Елена Логунова - Кукиш с икоркой Страница 27

– Увы, я вынужден вас огорчить, это совершенно невозможно, – с искренним сожалением сообщил главврач. – К несчастью, вся информация о пациентах доктора Локтева пропала.

– Куда пропала? – с недоумением переспросила я, усилием воли отгоняя бредовую картинку: открытый гроб, а в нем покойный доктор, скрестивший восковые руки на жестком диске компьютера.

Неужто комп все-таки похоронили?!

Петр Владимирович снова тяжко вздохнул. Со стола спорхнула одна из глянцевых фотографий. Я подняла снимок с избражением чего-то, подозрительно похожего на заляпанный вареньем кусок слоеного желе, и вопросительно подняла брови.

– Мы недавно приобрели уникальный аппарат, позволяющий делать видеозапись и фотографические снимки внутренних органов во время операций малого разреза, – скороговоркой сказал главврач, принимая неаппетитную фотографию.

Мне тут же расхотелось знать, что именно на ней изображено.

– Так вот, по поводу компьютера доктора, – Петр Владимирович вернулся к теме. – Он сгорел.

– На работе? – недовольно сострила я.

– Именно так, – без намека на улыбку подтвердил главврач. – Я расскажу вам, но очень прошу не разглашать эту информацию. Доктор Локтев погиб в результате несчастного случая.

В субботу прием пациентов доктор Локтев закончил рано, но не ушел домой, а остался еще поработать за компьютером. В какой-то момент он заметил, что машина барахлит, то и дело отключается, и попытался самостоятельно найти и устранить неисправность. Проблему создавал искрящий кабель питания. Георгий Павлович неосторожно полез к нему и получил удар током.

– А ковер под системным блоком компьютера загорелся, и в кабинете возник пожар, – закончил главврач. – Когда сработала система пожаротушения, было уже поздно…

– Какой кошмар! – совершенно искренне ужаснулась я, вспомнив, что доктора хоронили в закрытом гробу.

Мысленно я дала себе страшную клятву никогда не дергать шнур питания системника и разные другие провода. Вообще ничего не буду дергать, даже веревки для сушки белья!

Петр Владимирович тоже заметно расстроился, и разговор о рекламе у нас с ним не сложился. По правде говоря, я об этом даже не заикалась, предпочла потихоньку удалиться из кабинета главврача, едва узнала то, что меня интересовало.

У меня был еще один вопрос, но его я задала бабуле-нянечке, которая удачно встретилась мне на лестнице. Прикинувшись застенчивой сельской дивчиной, я спросила давешнюю общительную старушку:

– Бабулечка, можно мне у вас узнать?

– Что узнать, моя детка? – Старушка с готовностью опустила на пол ведро с водой, удобно сложила руки на ручке швабры и пристроила сверху острый подбородок.

– Ой, я даже не знаю, как сказать! – Я понизила голос и вздохнула, всячески изображая крайнее смущение. – У вас тут, в больнице этой…

– В клинике, – доброжелательно поправила бабушка, терпеливо ожидая продолжения.

– Да, в клинике! – повторила я. – У вас тут делают такие операции… Ой, я не знаю… Стыд-то какой! – Я показательно зажмурилась и выпалила: – Подружка мне сказала, тут есть доктор, который девственность восстанавливает!

– Эх, девка, девка! Согрешила? – сочувственно вздохнула бабуля.

– Неоднократно, – пробормотала я.

– И замуж собралась, да? А мужняя родня будет по станичному обычаю простыни на ворота вывешивать, и тут ты позора не оберешься! Эх, дурочка! – Бабка неожиданно мне подмигнула. – Не печалься, девка! Помогут тебе наши доктора, заштопают! Жаль, Георгий Палыч помер, вот уж кто был мастак на такие дела, но ничего, и другие спецы найдутся. Иди в регистратуру и просись на прием к Ведерникову, он тоже хирург хороший.

– А Георгий Палыч лучше был? – быстро спросила я.

– И-и, сказала тоже! Георгий Палыч вообще волшебник был! Он знаешь, что делал! – Бабка отклеила подбородок от швабры, встала на цыпочки и жарко зашептала мне в ухо.

Тут уж я и в самом деле покраснела: терминология у милой старушки была самая варварская. Однако сообщенная ею информация оказалась такой интересной, что я решила непременно навести справки о профессиональной деятельности доктора Локтева в специализированных медицинских кругах. Есть у меня подходящие источники и в Департаменте здравоохранения, и в Медицинском институте.

Прикидывая, к кому из знакомых медиков прицепиться с вопросами, я вышла из клиники через служебный подъезд, пересекла дворик и на ближайшей остановке села в троллейбус, следующий в сторону моей работы. Встреча у стен телекомпании всех желающих проводить в последний путь маму Вадика Рябушкина была назначена на половину второго, но я решила появиться заранее. У меня было дело: Женька обещал передать мне кассету с записью его съемок несостоявшейся свадьбы Вадика и Людочки.

Едва выйдя из троллейбуса, я позвонила коллеге на мобильный, но Женька упорно не отвечал. Я набрала номер редакционного телефона и прослушала полонез Огинского. Позвонила на аппарат прямого эфира – те же печальные напевы про «польский край, прекрасный край»! Очевидно, наша внутренняя АТС свихнулась и вообразила себя музыкальным автоматом.

– Делать нечего, придется вторгаться, – пробормотала я, подступая к стальной двери телекомпании.

Не ожидая от этого действия ничего хорошего, я одной рукой придавила кнопку звонка, а другой громко постучалась. Динамик переговорного устройства захрипел, как простуженная собака, и неприветливо гавкнул:

– Хто?!

– Свои! – самонадеянно отозвалась я, гадая, с кем же я разговариваю?

У нашей штатной дневной охранницы – жутко вредной старушки по прозвищу Бабулина – не самый мелодичный голосок, но этот хриплый драконий рык издает явно не она.

– Хто-о? – Динамик хрюкнул диким кабаном.

– Это я, Красная Шапочка! Тьфу, это я, Елена Логунова!

– Хто-о?

– Вот привязался! – рассердилась я. – Открывай дверь! Я тут работаю!

– Сотрудников пускать не велено!

Досадливо плюнув на порожек, я отошла от неприступной двери, спряталась за углом и сменила маскировку. Вывернула джинсовую жилетку яркой подкладкой наружу, повязала на голову цветной платок, нацепила темные очки и снова вернулась под дверь. Позвонила, дождалась вопросительного хрипа цербера и проворковала в ответ:

– Здравствуйте, я денежку в бухгалтерию принесла, можно дать рекламное объявление?

Пауза затянулась.

– Алло-о? – позвала я.

Щелкнул замок. Ага, значит, рекламодателей с деньгами гнать взашей не велено! Значит, для нашей телекомпании еще не все потеряно. Обрадовавшись, я потянула на себя тяжелую дверь, взлетела вверх по лестнице… и попала в медвежьи объятия незнакомого типа в камуфляже. Негодующе взвизгнула, вывернулась из тяжелых лап, отпрыгнула на пару шагов в сторону и исподлобья осмотрела противника.

Пятнисто-зеленый и бородавчатый жлоб походил на малыша Годзиллы и не вызывал ни симпатии, ни желания с ним брататься.

– Удостоверение личности, – хмуро потребовал Годзиллыш, не спеша уходить с моего пути.

– Вижу, мерзкий Гадюкин вербует на свою сторону рептилий-монстров! – прошептала я в сторону. – Сударь! Мою личность легко может удостоверить кто-нибудь из технических работников! Позовите, например, оператора Евгения Дрожкина!

На последних словах я максимально возвысила голос, и меня услышали: за поворотом коридора стукнула дверь, а потом донесся металлический грохот сотрясаемой решетки и громкий крик затребованного мною Женьки:

– Ленка! Нас арестовали! Встань под образами!

Я спешно отскочила на лестничную площадку. Змеиные глазки гадюкинского цербера стрельнули в меня, но я уже летела вниз по лестнице.

– Хто-о?! – прохрипел мне вслед озадаченный Годзиллыш.

– Дед Пихто! – с детским злорадством выкрикнула я в ответ, нащупывая кнопку, отпирающую замок входной двери изнутри.

Выскочила на крыльцо и прямо по клумбе побежала вдоль фасада здания. Крайнее в ряду окно нашей телекомпании на самом деле является балконом, который примыкает к студии прямого эфира. В этом помещении, ясное дело, никакие окна, балконы и прочие источники дневного света не нужны, поэтому проем изнутри наглухо закрыт деревянными щитами. Не знаю, где разжился этими ставнями наш запасливый завхоз, не иначе как на руинах какой-то высокой партийной трибуны, разрушенной во времена перестроечной вольницы. На досках, обращенных к улице лицевой стороной, изображены портреты членов Политбюро – на языке моих телевизионных коллег – «образа». Косыгин и еще два не опознанных нами коммунистических товарища многозначительно и важно смотрят с нашего фальшбалкона в тихий дворик, лаская отеческими взглядами разновеликие подштанники на веревках бельевой площадки.

Рискуя сверзиться на кочковатый газон, я встала ногами на сиденье детской карусельки, ухватилась за нижний край балконного выступа и заглянула в дырку, аккуратно пропиленную лобзиком в районе нагрудного кармана парадного пиджака товарища Косыгина. Этим окошечком наши парни пользуются для контрабандного проноса на территорию телекомпании запрещенных предметов. Главным образом, горячительных напитков.