Наталья Никольская - Конец света Страница 26

Овсянников, не обращая внимания на заботливое отношение утешавшей его девушки, как заправский врач производил осмотр пострадавшего:

— А так больно? А дышать тоже больно?

— Поля, ты представляешь, по-моему, он сломал ребро. Тут даже помощь квалифицированную никто оказать не может. Нам придется брать его с собой в Тарасов.

Вот только этого геморроя мне и не хватало. Как я счастлива, блин горелый.

— Давайте его в машину, — скомандовал Овсянников.

Пока мужика кантовали в мой «Ниссан», я успела переговорить с мамой Алевтины. Та подтвердила показания дочери. На момент убийства Лукьянова вторая находилась дома.

— Попить что-нибудь дайте. Во рту все пересохло.

Жоре тут же приволокли литровую бутылку медового пива. Он припал к горлышку и принялся жадно пить. Остановился Овсянников только тогда, когда в бутылке осталось совсем чуть-чуть.

— Кто из вас поедет его сопровождать? Мы подбросим только до травмпункта. А обратно вам придется взять такси. Мы при исполнении, поэтому раскатывать туда-сюда у нас нет возможности.

— Конечно, жена пусть едет. Кто еще?

Дама сердца поверженного Отелло осторожно примостилась на заднем сиденьи рядом со скулящим от боли супругом. Я плавно отпустила педаль сцепления, и мой старенький «Ниссан» устремился в ночь. Мы поехали в Тарасов.

Мы попробовали сбагрить Николая с Татьяной в первом попавшемся травмпункте. Однако, наша попытка с треском провалилась. Угораздило же Татьяну доложить толстой тетке, что прописаны они в Александровке. Тетка в это время мирно попивала чай с душицей и смотрела по маленькому переносному телевизору какой-то очередной сериал без начала и конца. Мы нарушили ее покой.

Героиня фильма, вся в слезах и соплях, как раз клялась верзиле со слащавой физией в вечной любви. Момент, надо думать, весьма напряженный и незабываемый. А тут какие-то поддатые господа со своими слишком земными проблемами. Тетка, конечно же, и слушать нас не захотела. И принялась визжать на нас так, что у меня уши заложило. Как резаная.

— Везите больного в Елшанку. Мы принимаем только жителей Заводского района. Напорятся, как зюзи и лезут со своими болячками, как тараканы, со всех сторон. Никакого продыху. Чашку чая некогда проглотить.

Жорины форма и удостоверение не произвели на нее особого впечатления. Она, видимо, принадлежала к той категории людей, которым, во-первых, чужое горе до лампочки, а во-вторых никто, даже сам Господь Бог, не указ. Она считала себя абсолютно правой.

У меня, прямо, кулаки зачесались. Так и захотелось ей заехать по двойному подбородку. Мерзавка. Палач, а не медик.

— Вам не в медицине работать, а рубильник электрического стула включать. Это вам больше подходит. И про клятву Гиппократа вы, наверное, даже отдаленного представления не имеете.

Жора потянул меня за руку:

— Успокойся, Поля.

— Да как это успокойся! — Я с раздражением высвободила руку. — В эту чертову Елшанку ехать целый час!

— Мы туда и не поедем. Там, недалеко от дома, в котором живет Алла Сергеевна, есть травмпункт. У меня там главврач знакомый. Сошлемся на него. Поехали. Чего тут время терять. Когда человек так настроен, разве он сможет хорошо выполнить свои обязанности? А я все-таки чувствую ответственность за этого ревнивца, хоть он и сам виноват.

Мы вновь погрузились в «Ниссан» и поехали в Центральный район. Отелло скулил как заведенный. Мне все осточертело. Я была готова настучать ему как следует по репе, чтоб заткнулся. После встречи с таким цербером, как эта бабка-медичка, настроение мое окончательно испортилось.

В другом травмпункте все прошло, как и пообещал Овсянников, без сучка и задоринки. Несчастному пострадавшему, который так и не перестал нудить, наложили гипс, дали обезболивающее. Я помогла Татьяне с вызовом такси. Жора в это время куда-то исчез.

Я стояла в коридоре и искала его глазами. Он вышел из туалета. Вид у него был раздраженный.

— Там полы как раз моют. Придется подождать. У меня пиво наружу запросилось.

С пивом Жора сегодня, действительно переусердствовал Немудрено, что ему так не терпится.

— Нашел проблему. Вон сколько кустов за травмпунктом. Пройдись в ту сторону, и вся недолга.

Мы распрощались со своими новыми знакомыми, приобретенными таким неординарным способом и вышли на крыльцо. Жора тут же исчез в зарослях.

А через несколько секунд оттуда вынырнула какая-то женщина и со всех ног кинулась наутек.

— Полина, держи ее! Это преступница. Она Ольгу убила!

Услышанное подхлестнуло меня, как удар хлыста. И хоть толком я не успела осознать, что произошло непоправимое, я рванула за ней, развив такую скорость, на которую была способна лишь в экстремальных условиях. Я должна ее настигуть, пока ей не удалось с освещенной части улицы скрыться в спасительной темноте.

Расстояние меж нами быстро сокращалось. Нагнав беглянку, я схватила ее за правую руку, рванула на себя и, сделав подсечку, резко оттолкнула. Женщина рухнула наземь, как куль с цементом.

— Вот так, голубушка ты моя. Бегаешь ты, конечно, неплохо. Но не тебе со мной тягаться.

Я врезала ей в челюсть и вложила в удар всю злость. У меня были все основания ее ненавидеть. Она убила мою сестру! Мою славную, доверчивую Ольгу. Как я теперь буду жить без нее?

У нее изо рта показалась струйка. Она вытерла ее тыльной стороной ладони и затравленно посмотрела на меня. И вдруг совершенно неожиданно ногой врезала мне по коленной чашечке так, что у меня в глазах потемнело. Потом вскочила и бросилась бежать.

Но наперерез ей уже бежал Овсянников, выбравшийся, наконец-то, из зарослей. Женщина заметалась. Это дало мне время собраться и прийти в себя. Я вновь догнала ее и сделала подсечку. И, когда она в очередной раз приасфальтилась, я ее попросту вырубила, надавив на болевые точки за ушами.

— Поля, слава Богу, Ольга живая. Пульс есть. Правда, очень слабый. Она ей вкатила, похоже лошадиную дозу наркотика. Там шприц рядом валяется. Я зажигалкой посветил. Ее надо срочно в реанимацию. Я посторожу эту деятельницу, а ты беги звони в скорую и дежурному.

Вызвав скорую помощь, я принялась звонить дежурному УВД Центрального района.

— Сейчас передам по рации. Ребята как раз в том районе. Выехали по звонку, а он оказался ложным.

Я повесила трубку и бросилась на улицу, в те заросли, где лежала моя почти бездыханная сестра. Жора Овсянников, успевший затолкать преступницу в машину и пристегнуть ее наручниками к дверце, поспешил мне на помощь.

Мы вдвоем подняли Ольгу и понесли ее к машине. И тут раздались сирены скорой помощи и милицейской машины. Почти одновременно.

Я поехала за каретой скорой помощи, а Жора Овсянников в УВД. Сестру поместили в реанимацию, положили под капельницу. Всю ночь сестре предстояло провести здесь. Я верила, что врачи справятся с ситуацией, и Ольге, конечно же, удастся выкарабкаться. Мы с ней и не в таких переделках бывали.

Конечно, я ужасно волновалась, но верила в лучшее. Промоют кровь, и она придет в себя. Сколько раз врачи вытаскивали с того света наркоманов, которые передозировали наркотик.

Я металась по коридору и мысленно умоляла свою сестру напрячь все свои силы и выжить. Обязательно выжить.

— Ты не имеешь права, Ольга, дуреха ты моя, умереть. Ты слышишь? Не имеешь права. Все будет хорошо. Обязательно.

Ночь, казалось, будет продолжаться бесконечно. Я смертельно устала, выкурила целую пачку сигарет. Но рассвет подкрался незаметно, когда я, устроившись в кресле в просторном холле, незаметно для себя задремала.

Проснулась я от равномерного гула голосов. Больница ожила. Деловито сновали медсестры, нянечка громыхала шваброй по линолеуму.

Я тихо подошла к стеклянным дверям, ведущим в палату интенсивной терапии и заглянула туда. Моя сестра, бледная, как смерть, спала.

— Опасность миновала. Сегодня мы переведем Ольгу Андреевну в обычную палату. Дня два ей придется полежать в больнице. Ей необходимо пока находиться под наблюдением врачей. Все-таки, ваша сестра родилась в рубашке. Ей крупно повезло. Еще бы немного, и мы не смогли бы ничем помочь. Ей вкатили смертельную дозу сильнодействующего наркотика. — Обратился ко мне молодой высокий врач. Он прошел в палату, проверил у Ольги пульс и удовлетворенно кивнул головой.

Жора Овсянников появился в больнице часов в десять. Ольга была к тому времени переведена в обычную палату, и мне разрешили побыть немного около сестры.

Я не смогла удержаться, чтобы не упрекнуть ее.

— Вечно тебя, Ольга, угораздит вляпаться в черт те что. Хорошо, что все закончилось благополучно. Какого черта ты поперлась к ней одна? Надо было позвонить в милицию и рассказать все, что ты узнала. Чуть детей сиротами не оставила, идиотка проклятая.

Ольга улыбалась. Она не обиделась на мою грубость, потому что прекрасно знала, что ругаюсь я вовсе не потому, что хочу сделать ей больно, а лишь потому, что испугалась до невозможности за ее жизнь.