Галина Куликова - Брюнетка в клетку Страница 26

– С удовольствием, – ответил Жидков, слегка, впрочем, померкнув. Вероятно, он ожидал услышать какую-нибудь из своих цыпочек, окончательно его забросивших. – Обязательно к вам заеду.

– Не тяните с этим, – предупредила любезная девушка.

Лариса с трудом отлепила свою щеку от щеки Жидкова. Уманский, который стоял поблизости, не сдержался и хмыкнул.

– Она меня ревнует, – с удовольствием сообщил ему Жидков. – Вас никогда не ревновали?

– В такой форме – нет. – Он оглядел Ларису с ног до головы, но поинтересовался совсем другим: – Рука сильно болит?

– С чего вы взяли, что сильно?

– Ну-у… Вы так выли на лестнице.

– Я не выла! Я плакала.

Жидков, размышлявший о своем, перебил их и обратился к Уманскому с насущным вопросом:

– В своих странствиях по дому вы нигде случайно не встречали альбомов с фотографиями? Каких-нибудь старых и пыльных?

– Альбомов? – Уманский закатил глаза, немедленно позабыв о Ларисиной травмированной руке. – Кажется… Кажется, у Анжелики в комнате лежит большой альбом. И еще у ее матери. То есть у вашей тетки, если я правильно разобрался в родственных связях.

– Правильно разобрались, – кивнул Жидков. – Значит, у Фаины… И я этим не удивлен.

– У нее их целая куча.

– Придется идти к ней, ничего не попишешь. Или нет! Лучше я подошлю маман. Пойдем, милая, поищем мою мамочку.

– Она на веранде, – сообщил Уманский и еще раз осмотрел Ларису с ног до головы.

Она была раздосадована. Надо же! Как он оказался безразличен к ее травме. И еще сказал, что она выла на лестнице. Мерзавец.

Они с Жидковым вышли на веранду, где расположилась Маргарита.

– Мама, у меня к тебе дело, – подсел к ней Жидков.

Лариса тем временем размотала бинт и принялась разглядывать свою руку. Рука была абсолютно нормальной, белой.

– Ищете следы насилия? – спросил у нее за спиной Уманский. – По-моему, там ничего нет.

– Нет, есть.

– Дайте сюда. – Он схватил ее за запястье, и Лариса тотчас вскрикнула:

– Ой-ой-ой!

– Да ладно вам прикидываться! Все чисто.

Она вырвалась и смерила его презрительным вглядом:

– У меня там… внутренние повреждения.

– Я всего лишь шлепнул вас по пальцам, – возмутился Уманский. – А вы разыграли тут целый спектакль. Хотите сделать из меня мерзавца?

– Когда мужчина замахивается на женщину, он становится мерзавцем автоматически.

Уманский открыл рот, чтобы в очередной раз возразить, но тут на веранде появились Мишаня с Симоной. Он пожал плечами и, так ничего и не сказав, спустился в сад.

– Вы всерьез говорили про убийство? – осторожно спросила Мишанина девушка, глядя на Ларису из-под челки глазами доброй лошадки.

– Я-то говорила всерьез, хотя вовсе не собиралась обнародовать свою версию перед всей честной компанией за обедом. Однако Антон пожелал, чтобы его родственники были в курсе, и начал обсуждение вслух.

– Удивительно, – протянула Симона. – Все-таки здесь работала милиция… Милиционеры такие бдительные… Если бы убийство… Они бы сообразили, что дело нечисто.

– Может быть, они и сообразили бы, – пожала плечами Лариса, – если бы Альберт не стащил записку.

– С этой запиской вообще что-то странное, – понизила голос Симона. – Я слышала, как Мишаня спрашивал отца про нее. А тот сказал, что все это выдумки, что Маргарита неправильно его поняла и теперь из-за нее весь дом стоит на ушах.

– Полагаете, Альберт говорит правду? Никакой записки не было?

– Я бы поверила скорее ему, чем…

Она глазами указала на Маргариту, которая сидела в кресле-качалке и любовалась своими босоножками, вытянув ноги далеко вперед. Жидков распинался перед ней, бурно при этом жестикулируя.

– Но Альберт ведь явно чего-то боится, – понизила голос Лариса. – Иначе почему он заперся в комнате с сигнализацией? Там ведь есть сигнализация, верно? И он отключает ее только тогда, когда Зоя приносит ему еду и питье. Такое поведение выглядит довольно странным для человека, который не видел никакой записки и не верит в существование убийцы.

– Ну… Когда вы так говорите… – Симона потерла нос указательным пальцем. – Звучит и в самом деле подозрительно.

Вдали, в белой беседке, увитой какой-то буйной ползучей растительностью, происходил воспитательный процесс. Капитолина отняла у Артема книжку, которую тот выбрал для чтения, и, потрясая ею в воздухе, выговаривала:

– Что это за безобразие? – Она брезгливо поднесла книжку к глазам и прочитала: – «Артемис Фаул. Интеллект против волшебства». Ион Колфер… Что это за имя и фамилия? Как эта книжка попала в дом?

– Мне подарили, – процедил Артем.

– Ах, вот откуда эти инициалы повсюду – А.Ф.!

– Это мои инициалы – Артем Федоров.

– Да-да, я поняла, – прошипела Капитолина. – Артемис Фаул. Вот с кем ты себя отождествляешь! Эту дрянь я выброшу, а тебя попрошу впредь придерживаться того списка, который составила учительница на лето.

– По списку я уже все прочел, – ответил Артем, хмуро глядя на книгу в ее руках. – Разрешите, я закончу эту.

– Это волшебная сказка. Интересная! Ее во всем мире читают, – робко сказал маленький Ваня, глядя на гувернантку с детской надеждой.

– Не выдумывай. Кроме того, весь мир нам не указ, – отрезала Капитолина. – Русские – самая умная нация. А ты, – она ткнула пальцем в Артема, – решил все испортить.

Держа «Артемиса Фаула» двумя пальцами, она широким шагом вышла из беседки. По тропинке ей навстречу шел Уманский. Лариса заметила, как, поравнявшись с ним, гувернантка в одно мгновение сделалась розовой, словно жевательная резинка «Фруктовая песенка». Забавно. Женственности и огня в этом создании не больше, чем в каминной кочерге. Но, может, это только внешнее впечатление? А на самом деле она горяча, как какая-нибудь испанка?

Голова Уманского развернулась, словно локатор, среагировавший на подозрительный шум. Он притормозил и подарил Капитолине поистине шикарную улыбку. Ларису это отчего-то сильно задело. Нет-нет, он ей не нравился! Он ей активно не нравился. И эта его туалетная вода, запах которой она ощутила на лестнице. Противная вода. Она хмыкнула и перевела взгляд на Анжелику.

Эта дама, судя по всему, вовсе не стремилась проводить время с собственным сыном. Она уже переоделась в легкомысленное платье и в дальнем конце сада умащивала мясистую спину Вольдемара кремом для загара.

– Зачем вообще приехала сюда твоя двоюродная сестра? – шепотом спросила Лариса у подошедшего Жидкова. – Я-то полагала, что в ней время от времени просыпается материнский инстинкт.

– У нее есть только один инстинкт, он совсем не тот, о котором ты подумала. На самом деле Анжелика сказала, что это Вольдемар захотел познакомиться с ее отпрыском. Сразу по приезде он подарил Артему компьютер со всеми возможными прибамбасами, да еще в придачу принтер и сканер. Все это такое дорогое, что Капитолина была вынуждена выделить ребенку компьютерное время. Кажется, один час в день.

Раньше Артем изучал компьютер исключительно под надзором взрослых. И оказался безумно способным, учителя ему быстро стали не нужны. Тем не менее гувернантка постоянно протестовала против покупки ПК. И тут вдруг – такой королевский подарок.

– Надо думать, Вольдемар Артему безумно понравился, – усмехнулась Лариса.

– Не знаю, не знаю… Этому ребенку мало кто нравится. Подкупить его подарками сложно. Хотя он может просто сделать вид, что обожает Вольдемара. В сущности, какая ему разница, с кем проводит время его мать? Со сменой ее потенциальных мужей в его собственной жизни ничего не меняется.

Лариса только покачала головой: бедный мальчик! Потом перевела глаза на Ваню и вздохнула: и этот мальчик тоже бедный. Короче, бедные дети! Затем очнулась и спросила:

– Так что там со старыми фотографиями?

– У маман никаких фотографий нет, у Анжелики в альбоме – только ее собственные. На них она сама во всех возможных видах и нарядах. А вот у Фаины в комнате и в самом деле целая полка стеллажа забита альбомами. Маман пообещала при случае вынести для нас парочку. Потихоньку.

– Надеюсь, ее за это не четвертуют.

Время до ужина Жидков, как и собирался, провел в праздности, качаясь в гамаке, а Лариса сидела рядом и страстно мечтала о возвращении домой. Квартирка у нее уютная, хорошо обставленная. Вечером, если нет бумажной работы, можно посмотреть кино или поваляться в ванне… Здесь ей вряд ли удастся належаться в ванне. Тут бы душ ухитриться принять! Как, интересно, это можно сделать без ущерба для ее задания? Мыться вдвоем с Жидковым? Нет, все-таки придется поить его снотворным. Иначе не получится.

Никакие угрызения совести Ларису уже не мучили. Поистине, человек способен свыкнуться с какой угодно мыслью, если у него нет другого выхода. За ужином она с милой улыбкой незаметно бросила Жидкову в стакан с морсом таблетку снотворного и с удовольствием смотрела, как он пьет.