Нина Васина - Красная Шапочка, черные чулочки Страница 22

Мама: Ладно, она сказала, что Доломей во всех женщинах будет искать ее, Руту, пока избранница не почует это сердцем и либо придумает что-то совсем экстравагантное, чтобы заменить образ возлюбленной-матери, либо станет во всем походить на нее. Ты ее видела? Рядом с Рутой не станет ни одна женщина. Когда я на нее смотрела… мне казалось – она так невероятна, что если Доломей влюблен в собственную мать, то скорей он станет маньяком, чем найдет кого-то похожего на нее. Что ж, я была права. Сама Марго со временем согласилась, что Доломей уже столько лет не уходит к другим покоренным им женщинам только потому, что ценит ее трагические и невероятные потуги угодить ему в поддержке внутреннего состояния эдипова комплекса.

Я (с отчаянием в голосе): Что еще за ерундовина? Что означает этот комплекс?

Мама: Попробую объяснить прилично. Марго стала хорошим сексопатологом еще и потому, что ей попался уникальный пациент – Доломей Воськин. Чтобы привязать его к себе попрочней, она не лечила, а лелеяла и холила его болячки, впоследствии практикуя подобные методы и в других особо тяжелых случаях.

Я: Мне надоели сексуальные маньяки и больные психиатры, занимающиеся лечением маньяков! И вообще, тебе ничего не светило – ты же блондинка!

Мама: Что? Я блондинка? Ну да, я блондинка, но в данном случае… Хотя, пожалуй, ты права. Марго тоже была просто шатенкой, когда Доломей пошел к ней получить справку о состоянии вменяемости. Ты думаешь, если бы я перекрасилась в черный цвет, как она, и сделала завивку… Слушай, не хочу думать об этом. У меня нет ступней Руты, ее фигуры, ее смеха и выражения глаз. Я никогда в жизни не разрешила бы ему называть меня мамочкой. Марго проще – она старше Доломея на одиннадцать лет. А у нас с ним разница всего в пять! Я пошла работать в школу на предпоследнем курсе – перешла на заочный. Мне дали выпускной класс – со штатами было плохо. Кстати! Я пришла поговорить с тобой как раз о разнице в возрасте! А ты меня заболтала совсем. Твой муж старше на пятнадцать лет. Тебя это не волнует? Почему молчишь? А ты знаешь, что он уже был женат, что у него есть сын, а жена покончила с собой?

Я: Уже успели, да?.. Кто тебе сказал?

Мама: Смешной толстый человек в коротких штанишках с рыжими волосами, похожими на застиранный парик. Нетка, прошу тебя, будь откровенна! Ты должна мне довериться, я – твоя мать, я всегда могу прийти на помощь!..

Я: Конечно!..

Мама: Скажи, что ты ему должна? Почему вышла замуж за человека намного старше себя и подозрительно богатого? Он не твоего круга, вот Ерохин из вашего класса – чудный мальчик, он мне так нравится…

Я: Не только тебе. Он нравится Агелене, она даже недавно попробовала именно с Ерохиным лишиться девственности, но Ерохин испугался.

Мама (назидательно): Хорошо воспитанные мальчики из приличных семей…

Я (перебиваю): Он испугался, когда Агелена сказала о дочери. С математикой у Ерохина ничего себе – посчитал в уме, во сколько лет Авоська должна была родить ребенка, которому сейчас семь лет, и впал в судороги праведного возмущения.

Мама (с ужасом): Агелена?.. Ребенку – семь лет?..

Я: Мама! Включись! Она говорила о тете Наре!

Мама: Как же ты меня испугала! Ну зачем вы всем представляете Нару как свою дочь? Почему не говорить, что она ваша тетя?!

Я: Потому что мой муж ничего не должен моей тете, а дочь вписал в завещание.

Мама: Никогда не подозревала в тебе подобный меркантилизм!

Я: А я не подозревала в своей мамочке бездушие эгоистки!

Мама: Ты меня обозвала бездушной?..

Я: Нет! Я сказала, что ты эгоистка. Впрочем, в наше время это не порок. Тебе было совершенно невмоготу содержать Нару в оговоренные два года опекунства, а теперь ты упрекаешь меня в том, что я позаботилась о ее будущем? Разве ты не стонала каждый день, что эта паршивка сведет тебя с ума? А весы? Помнишь весы? Ты приходила в мою комнату с напольными весами и демонстрировала каждое утро очередные минус семьсот грамм!

Мама: Да что же мне было делать, если эта паршивка трепала нервы и высасывала у меня за день по полкило?! И вообще – она мне даже не родня! Только вдумайся – она сестра моего бывшего мужа! Я ей ничего не должна!

Я: Вот поэтому я не называю ее при муже тетей. Поняла? Он ничего не должен моей тете. Но согласен содержать приемную дочь. Все. Тема закрыта. Больше ты не будешь ругаться с Марго и рассчитывать, кто из вас и на сколько минут вытерпел «эту паршивку» дольше! Не будешь упрекать меня в детском слабоумии. Мой муж обеспечит девочке гувернантку, платные школы всякие… бассейн, балетные танцы…

Мама: Почему ты плачешь? Нет, ну скажи, почему ты плачешь? В тринадцать лет ты пообещала своей бабушке – между нами говоря, совершенно ненормальной женщине, – что обеспечишь ее дочери уход и семейное тепло. За чей счет? За мой! Принять подобное обещание от ребенка взрослый человек может только в конечной стадии слабоумия. Не плачь, а то я сейчас тоже зареву.

Я: Тебя послушать, так вокруг – одни слабоумные.

Мама: Нетка, я боюсь за тебя. Что за договор ты подписала?

Я: Обычный брачный договор. Гамлет на все согласился.

Мама: А что по этому договору должна делать ты?

Я: Я не должна рожать детей в первую пятую часть нашей совместной жизни.

Мама (с сомнением в голосе): А что это такое – пятая часть? Я не поняла – это сколько?

Я: Двадцать лет.

Мама: Это… Это получается, что он рассчитывает прожить с тобой сто лет?..

Я: Нет. Это я рассчитываю. Он ничего о сроках продолжительности нашего брака не говорил. Я подозреваю, что он определил нам всего двадцать лет, а потом… «Они жили счастливо и умерли в один день». Странно, но папочка только что тоже интересовался продолжительностью нашей семейной жизни. Он готов был поспорить, что я упакую мужа уже через десять лет.

Мама: Упакуешь?.. Во что?

Я (грустно): В кокон из паутины.

Стук в дверь. «Тук-тук». Потом пауза, и опять – «тук-тук».

Голос за дверью: Я хотела бы поговорить с Нефилой Доломеевной, если она не слишком занята. (Ударение на слове «слишком».)

Мама (шепотом): Кто это?

Я (шепотом): Ты не знаешь, можно ли загадывать желание, если окажешься между двумя тещами собственного мужа?

Мама (шепотом): Я не хочу с ней разговаривать!

Я (уныло): Я тоже!.. Зайди в ванную комнату, там дверь в другую спальню.

Мама (шепотом): Я пришла к тебе по очень важному вопросу! Я выбрала ожерелье, но не знаю, брать ли его от Гамлета. Я не понимаю, что у вас за отношения, а сумма, указанная в каталоге, обязывает…

Я (подталкивая ее к ванной комнате): Бери все и капризничай, капризничай!.. Войдите!

Почти пять минут шорохов.

Тучная женщина с ухоженными руками и шестью браслетами на левом запястье четыре раза прошлась из угла в угол.

Она: Извините, конечно, за прямой вопрос, но что это за имя – Нефила Доломеевна? Это… еврейское имя?

Я: Что значит – еврейское?

Она: Милочка, еврейское имя – это имя, которое дают еврею или еврейке!

Я: Если вы хотите узнать, не еврейка ли я, то отвечу честно: понятия не имею – так тщательно я не исследовала свою родословную по материнской линии. А если интересуетесь происхождением странного имени, то это просто название паука. Нефила – паук-птицеед, обитающий…

Она: Извините, я не хочу, чтобы вы мне рассказывали о пауках. Ваше отчество, соответственно…

Я (перебиваю): Навряд ли оно еврейское. Паук доломедос, или плотовщик…

Она (перебивает): Очень интересно! А позвольте спросить, кому из родителей пришла в голову идея назвать вас таким именем?

Я: Бабушке. Это передается по женской линии уже в пяти поколениях. Какой-то странствующий знахарь пришел в поселение, почти вымершее от неизвестной болезни. Он предложил свои услуги – лечение в обмен на клятву. Моя пра-пра– и так далее была беременна и хотела жить. И поклялась, что, если вылечится, будет называть своих детей, как пауков, и чтить этих насекомых. Лечил он ее, сами понимаете, чем. Делал катышки из хлеба с живыми пауками. Женщина вылечилась, и все желающие тоже вылечились и заказали себе амулеты, веря, что одно только изображение паука защитит их от напастей.

Она: Хорошо. Закроем эту тему. Я поняла, что вы – не еврейка. Если можно – еще один вопрос. Мне сказали, что прекрасный юноша, который сидел рядом с вами за столом, – это ваш отец. Сколько ему лет?

Я: Тридцать четыре.