Дарья Донцова - Золушка в шоколаде Страница 27

– В мою комнату пытаются прорваться хихикающие всадники смерти, их пока остановила лапка.

– Лапка? – переспросила Лиза.

– В смысле, ручка.

– Дверная?

– Человеческая, я ее на окно повесила.

Лизины глаза стали круглыми.

– У тебя на окне висит отрубленная человеческая рука?

– Нет! Ну и глупость тебе в голову пришла! – рассердилась я. – Лапка нарисована, она красная, значит, универсальный отпугиватель, можно вроде не бояться. Но не слишком приятно слышать хихиканье, вот я и перебралась на кухню.

– Чье хихиканье?

– Всадников смерти.

– Ага, – кивнула девочка, – все, оказывается, просто. Одно непонятно…

– Второе, – уточнила я, – одно непонятное уже разъяснилось. Спрашивай дальше.

– Чего ты в собачью корзинку влезла?

– Опять двадцать пять! Хихикающие всадники смерти…

– В гостевой удобный диван есть!

– На нем Филя спит.

– У Кати в комнате пустая кровать.

– Я забыла про нее! Совсем из головы вылетело, что Катюша в командировке. Лизочек, пообещай, что никому не расскажешь…

– Ни гу-гу!

– Хочешь, подарю тебе кофточку?

– Ту светлую, с вышитыми мишками? – оживилась Лиза.

– Нет, она мне самой дико нравится. Отдам розовую, в горошек.

– Фу, отстой, – скривилась Лизавета, – старушечий прикид, для тех, кому уже тридцать стукнуло. Давай бежевую, с топтыгиными, и забудем о глупом приколе. За суперский свитер я смолчу.

– Шантажистка!

Лизавета фыркнула:

– Как хочешь. Ну, смехота! Ночевка в собачьей корзинке даже веселей, чем твоя прогулка на роликах. Помнишь, как все над тобой ржали?

Делать нечего, пришлось идти в комнату и отдавать Лизе замечательный пуловер.

– Не переживай, Лампуша, – радостно утешила меня девочка, – не навсегда забираю. Схожу в нем пару раз в школу и верну.

Я кивнула и пошла варить кофе. Мне предстоит напряженный день, следует подкрепиться.

Городок, где, по словам Аллочки, обитал Василий, расположился совсем недалеко от Москвы. Собственно говоря, он уже часть столицы, но на метро до него не добраться. Впрочем, я и не собиралась пользоваться подземкой, села в свою машину и, медленно ползя по пробкам, попыталась продвинуться к шоссе. Автовладельцы хорошо знают – иногда в городе случается полнейший паралич дорожного движения. Инфаркт трассы, кома! И часто непонятно, отчего это произошло. Вот, например, сегодня ни аварии, ни дорожных работ, а машины столпились, словно стадо баранов. Потом вдруг – раз, и все поехали по внезапно свободному шоссе. Просто волшебство какое-то, иначе и не назовешь.

Москва тянулась томительно долго, потом промелькнула МКАД, и снова замаячили серые и псевдокирпичные башни, вполне симпатичные, даже нарядные на фоне панельных зданий, построенных в последней четверти двадцатого века. Но это лишь видимость красоты, на самом деле многоэтажки сделаны из бетонных плит, просто их потом облицевали панелями.

Кварталы «близнецов» тянулись почти до бесконечности. Затем замаячили шеренги кранов, и наконец-то возникло некое подобие чахлого лесочка. Я приободрилась: судя по карте, скоро доберусь до места. И точно, справа мелькнула табличка с надписью «Михайлово.[6]

Я свернула на бетонную дорогу, проехала пару километров в глубь леса, вырулила на небольшую площадь и спросила у девочки-подростка, курившей на автобусной остановке:

– Где Пионерская улица?

– Дом какой? – хриплым, явно простуженным голосом пробасила школьница.

– Тридцать второй.

– Это внизу, – весьма охотно начала объяснять мне местная жительница, – под гору поезжайте, увидите жуть, за ней свернете и наткнетесь.

– Жуть? – переспросила я.

Собеседница шмыгнула носом.

– Ага, забор такой, длинный…

И тут к остановке, звеня всеми внутренностями, подкатил древний автобус, девочка, потеряв ко мне всякий интерес, впрыгнула в салон. Я в легкой растерянности повернула руль и отправилась в указанном направлении.

Теперь перед глазами мелькали деревянные избушки, маленькие, почти вросшие в землю, с крохотными окошками. Потом потянулся забор, тоже древний, местами упавший, старую изгородь сменила красивая, вычурная, ажурная решетка, и снова появился штакетник из прогнивших палок. Наконец дорога сделала резкий поворот, я увидела железные ворота с табличкой «Счастливое детство», а на противоположной стороне шоссейки – двухэтажный барак из темно-красного кирпича с большими цифрами «32», намалеванными у крайнего окна. Никаких автомобилей на довольно широкой площадке не было. Я стала парковаться возле здания, но тут из подъезда вынырнула бабушка, понаблюдала за моими маневрами и, когда я вышла из салона, спросила:

– Сама себе машину приобрела или подарил кто?

– Родственники на день рождения пригнали, – охотно вступила я в разговор.

– Ну тогда не жалко тарантайку, – хитро прищурилась бабуся.

– Почему? – удивилась я.

– Богатая у тебя родня, – ухмыльнулась бабка, – эту разобьешь, новую купят.

– Автомобиль смотрится красиво, – беззлобно ответила я, – но он не особо дорогой. Купить такой под силу, в принципе, любой семье, если в ней все работают. Мои домашние не олигархи, Катюша врач, Вовка милиционер, Сергей…

– Тогда убери машину от барака, – перебила меня бабка, – иначе плохое случится. Из окна бутылку швырнут, или Колька выйдет и колеса проткнет, он всегда тем, кто у дома останавливается, гадость делает. Лучше у забора жути встань.

– У забора… чего?

– Не местная ты, – заявила старуха, – я тебя не знаю.

– Что такое жуть?

Бабушка ткнула пальцем в табличку «Счастливое детство».

– Вот. Ты сюда зачем? Ребенка проведать или на работу наниматься?

– Мне в тридцать второй дом надо.

– Сюда?

– Наверное, другого с этим номером тут нет.

– Верно, один такой, – закивала старуха. – И к кому в гости пожаловыала?

– Вы, наверное, всех жильцов знаете?

Старуха дробно рассмеялась.

– Вот уж точно. До пенсии я районным терапевтом работала, на участке секретов от меня никто не имел. И сейчас по старой памяти зовут. В Михайлове поликлиники нет, дай бог памяти… Нет, год не назову, это когда Иван Васильевич помер. Он-то за наше маленькое лечебное учреждение насмерть стоял. Если пытались закрыть, мигом в Москву мчался и орал где надо: «Людей нельзя без помощи кинуть!» Святой человек был, доктор наук, профессор, его слушали, а как заболел, так все и рухнуло. Теперь надо либо в Козлово ехать, там больница есть и поликлиника, нас к ней прикрепили, либо «Скорую» вызывать. Вот беда! Козлово вроде близко, да пешком не дойдешь, автобус у нас постоянно ломается, а «неотложка» вечно занята. Помирайте, люди добрые, на здоровье, главное, отбрасывайте коньки тихо, без шума и пыли. А на тот свет никто, даже батюшка наш, отец Павел, не торопится, вот и ко мне бегут что ночь, что день: «Алевтина Петровна, помоги!» Я им, как доктор Айболит, никогда не откажу, только велю дома лекарства держать, укол сделать могу, но уж ампулы сами покупайте. А меня не станет, совсем народу со своими хворями обратиться некуда будет.

– Вы Василия знаете? – Я решила перебить слишком болтливую Алевтину Петровну. – Такой парень здесь живет?

Женщина поджала губы, потом протянула:

– Вот оно что! К Ваське прибыла! Нету твоей любви, он давно не появлялся. И Митя из дома удрал, одна Липа осталась, бабка их.

– Она дома? – обрадовалась я.

Алевтина Петровна засмеялась:

– Куда же ей деться?

– Может, в магазин пошла, – предположила я, – или на огороде возится.

Старушка развеселилась еще больше.

– Васька говорит складно, заслушаешься. Небось про бабушку песню напел: живет за городом, в небольшом доме, жена профессора. Так?

– Ну, в принципе вы правы, – на всякий случай согласилась я.

Алевтина Петровна откашлялась.

– И ведь не соврал, на первый взгляд все так и есть. Олимпиада – вдова Ивана Васильевича, и дом находится под Москвой, вот он. Только не надо Ваське верить. И зря ты парню на шею вешаешься, у него таких тучи! Лучше уезжай домой, забудь Ваську, найди себе нормального мужчину и живи счастливо.

– Бабушку Василия зовут Олимпиадой? – проигнорировала я совет старой докторши.

Алевтина Петровна кивнула.

– А как ее отчество?

– Михайловна.

– Спасибо. Пойду поговорю с ней.

Алевтина Петровна покашляла в кулак.

– Не трать времени зря! Ничего не получится, не станет Липа говорить. Васьки тут давно нет, наверное, у очередной пассии пристроился. Чего скривилась? Неприятная вещь правда, но она как лекарство – горькая, да помогает. Василий ко многим в постель лезет, ему все равно с кем. Ты прилично выглядишь, да и по возрасту уже не девочка, послушай добрый совет: уезжай, не позорься. От Липы толку не добиться, Василия дома нет, он лишь наездами бывает, где на самом деле обретается, я понятия не имею.