никого сей печальный факт не удивил. Гитлеровцы усиленно обстреливали не желавший сдаваться город. Кстати, одной из причин быстро наступившего голода было то, что фашистам удалось разбомбить главные продуктовые склады Ленинграда, они горели целую неделю, в разгар блокады жители ходили на пепелище и уносили домой в кульках нарытую на пожарище землю, которая была перемешана с крупой и макаронными изделиями.

Сваренную из земли еду ленинградцы, не потерявшие юмора даже в экстремальных условиях, называли «суп пожарника».

Так вот, соседка Абрама предположила, что магазин, где работала молоденькая, едва ли семнадцатилетняя Роза, вспыхнул неспроста. Скорей всего, умная девица перетаскала к себе ночью продукты и подожгла пустое здание.

– Да уж, – покачала я головой, – а вы откуда знаете такие подробности?

Рина тонко улыбнулась:

– Я внучка Абрама. Моя мать, одна из его дочерей, не раз рассказывала мне эту историю. Более того, у нее остались фотографии. Абрам запечатлевал на пленке все свои работы, заснял и коллекцию, доставшуюся от Менахема. Сын в блокаду сжег почти все, но эти фото не тронул, берег память об отце. Золото ушло из семьи, а снимки остались. Мама частенько вынимала альбом и рассказывала о ценностях. Мы жили бедно, но у меня в голове всегда билась мысль: если бы не эта подлая Роза, сделавшая себе состояние на гречке и тушенке, быть бы мне богатой невестой.