Маша Стрельцова - Дзен в большом городе Страница 19

«Все как у взрослых, — хмыкнул внутренний голос. — Прямо японские церемонии».

«И не говори», — согласилась я.

— Тате! — скомандовал старший ученик, встают и самураи, и начинается тренировка.

Катаны из дерева в руках буси четко и резко наносят удары незримому противнику, а в глазах — сосредоточенность и драйв.

— Что так некруто? — хмыкнула я, стряхивая наваждение. — Деревяшки какие-то.

— Не деревяшки, а боккены, тренировочное оружие. Не задавай глупых вопросов, ладно?

— Ну не смотрится, Жень, хоть ты деревяшкой, хоть боккеном назови.

— Это иай-то, Магдалина. Железные катаны будут только на иай-дзюцу.

Сэнсэй прошел совсем близко от нас, и мы замолчали.

— Ровнее руку держи, — поправил Владимир Сергеевич ученика.

Катана этого парня точно от середины лба описала изящную дугу, он сделал шаг вперед, как будто шел по четко очерченной линии.

— Молодец, — похвалил учитель.

Почти не двигаясь по залу, сэнсэй видел каждого ученика, и подходил к ним лишь тогда, когда движения не были верными. Поправлял он до тех пор, пока рука ученика не начинала двигаться правильно, ноги не занимали нужной, тысячелетиями выверенной позиции. Правда, это было нечасто. Старшая группа, все уже умные, не первый год катану в руках держат.

Короткая команда — и вон уже буси выстроились около противоположной стены, взмахнули боккенами, стремительно ринулись ко мне. От них шла такая волна силы, что я пискнула, вжалась в стенку и принялась читать молитву — говорят, здорово помогает при переходе на небеса. При этом я очень радовалась, что прибьют меня сейчас мгновенно, со знанием дела, так что больно не будет. Вот тут я и вспомнила всю свою никчемную жизнь и от души пожалела бедного Женьку, которого теперь некому будет спасти.

«Ну, кирдык тебе пришел, покойся с миром, дорогая», — судорожно вякнул голос, я быстро закрыла глаза и зашептала молитву. Помогает, говорят, в случае перехода на небеса.

В метре от меня топот на мгновение стих. Я осторожно открыла один глаз. Буси, оказывается, уже развернулись, и теперь возвращались обратно тем же манером.

«Уберег Господь, надо завтра пожертвование сделать на церковь», — нервно сказал голос.

— Это что бы-ыло? — простонала я.

— Йоко-мен, — любезно подсказал Женька.

— Чего?

— В этой части отрабатывается боковой удар йоко-мен. А сейчас будет иай-дзюцу, смотри.

Парни взяли боевые катаны, сели на корточки, преклонив одно колено. Поправили ножны, расправили веревочки, которыми крепили их к поясам. И началось это…иай-дзюцу. Сосредоточенный взгляд, будто перед ними стоит враг. Предельная концентрация. А потом они высоко подпрыгнули вверх, мгновенно выхватывая катаны из ножен, и громко крикнули! Катаны описывают в воздухе четкую дугу — и все…

Враг покрошен на бульонные кубики.

В тот момент они были похож на леопардов на охоте. Затаились — приготовились — сжались пружиной — резко взмыли вверх — настигли жертву! — и па-арубили ее. Снова преклоняется колено, убирается за пояс оружие, и снова они собираются перед тем, как взорваться в прыжке.

Боже, как же это было красиво…

Сэнсэй гортанно кричал кошмарные команды на японском, но я его уже не боялась. Слишком его лицо светилось одухотворенностью и пресветлой силой.

«Чистота от него прет, вот что я тебе скажу, — внезапно прошептал внутренний голос, — Он словно родник с хрустально-чистой водой в заповедном лесу. Придите ко мне, страждущие — и я напою вас, утолю вашу жажду и вашу печаль».

«Точно», — медленно согласилась я, во все глаза следя за сэнсэем.

Разум еще пытался мне указать на то, что это просто обычный мужчина лет тридцати пяти, с коротко стрижеными волосами и обычным лицом, но я уже ничего этого не замечала, с неким восторгом ловя отсветы той самой непостижимой силы в его глазах.

— Магдалин, — скучным голосом сказал Женька. — Если ты и дальше так будешь смотреть на нашего сэнсэя — я тебе голову отрублю. И остальные ученики будут стоять и мне аплодировать.

— Ревнуешь? — самодовольно отозвалась я, даже не став с такой радости указывать ему на то, что катану ему теперь не поднять.

Он посмотрел на меня как на дуру, ей-богу.

— Это наш сэнсэй, Магдалина. Мы за него — в огонь и воду, ясно? — припечатал он.

«Получила?» — ласково осведомился внутренний голос.

— А я что? — раздосадовано сказала я. — Я же просто смотрю. Он на моего дядюшку похож, только и всего.

— Вот и смотри на дядюшку. А у Владимира Сергеевича и девушка есть, она тебя сама как капусту порубит.

— Ну и нравы у вас тут, — несчастно отозвалась я.

Он промолчал, тоскливым взглядом наблюдая за своими друзьями.

Через полчаса буси были мокрые от нагрузки, лица их раскраснелись, словно они только вышли из сауны, и тогда же выяснилось, что это были еще цветочки.

Короткая команда — и они отложили боевые катаны, снова взяли деревянные и разбились по парам. Начались бои.

Боккен Тау описывает дугу — и …

— Алекс, не увлекайтесь, — останавливает его наставник, спасая противника Тау от неминуемой смерти. — Поединки между учениками запрещены. Вот представьте, вас убьют, а сэнсэй расстроится.

Тау, который оказался в миру Алексом, согласно кивает и кланяется, а сэнсэй оборачивается к единственной девушке, что тренируется с парнями:

— Катерина, ну что это за позиция испуганной мыши? Режьте его, пожалуйста. Путь к сердцу мужчины, да будет вам известно, лежит через ребра!

«Госсподи, чему их тута уча-ат», — простонал внутренний голос.

А буси тем временем продолжали тренировку. Парный бой на самом деле не выглядит красиво. Если представить себе, что в руках у них боевые катаны и кто-то из них должен быть убит, то приятного мало. Это страшно! Впрочем, это мои пацифисткие заморочки, ибо боевые катаны мирно лежали у стены. Меж собой они рубились на деревянных боккенах, аккуратно фиксируя удары, мягко, но четко отражая удары противника.

И все — с немыслимой грацией совершенных тел.

Вжавшись в стенку, я наблюдала за парой старших учеников в хакама, которые рубились прямо передо мной. Еще бы они иногда не забывали обо мне и не махали боккенами прямо над головой и в сантиметрах от моего носа — было бы вообще чудесно.

— Андрей, что это за поза уставшего бойца? Где киай, где сисэй? Стоя, тоже не облокачивайтесь на меч как Александр Невский!

Андрей кланяется подошедшему сэнсэю, собирается, наносит удар…

— Меч, тело, — мерно говорит сэнсэй на каждый удар. — Тело, меч. Андрей, так не пойдет. При виде подобного Ямада-сэнсэй упадет в обморок. А нам нужно его беречь, еще пригодится. Встаньте в правильную стойку и уж тогда бейте со всей… ну что там у вас есть?

Андрей наконец делает все как полагается, и сэнсэй идет дальше, а эти два ученика на миг прервались, чтобы отдышаться.

— Ты чего, Андрюх, сегодня такой неповоротливый? — спрашивает один другого.

— Плечо на прошлой тренировке здорово растянул, рука почти не работает, — мрачно отвечает парень. — Только Владимиру Сергеевичу не говори, а то ведь отстранит.

Через минуту их боккены снова скрестились, но теперь я видела, как щадит противник Андрея.

«Я прямо тронут до слез», — издевательски прокомментировал это внутренний голос.

«Брысь под лавку, шизофрения», — холодно велела я ему.

За полчаса до окончания занятий сэнсэй начал отрабатывать с учениками в хакама сражение двумя мечами: большим и малым. Додзё словно наполнилось мельницами, и волосы мои развевал ветерок хоть все окна и были закрыты…

Все кончилось в девять вечера.

Буси снова поклонились на все стороны света, сказали: «Домо аригато годзаимасита»[2] и пошли к выходу.

Я чувствовала, как марево непонятной силы тихо исчезало из додзё, а взамен…

Я перевела взгляд на огромные, затянутые сеткой окна — десятый час, по осенним меркам — ночь.

… а взамен наползает нечто темное и неживое.

Встряхнуть головой — что за шутки подсознания? Оглянуться вокруг…

Женька потерянно бродил по додзё, пытался ухватить катану, обратиться к сотоварищам — все тщетно. У меня сердце как-то странно саднило от этого зрелища. Светлый, почти прозрачный мальчик, застрявший между мирами…

Я задумчиво взяла оставленную кем-то катану, попробовала пальцем острие — без заточки. Жаль.

— Магдалина, — напряженный Женькин голос за спиной заставил меня резко обернуться. — Ты ничего странного не чувствуешь?

— Нет, — соврала я, краем глаза следя за тем, как справа ко мне приближается сэнсэй, а слева — какая-то неясная тень.

— Ну так я тебе говорю — какая-то пакость в зале!

— Что делать будем? — спросила я, медленно идя навстречу тени.

Самое поганое — я безошибочно чувствовала: она тут по мою душу. Неясные темные очертания человека, но подробностей не разобрать, зато очень четкое ощущение, что сейчас произойдет что-то очень нехорошее… Непоправимое.