Ирина Волкова - Уж эти мне мужчины Страница 2

«А ведь мама предупреждала меня: на пушечный выстрел не приближаться к Мириам, — сокрушенно подумал он. — Но какой мужчина устоит перед ножками из Книги рекордов?»

Мириам Диас Флорес, дочь скромного деревенского сапожника, выросшая и получившая воспитание в крошечном андалузском селении Гвардавака, что в переводе с испанского означает «Стереги корову!», не обладала излишними и бесполезными познаниями в области литературы, искусства или классической музыки. Недостаток образования ей заменяли крайне развитое честолюбие, бульдожья хватка и твердо усвоенные правила, что хорошо, а что плохо.

В пятнадцать лет Мириам, соблазнив престарелого мэра соседнего городка, стала победительницей местного конкурса красоты «Сеньорита Домашний сыр». Когда в результате обмеров неожиданно выяснилось, что андалузская смуглянка обладает самыми длинными в мире ногами, она в один миг стала предметом национальной гордости Испании. О ногах Мириам трубили все газеты и журналы, их демонстрировали по телевидению и расклеивали в рекламных плакатах по всей стране.

Однако счастье длилось недолго. Хотя Мириам и заключила несколько выгодных контрактов, ей никак не удавалось стать суперзвездой. Возможно, ей не хватало ума, честолюбия, расчетливости или изысканных манер, культуры, умения показать себя с лучшей стороны — кто знает! Годы летели незаметно, а, как известно, время для модели — самый страшный враг.

В двадцать лет Мириам поняла, что стать второй Наоми Кемпбелл ей не светит, и, отчаянно не желая вновь погружаться в пучину бедности и забвения, твердо решила выйти замуж за очень большие деньги. Удачно блеснув своими знаменитыми конечностями перед Лоренцо Сарасола, самым богатым судовладельцем Испании, она без труда соблазнила пятидесятидвухлетнего богача и, продемонстрировав ему виртуозно отточенное регулярными упражнениями искусство секса, настолько задурила голову престарелому донжуану, что он твердо решил развестись со своей изрядно потрепанной жизнью половиной и жениться на длинноногой красавице.

Пенелопа, жена Лоренцо, приняла предложение о разводе с огорчившим судовладельца энтузиазмом.

— Ты получишь свою свободу и свою костлявую андалузскую шлюшку, старый бестолковый кобель, — демонстративно и оскорбительно расхохотавшись, заключила Пенелопа. — Но эта девка слишком дорого обойдется тебе — ровно в половину твоего состояния.

Жестокая реальность, как айсберг, неожиданно вынырнувший из тумана, разнесла в щепки утлую лодчонку романтической страсти. Лоренцо ни за что на свете не желал терять половину своих кораблей.

— Не понимаю, что со мной произошло, — жаловался он своему адвокату. — С каких это пор я начал думать членом, а не головой?

Адвокат сочувственно поджал губы.

— Еще не все потеряно, — сказал он. — Если ты докажешь, что твоя связь с Мириам прекратилась до подачи заявления на развод, жена не сможет отсудить у тебя половину имущества.

— Ты не знаешь Мириам, — пессимистично заметил судовладелец. — Она считает, что заглотила жирного червя, и ни за что не выпустит наживку. Я влип.

— Ты плохо знаешь женщин, — заметил адвокат. — Стоит показать твоей модели более привлекательную приманку, и ты в один миг станешь свободен. У меня на примете есть такой червь…

Две недели спустя журналы опубликовали фотографию, на которой полураздетая Мириам Диас Флорес страстно целовалась в машине с итальянским герцогом Лекиньо, который был знаменит тем, что, не имея ни гроша за душой, тем не менее вел роскошную жизнь, соблазняя богатых дам звучностью своего титула и блеском черных похотливых глаз. Привлекало внимание то, что дело было поздним вечером, но свет в машине был услужливо включен, словно приглашая фотографов как можно выразительнее запечатлеть любовную сцену.

Герцог Лекиньо получил свои сто тысяч долларов, Лоренцо Сарасола устроил бурную и некрасивую сцену ревности, после которой окончательно порвал с надоевшей моделью, Пенелопа получила развод и приличное содержание. Все были довольны, и только Мириам осталась на бобах. Ей было уже двадцать три года — возраст почти критический для профессии манекенщицы.

С присущей ей бульдожьей хваткой Мириам вцепилась в Гонсало, сына герцогини Альмы, наследника самого большого состояния Испании. Были страстные ночи и бурные объяснения в любви, но, как всегда, судьба-злодейка, на сей раз принявшая обличье жестокосердной герцогини-матери, вновь разрушила матримониальные планы искательницы сокровищ.

— У меня нет ни гроша, — со слезами на глазах поведал влюбленный Гонсало. — Все мои счета оплачивает мать. Конечно, я собираюсь унаследовать герцогский титул, но я никогда не работал. У меня нет своих денег, и я не смогу содержать тебя. Мама сказала, что, если я женюсь на тебе, все, что я буду получать, — это около тысячи долларов в месяц. Я не смогу так жить и не имею права обречь тебя на нищенское существование!

— Что значат деньги в сравнении с истинной любовью! — пылко воскликнула Мириам, прикидывая про себя, сколько лет может протянуть еще паскудная старая карга. Старая карга была еще не слишком стара и обладала завидным здоровьем, так что шансы манекенщицы в ближайшее время стать герцогиней были столь же призрачны, сколь и надежда на главный приз в национальной лотерее. Пришла пора присмотреть себе новую добычу.

Три дня назад, на престижной презентации нового мужского одеколона «Прикосновение дьявола», одетая в полупрозрачное розовое платье модель, инспектируя оценивающим взглядом мужской контингент, издала тихий вздох удивления и восхищения, выделив из толпы гостей высокого стройного мужчину в белом смокинге.

— Это же маркиз де Арнелья! — воскликнула Мириам, всегда тщательно изучавшая все иллюстрированные журналы, посвященные жизни высшего общества. — В жизни он выглядит еще лучше, чем на фотографиях!

Мириам хищно улыбнулась. В ее жизни вновь обозначилась цель.

— Ничего страшного, не беспокойтесь! — воскликнул Альберто де Арнелья, когда Мириам, споткнувшись, пролила красное вино на его белоснежный пиджак.

— Какая же я неловкая! — воскликнула модель. — Боже, я испортила ваш костюм!

Альберто с возрастающим интересом окинул взглядом почти не прикрытые полупрозрачным платьем ноги фотомодели.

— Я навсегда сохраню это пятно в память о нашей встрече! — галантно воскликнул он, грубо чертыхнувшись про себя. — Белизна слишком скучна. Ей не хватает живости красного цвета. Белое и красное, верность и любовь, что может быть романтичнее! Вы не испортили мой смокинг, наоборот, вы украсили его!

Мириам, закатив глаза, томно вздохнула.

И теперь, три дня спустя, проснувшись в его постели после бурной ночи любви, она твердо решила ковать железо, пока горячо.

— Мы позавтракаем дома или поедем куда-нибудь? — закинула она удочку.

— Я всегда завтракаю с мамой, — припоминая подробности романа своей новой подружки с сыном герцогини Альмы, ответил Альберто с плохо скрытым сарказмом. — Думаю, тебе будет приятно познакомиться с моей любимой мамочкой. Она делает все, чтобы я был счастлив, и я уверен, ей будет приятно, если мы втроем после завтрака затронем вопрос о нашей свадьбе.

— Нет, только не это! — воскликнула Мириам, после истории с Гонсало ненавидящая само слово «мамочка». — Как-нибудь в другой раз. Думаю, еще слишком рано обсуждать вопрос о свадьбе с членами твоей семьи. К тому же я совсем забыла, у меня через полчаса деловая встреча с представителем одного из агентств.

— Как жаль, — изобразив лицом скорбное выражение, лицемерно произнес Альберто. — Уверен, что мамочка была бы счастлива познакомиться с тобой. Значит, не судьба!

А на шмоне опять

Вертухай пять колод отберет,

Ну так что нам, забросить игру?

Не такой мы народ.

Вместо этих пяти

Десять сделаем новых колод.

Нам любая газетка неслабо

На карты идет, —

напевал, разминая пальцы, Чумарик, сосед Джокера по нарам.

Чумарик готовился к тренировке. Он тренировался ежедневно, утром и вечером. Чумарик считал себя подлинным профессионалом и виртуозом своего дела.

— Джокер, ты готов? — Прервав пение, Чумарик постучал костяшками пальцев в верхние нары. — Я жду тебя уже целых десять минут. Чем ты там занимаешься?

— Сейчас спущусь. Я должен был собраться с мыслями! — откликнулся Вася.

— Только не надо мне вешать лапшу на уши! — с утрированным одесским акцентом произнес Чумарик. — О чем ты можешь думать? У таких, как ты, нет мыслей.

— А что же у меня есть? — весело спросил Вася.

— Первобытные инстинкты и неудовлетворенные желания, — веско бросил Чумарик.

Когда-то в ранней молодости он прочитал пару книг Фрейда, в том числе «Толкование снов», и с тех пор слегка спятил. В душе Чумарик мечтал быть престижным психоаналитиком, заколачивающим миллионы баксов в процессе легких и необременительных бесед на сексуальные темы, но судьба распорядилась иначе, и Лев Давидович Шкловер, профессиональный шулер и психоаналитик-любитель, мотал срок за убийство, которого он не совершал.