Фредерик Дар - Сан-Антонио в гостях у МАКов Страница 19

Сан-А. возобновляет осмотр бочки. А так как его наблюдательность на порядок выше, чем у Шерлока Холмса, он замечает, что бочка слегка поцарапана долотом на уровне

двух верхних железных обручей. Я объясняю, ведь с такими размягченными мозгами, как у вас, вы наверняка не допрете, в чем тут дело. При помощи молотка и долота совсем недавно, так как царапины совсем свежие, кто-то снимал верхние обручи, чтобы выдернуть бочечную клепку. А если кому-то понадобилось вытащить клепку, то это для того, чтобы снять с бочки крышку, если это можно назвать крышкой! А если кто-то снимал крышку, то для того, чтобы поместить в бочку что-то слишком объемное, что невозможно протиснуть через втулку. Вы видите, к чему я клоню и к чему меня склоняет эта маленькая игра в «если»?

Любопытство грызет меня, как буасо (Старая мера сыпучих тел, равная 12,5 литра) вшей. А может быть, это — чушь и в бочке всего лишь добрый скотч? А может быть, чуткий нос Сан-А. привел его к открытию чего-то очень оф хай импортанс (Очень важного (англ.)) .

Ну и как, черт возьми, теперь, когда она полна, осмотреть эту бочару? Если я открою краник, то погреб вскоре превратится в бассейн Молитор. Если я собью обручи, то виски забьет гейзером и хорошенько даст мне по ноздрям. А чтобы перекачать виски в другую бочку, мне понадобятся необходимые инструменты и время... Да! Есть над чем подумать. Но у вашего замечательного комиссара, мадамы, больше соображения, чем у месье Буссака.

Он уже в соседнем помещении, где ремонтируют бочки. Он вооружается коловоротом и ножовкой. Он возвращается, садится верхом на бочку и начинает вырезать в ее верхней части смотровое окно. Я упираюсь около четверти часа, зато мне удается сделать дыру диаметром сантиметров шестьдесят. Вынимаю деревянный кругляш — результат моих усилий — и запускаю руку внутрь бочки. Она действительно до краев полна виски. Я беру фонарик и направляю свет на поверхность золотистой жидкости. В глубине бочки я различаю какую-то темную массу. Присмотревшись, я понимаю, что это человек. Он похож на эмбриона, заспиртованного в банке. Я спрыгиваю с бочки и отправляюсь на поиски крючка. Я не нахожу его, но мои золотые руки — поистине божий дар (кстати, моего лучшего друга зовут Дар), и я сам делаю крючок из куска толстой железной проволоки и принимаюсь вылавливать труп. Кто бы мог подумать, что однажды мне придется заниматься этим видом спорта! Мертвец в бочке с виски! Такое может случиться только со мной. Со мной и, натюрлих, с этим покойником.

Мне требуется около получаса, чтобы достичь цели. Мне наконец удается подтянуть покойника к поверхности и ухватить за ворот. Я вытягиваю его из бочки и констатирую, что речь идет о месье лет сорока пяти, хорошо сохранившемся (в 43-градусном спиртовом растворе), блондине с пепельным оттенком, одетом в синий шерстяной костюм, белую рубашку с открытым воротом, замшевые туфли. Его карманы совершенно пусты. Но вот интересная деталь: слева под мышкой у него кобура для револьвера американского образца. Только кобура, оружие исчезло. Ввиду его довольно длительного пребывания в спиртном, я не могу определить дату смерти, но могу, по крайней мере, установить ее причину: этот тип получил пулю 9-го калибра прямо в сердце, в него стреляли в упор (его рубашка опалена в месте пулевого отверстия).

Я не могу отказаться от мысли, что револьвер, найденный в сумочке Синтии, был того же калибра и им недавно пользовались.

Что мне делать с находкой? Отнести ее к разряду находок или к разряду потерь? Внутренний голос шепчет мне, что надо срочно сообщить в Ярд, ибо теперь для них имеется осязаемое доказательство. Но тогда я утрачу пальму первенства в этом деле. Я не хочу, чтобы мы, парни из Парижа, занимались всей стряпней, а ростбифы из Лондона напяливали на себя лавровые венки.

Не предпринимать ничего, не поставив в известность о тонкостях этого «бизнесе» Старика. Пусть сам решает.

Я возвращаю любителя виски в бочку. Как можно более аккуратно прилаживаю выпиленный мною кругляш и припудриваю верх бочки пылью. Теперь, чтобы найти дырку, нужно знать, что она существует. Даже если бы какой-нибудь паренек забрался на бочку, он бы не смог заметить следов моей тонкой работы.

Вы хотя бы понимаете, какое это идеальное захоронение? Ведь по-нормальному к этой бочке не должны притрагиваться раньше восемнадцати лет. И даже в момент розлива по бутылкам ее обитатель не будет обнаружен...

Прежде чем покинуть погреб, я привожу все в порядок и выключаю свет. Я не вижу смысла продолжать здесь свое расследование. У меня и так есть доказательство, что обитель Мак Херрел — веселенький питомник отпетых бандюг.

Им вряд ли удастся убедить вас, что покойник в скотч— саркофаге является секретом рецепта пятизвездочного виски.

Дует сильный ветер.

Я смотрю на шест, застрявший между пик. Однажды я уже воспользовался этой спортивной системой во время выполнения опасной миссии, кажется, в Восточной Германии.

Загвоздка в прыжках с шестом в том, что трудно вернуться назад к месту разбега. Хорошо, что острые пики направлены наружу. Я делаю десятиметровый разбег и прыгаю, руки вытянуты вверх, пальцы ищут, за что зацепиться. Я хватаюсь за верх ворот. Подтягиваюсь, привожу свое тело в равновесие на верхней перекладине, после чего четко отталкиваюсь носком левой ноги от края замка. Перед вами первый гимнаст Франции, клянусь. В один из ближайших дней приходите посмотреть, как ваш Сан-А. гарцует на гимнастическом коне. Весь в белом, как монах—доминиканец! С гербом фирмы, вышитым на брюхе: не национальным петушком, а с полицейским голенастым цыплаком! Фанфары! Но оставим это на потом, бикоз меня ждут дела не только неотложные, но и неблагодарные.

Быстрым шагом я направляюсь к выходу из тупика (французская полиция частенько оказывается в тупике), и, когда остается каких—нибудь пятьдесят метров, две ослепительные фары заливают меня грубым и ярким, как речь Берю, светом. На меня медленно надвигается здоровенный автомобиль. Водитель должен меня видеть, как ПВО в солнечный полдень и под светом своих прожекторов.

Я проклинаю случай, сыгравший со мной такую свинскую шутку. Затем мои мысли переключаются на то, что вместо того, чтобы затормозить, авто, наоборот, набирает скорость. Мне требуется одна десятимиллионная секунды, чтобы врубиться, а когда я врубаюсь, волосы встают дыбом на моем куполе, как школьники при появлении в классе инспектора.

Водитель хочет раздавить меня. И это не представляет сложности, учитывая тот факт, что в этом тупике я как малек в садке. Слева и справа кирпичные стены. Сзади — наглухо запертые ворота... Моя песенка спета и забыта. Не успеет почтарь погасить марку, как ваш восхитительный Сан-А. превратится во фламандскую лепешку. Тем вернее, что каталка, о которой по поводу и без повода я вам рассказываю, здоровая, как грузовичок. Вот так номер! Взял, да и помер. Я отступаю. Машина надвигается. Все происходит, как в кошмарном сне: ужасно и неумолимо. Только Разбудильник не звонит, чтобы поднять меня.

Если бы у меня была хлопушка крошки Синтии, я бы дал залп по лобовому стеклу месье, чтобы конфетти засыпали ему глаза. Я быстро оглядываюсь назад. До конца тупика осталось не больше десяти метров. Водитель не спеша прицеливается. Этот гурман смакует.

Я делаю неглубокий вдох, вполне устаточный, как говорит Берю, чтобы снабдить кислородом мои мысли. И начинаю закладывать заячьи петли, чтобы проверить реакцию душедава. Но это хитрющий лис. Вместо того чтобы настичь меня, он притормаживает. И ждет продолжения.

А продолжением служит карманная гениальность Сан-А., принесшая ему «Гран-при» на фестивале самых умных лягавых всего мира и его окрестностей.

Я молниеносно врубаюсь, что преимущество нападающего в том, что он меня видит. С поразительной быстротой — во всяком случае я нахожу ее поразительной, а что думаете вы по этому поводу, меня мало волнует — ничком бросаюсь на дорогу буквально в метре от машины. Он смекает, но поздновато, и жмет на газ. Одно колесо проходит впритирку с моим лицом и разувает мое правое копыто. Мой-моя не теряет времени на то, чтобы подобрать штиблет.

Как можно быстрее я заползаю под тачку. Тот дает задний ход. Веселенькая игра, а? Теперь я «под» газоном. Переворачиваюсь на спину (бикоз моя лицевая сторона нежнее и привлекательнее для дам).

Я хватаюсь обеими руками за задний мост и как можно выше поднимаю голову. Автомобилист-убийца отъезжает метров тридцать, останавливается, удивленный тем, что не почувствовал моего тела под колесами, и еще более удивленный, что не видит распростертого тела на дороге.

Он не въезжает. Я же визжу от боли.

Острые камни ободрали мне спину и зад до крови. Такой способ передвижения, знаете ли, не представляет интереса для долгих путешествий! Комфорт оставляет желать лучшего. К тому же выхлопная труба обожгла мне руку и харкнула в лицо отработанным бензином.