Маша Стрельцова - Дзен в большом городе Страница 20

— Что делать будем? — спросила я, медленно идя навстречу тени.

Самое поганое — я безошибочно чувствовала: она тут по мою душу. Неясные темные очертания человека, но подробностей не разобрать, зато очень четкое ощущение, что сейчас произойдет что-то очень нехорошее… Непоправимое.

Когда меж нами осталось всего три метра, я метнула в нее заготовленным фризом. Это никогда меня не подводило, человека мгновенно замораживало. Вот только на этот раз голубое зернышко пролетело сквозь тень, словно ее и не было.

— Я мог бы ее порубить! — отчаянно крикнул Женька. — Пусти меня!

— Как? — рявкнула я.

— А я откуда знаю!

— Ну так придумай что-нибудь! Войди, черт бы тебя побрал!

Не отрывая взгляда от моих зрачков, он шагнул прямо в меня, на миг я ощутила острую боль, словно что-то от меня оторвали и выбросили…

Моргнула, и натолкнулась на внимательный взгляд сэнсэя.

— Неплохо, — медленно сказал он.

Я оглянулась вокруг. Тени нигде не было. Женька стоял рядом.

— Все нормально, — шепнул он.

— Магдалина, где вы занимались?

«Похоже, что тут», — мерзко хихикнул оправившийся от недавнего ужаса внутренний голос.

— Нигде, — растерянно ответила я учителю.

— Талант от Бога? — иронично усмехнулся он, не поверив ни на секунду.

— Типа того, — я отводила глаза, не смея на него взглянуть. Врать ему оказалось ужасно некомфортно, но и правду сказать — совершенно невозможно.

— Если захотите тут тренироваться — буду вам всегда рад, — улыбнулся он.

— Спасибо, — вымученно ляпнула я и поспешила прочь из додзё.

«Лучше б сказала „До свиданья“», — хихикнул внутренний голос.

«Спасибо — за то, что не стал докапываться», — натянуто пояснила я и взглянула на Женьку. Тот понял и начал докладывать:

— Эта тварь сразу же свалила, как я в тебя вошел.

— А чего не догнал? — не разжимая губ, прошептала я.

— Догнал и порубил, но на нее меч не действовал. Похоже, она просто поняла, что это не ты, а на меня у нее силенок не хватит.

Я только хмыкнула — какое самомнение! Вслух же сухо спросила:

— Меня другое интересует — ты как смог в меня войти?

— Да я и сам не знаю, — покаянно признался он. — Словно раз — и затянуло в тебя. Ну, я не растерялся, тут же на тварь пошел. Ты как раз удачно катану в руках держала.

— А что за тварь? — жадно спросила я. — Не рассмотрел?

— Да я откуда знаю? Что-то такое, расплывчатое… Но очень злобное.

— Тоже почуял?

— Да почувствуешь тут, холодом от нее так и несло.

— Ладно. Жень, слушай, мы же сюда не просто так пришли. Кто тут у вас специалист по медитациям, говори скорее, а то сейчас все разойдутся.

— Не разойдутся, они сейчас еще в душе полчаса плескаться будут. Парня с косичкой видела?

— Ну.

— Так вот он нам и нужен. Это Тау, мой лучший друг мой, за меня в огонь и воду, да и в медитации силен.

— Подождем, — кивнула я и уселась на подоконник около выхода и задумалась.

О том, что ситуация все страннее и страннее. Что я вообще ничего не понимаю. Что все это не укладывается ни в какие привычные рамки. Что я иду практически наощупь. В любой момент я оступлюсь и свалюсь в пропасть, но и не идти — нельзя.

Ибо на карте самое дорогое, что у меня есть — я. Сильная мотивация, сильнее не бывает.

Но все же — откуда взялась эта тварь? И отчего Святоше снилась моя смерть? Ведь я утром гадала — для меня лично особых пакостей запланировано не было!

— Идет! — подал голос Женька.

Я соскочила с подоконника и ринулась наперерез шатену:

— Тау?

— Привет, — недоуменно воззрился он на меня. — Ты меня откуда знаешь?

— От Женьки тебе привет.

— Какого именно?

— Никифорова!

— Спасибо, — вежливо ответил парень. — А что он сам сегодня на тренировку не пришел?

— Заболел! — потупилась я. — Послушай, у тебя время есть? Надо поговорить. Я сюда только ради тебя и пришла.

— Только ради меня? Звучит чудесно, — пакостно усмехнулся он. — Время есть.

Я внимательно посмотрела на него. Четко очерченные скулы, слегка влажные после душа кудрявые волосы, заплетенные в косичку. И моложе меня лет на пять. Ну точно не Король треф.

— Алекс, ты как относишься к привидениям и прочей чертовщине? — вздохнув, спросила я.

— В сказки не верю, вырос уже.

Я посмотрела на его улыбочку и внезапно решилась:

— Плохо. Дело в том, что Женька сейчас в коме. В смысле тело его в коме. Но вот дух его стал привидением.

Он внимательно посмотрел на меня и спросил:

— Слушай, а ты вообще кто?

— Магдалина.

— По паспорту или сама придумала?

— Мама придумала, — ворчливо отозвалась я. — У нее и спрашивай.

— Послушай, не хотелось бы показаться невежливым, но ты не могла бы у нее спросить — как у вас в роду с шизофренией?

— Вот гад, — печально сказал Женька. — С каким же уродом я дружил… Скажи, что диски с японскими мультиками я ему хрен отдам.

— Да ты и так не отдашь, — усомнилась я. — Ты же как бы привидение.

— В смысле нормальным стану — не отдам. И руки не подам.

— Белка прогрессирует? — усмехнулся Тау, глядя на меня, разговаривающую с невидимым ему Женькой. — Приятно было познакомиться, мне пора.

И он преспокойно вышел на улицу. Я выбежала следом и крикнула ему в спину:

— Ну и катись! А Женька сказал, что ты гад и хрен он тебе японские мультики отдаст.

Тау обернулся и бесстрастно спросил:

— Слушай, чего ты от меня хочешь?

— Я? — улыбка моя была нежна, как утренняя заря, ибо зла я была на него до невозможности. — Мне лично от тебя вообще ничего не надо. Это Женька говорит, что ты мог бы ему помочь, вот и обратилась к тебе. Но, коль тебе на друга начхать — что же, не смею задерживать!

Он молча сверлил меня с полминуты глазами, потом неохотно подошел:

— Рассказывай, что там стряслось.

— Поможешь?

— А мультики все равно не отдам, — пробурчал Женька.

— Там видно будет, — уклончиво ответил Тау.

— Вот скажи… Может быть такое, чтобы при медитации человек как бы вышел из тела?

— Конечно, — кивнул он. — Это состояние сатори, «просветление» в переводе на русский. Но этого очень нелегко достичь. Надо иметь большой опыт практики медитации, чтобы смочь вот это.

— А вот теперь скажи. Если не получается в тело обратно войти — что делать?

Он внима-ательно на меня посмотрел и сказал:

— Вообще-то это на автомате получается.

И я, нервно пиная опавшие листья, выложила ему эту дикую историю. Про то, как Женька пошел медитировать, про то, как сердце его почти остановилось, и про то, как он потом разделился.

— Кроме меня его никто не видит, и я вообще не знаю, что мне делать, — расстроено закончила я. — Мать его с инфарктом, тело его увезли в реанимацию, а сам он не знает, как вернуться в тело. Говорит, что был бы опытный проводник — вытащил бы.

— Он тут? — коротко спросил Тау.

— Тут, тут, — ворчливо отозвался Женька.

— Спроси у него, что мы собирались делать на эти выходные.

Женька смутился и пробормотал:

— Ну не при девушках же…

— Говорит, что не при мне же такое обсуждать, — передала я, отчего-то усмехаясь.

— Не, про то — я пошутил, — мечтательно улыбнулся Тау. — А еще?

— Скажи, что после того, о чем он шутил, мы собирались в кино пойти, но теперь пусть обломается — билеты у меня дома лежат.

— Так я могла бы квартиру и открыть, — заметила я.

— Он помогать не хочет другу, а ты ему — билеты?

— Да он почти хочет, не психуй.

— Чего-чего я хочу? — с интересом спросил Тау.

— Помогать. А то Женька говорит, что фиг тебе, а не билеты в кино.

— Это аргумент, — кивнул он. — Ладно, Магдалина, коль не шутишь — скорей в больницу.

— Я сейчас не могу, — покачала я головой. — Давай завтра, сегодня дела.

Мне очень — очень срочно надо домой, ибо я решила отдать заговоренный крестик любимому. Ему нужнее. Да и поздно уже.

— Отмени свои дела. Вопрос жизни и смерти.

— Почему?

— Ну а ты сама как думаешь? Чем дольше он без тела болтается, тем меньше шансов его вернуть. Надо это решить как можно быстрее, понимаешь?

Я посмотрела в его глаза и молча достала сотовый, чтобы предупредить Дэна о том, что вернусь поздно.

В больницу мы пошли пешком — она была совсем недалеко. По пути меня одолевали мрачные мысли. Что там Алекс говорил про шансы и время? Настойчиво вспоминался факт, что душа после расставания с телом остается на земле сорок дней. Вернее — три дня еще душа осознает себя человеком, которым была недавно, но к исходу этого срока все связи с телом очень сильно ослабевают. К девятому дню она начинает забывать всех, кого любила на земле, и не плачет больше душа по расставанию. Да, на древнееврейском смерть — это именно расставание. Навсегда. И это уже не исправить.