Сергей Нуриев - Идолов не кантовать Страница 23

— Даже не знаю, как вас и благодарить! — рассыпался Чаботарь О.В.

— Не стоит, не стоит, — стеснялся экстрасенс, ерзая на стуле, — я и сам не знаю.

— Простите, как вас будем представлять народу?

— Мамай Второй, — глазом не моргнув, сказал знаток цыганских хоров.

— Сын Мамая Первого?

— Ага, а вы откуда знаете?

— Да так, слышал краем уха. В детстве.

Директор помолчал, как бы отдавая дань почтения великим предкам гостя. Потом спросил:

— А ваш напарник?

— Учитель.

— Ну да, учитель. Как его?

— Абу- Малаку.

— Тоже Второй?

— Нет, Первый. Он тибетский старец, с самого Тибета. Очень мудрый человек.

— Ну так когда Гости смoгyт начинать?

— Хоть завтра! Но лучше в пятницу. Рекламу, надеюсь, вы возьмете на себя? Хорошо.

Целитель встал и рассеянно подал руку.

— Да, чуть не забыл, — спохватился он. — Понимаете ли… есть одна заминка. Так, дорожное недоразумение. Украли вещи. В том числе концертные фраки. Можете частично посодействовать?

Оказалось, что помочь может Ванька Пиптик из Кружка бальных танцев. Весь реквизит у него.

Стали прощаться.

"А хорошо бы уговорить их выступить цыганским хором, — мыслил директор "Литейщика", провожая экстрасенса. — Видно, безработные культпросветработники. Вот ведь до чего докатились! Экстрасенсы!"

Бригадир также уносил с собой самые теплые впечатления от встречи.

Обнаружив во дворе два черных хода, он пошел осваивать второй этаж. Там располагались библиотека, шахматно-шашечная секция, кладовые, костюмерные и еще три безымянные запертые комнаты. Четверть этажа занимал спортивно-танцевальный зал, к дверям которого было приклеено рукописное объявление:

"Учу танцевать танец рэп. С женщин-50 тыс., с мужчин — 80 тыс."

"Однако! — изумился Потап, открывая дверь. Мужчинам надо бастовать".

У зеркальной стены стоял человек в облегающем спортивном костюме и выдавливал на носу угри. Увидев отражение незнакомца, человек вздрогнул и повернул к нему страдальческую физиономию, истекающую слезами.

— Кто здесь? — спросил он слабым тенором. Как сюда вы ворвались?

Потап огляделся — в самом деле, кто это там врывается? — и, никого не найдя, пустился в обход по залу. Он шел точно по периметру, по-хозяйски проверяя на прочность шведскую стенку и трогая борцовские чучела. Поравнявшись с красноносым физкультурником, он обошел его вокруг и, оценив, неожиданнно рявкнул:

— Пиптик?

— Пиптик, — робко подтвердил учитель танцев, поставив ноги в первую позицию. — А вы за кого? За Хранцузову?

— Могу и за нее, — подыграл Мамай, хищно ухмыляясь.

— Тогда, значит, за Кострюкову? — Пиптик побледнел и зажмурился. — Ну что ж, приступайте. Только если хотите знать мое мнение, то вот оно: ваше поведение дико и некультурно! А все-таки вы за кого?

— Я ни за кого. Но если что — могу и навалять. Учитель танцев открыл один глаз.

— Как это? Вы не за Кострюкову?

— Я от директора.

— И бить не будете? — воспрянул Пиптик, открывая второй глаз.

— Пока нет. Хотя… Там видно будет.

— Тогда кто вы, собственно, такой?

Экстрасенс нехотя представился и вкратце объяснил суть дела. Показывать удостоверение он посчитал излишним.

Пиптик, чудом избежавший тумаков, несказанно обрадовался.

— А я Иоан Альбертович Пиптик. Балетмейстер международного класса, приглашался на роль Щелкунчика. А вы от Чаботаря? Были у него? Ну и как? Раскусили его? Раскусили? Как интеллигент интеллигенту советую с ним поменьше связываться. Пропащая личность, дикарь, из рабочих. Совершенно не разбирается в культуре.

И Ваня Пиптик принялся жаловаться на некультурного директора, бесцеремонно запрещающего вешать в холле портрет балетмейстера. И это несмотря на то, что Иоан Альбертович в свое время приглашался на рольЩелкунчика!

Из какого именно театра поступало предложение и чем это закончилось, танцор уточнять не стал, переметнувщись на другую, еще более болезненную тему.

Оказывается, в этих диких краях совершенно нет женщин. То есть кое-какие, конечно, водятся, но все они ужасно дикие и малообразованные. К тому же от скуки они рано выходят замуж и при знакомстве с культурными людьми не всегда об этом сообщают. А стоит лишь слегка уделить им внимание, как тут же являются их дикие необразованные мужья и начинают вести себя уж совсем дико и необразованно.

"А не Гаркушкин ли это хахаль? — сообразил Мамай, припомнив, что слышал фамилию танцора из уст ранимой администраторши. — Ба! Да это же Ромео!"

— …И вот они приходят прямо сюда и, видите ли, бьются, — завершил Иоан Альбертович свой скорбный монолог.

— Кто? — рассеянно спросил Потап.

— Мужья! Кто же еще! Иногда двоюродные братья, видите ли.

— Тоже бьются?

— Ну, те не так сильно, но тоже.

— Ничего, — заверил экстрасенс, сопоставив могучую борцовскую фигуру Элеоноры с тщедушным тельцем Пиптика, — ничего, скоро вас ожидает приятное исключение.

— Вы думаете? — с надеждой спросил балетмейстер.

— Несомненно. Я уже предвижу, как одна некультурная дама спешит к вам выразить два слова. Причем выражать она их будет без посторонней помощи и с подавляющим, я бы так сказал, успехом.

Пиптик, неверно истолковав пророчество, скверно захихикал и потер ладошки.

— С успехом, говорите? — оживился он. — Как вы хорошо сказали: с успехом! Я, кажется, догадываюсь, о ком вы говорите. Ходит тут ко мне одна, танцевать, видите ли, хочет. Но мы-то с вами знаем, чего она хочет. Я ее насквозь вижу, почти как вы. Скажите, а вы все предвидите? Все, все?

— Могу частями. Хотя мне уже пора. Так вы не забудьте о поручении.

— Конечно, конечно! — засуетился Иоан, провожая гостя к выходу. — С успехом! Это вы брависсимо сказали. Шепните мне на ушко, как интеллигент интеллигенту, эту особу не Клавдией зовут? А? Так ведь? А лучше молчите, пусть это будет для меня сюрпризом.

"Еще каким", — подумал Потап, загадочно подмигнув балетмейстеру. Его подмывало назвать истинное имя таинственной дамы и посмотреть, как Пиптика хватит удар, но нужда в концертных костюмах удерживала Потапа от подобного развлечения.

— Так я надеюсь! Я буду ждать! — бурлил заинтригованный танцор.

— Ожидайте, — подбодрил его пророк на прощание.

На лестнице он столкнулся со взмыленным молодым человеком. Человек остановился, сердито оглядел Мамая и ринулся дальше.

— Эй! — окликнул его пророк. — Вы, случаем, не за Кострюкову!

— За нее! — гаркнул мститель.

— Брат?

— Муж!

— У-у, совсем туго. Нехорошо, гражданин, опаздываете. Вам во вторую дверь направо. И поторопитесь! Там уж заждались!

Оценив вполне широкую спину гражданина, чекист понял, что с секунды на секунду в спортивно-танцевальном зале произойдет короткий, но драматический акт возмездия. Пиптик, уличенный в посягательстве на честь некой Кострюковой, получит два раза в одно и то же ухо, после чего будет хныкать и называть обидчика "видители, диким и некультурным".

Представив себе эту пошлую сцену, Мамай посчитал скучным возвращаться и наблюдать ее вторично, пусть и наяву.

Покинув Дворец культуры, бригадир взял курс на Дворец бракосочетания, справедливо полагая, что изловить "языка" в такую погоду можно либо на свадьбе, либо на похоронах. В ходе недолгих блужданий между загсом и бюро ритуальных услуг было установлено, что в Козяках за последние три дня по невыясненным причинам никто не умер. Что же касается браков, то таковые регистрировались в районном загсе исключительно по субботам. Оставалось лишь одно рыбное место — универмаг.

Очереди бывают разные. Есть очереди, которые выстраиваются за чем-нибудь нелимитированным. Например, к мавзолею Ленина или в ресторан "Макдональдс". В таких случаях очередники стоят стройной цепочкой и учтиво дышат в затылок впередистоящего. Они соблюдают порядок и полны спокойствия, ибо твердо знают, что чучело вождя никуда не убежит и покажет себя всем, а господин Мак Дональд, в свою очередь, из кожи вылезет вон, но обеспечит бесперебойную кормежку своих клиентов. Революционер, он на то и революционер, чтоб удовлетворять любопытство граждан. А капиталист, стало быть, на то и капиталист, чтобы утолять их голод.

Но есть и другие очереди. Томящиеся в них люди знают заранее, что отпускаемого товара на всех не хватит наверняка, и от этой мысли их нервная система портится. Отсутствие гарантий делает граждан обидчивыми. Они угрожающе сопят друг на друга, испепеляют взглядами и не узнают дальних родственников. Такие очереди комкаются, разбухают и нередко выливаются в стихийные митинги. Человек, еще вчера мирно стоящий за вами в кассу музея, сегодня может огреть вас портфелем или укусить за шею из-за какой-нибудь сосиски. И в этом он не виноват. Атмосфера в очереди зависит не от воспитанности граждан, а от соотношения спроса и предложения.