Александра Романова - Денежный семестр Страница 28

Возмущение сменилось глубоким удовлетворением. Правду говорят, что у всего на свете есть положительная сторона. Например, у того, как у нас топят. Именно из-за этого я сижу в пальто, замечательно смягчающем удары. Оберегать следует лишь голову. Надеть шапку? Я бы с радостью, да в ней плохо слышно.

В результате я решила проявить демократизм и пошла в массы, отыскав себе местечко в гуще студентов. Правда, возникла проблема с тем, как вызывать учеников к доске. Зона у доски производила впечатление наиболее опасной, а мне не хотелось рисковать юными жизнями. Вот была бы у нас хоть одна каска на всех! Переходящая… Однако студенты уверили меня, что, ловко изгибаясь, сумеют писать, стоя вне досягаемости бомбардирующих нас каменьев, и мы продолжили занятие. А что оставалось делать? Все приличные аудитории сданы в аренду, а на улице ветер, и писать не на чем… палочками на снегу? Такая экономия на меле… подать на изобретение и обогатиться способом номер восемнадцать? Вечером того же дня мне позвонил Леша. После обычных приветствий он неожиданно спросил:

— Скажите, а вы употребляете спиртное?

— Не упускаю случая, — машинально брякнула я.

Я тут же прикусила язык, но фраза уже сорвалась. А нечего задавать подобные вопросы! Дело в том, что когда-то, еще в студенческие годы, мы с Машей на одном из занятий в университете заполняли анкету, где фигурировала в точности эта фраза: «Вы употребляете спиртное?» И даны варианты ответа: «а — никогда, б — время от времени, в — не упускаю случая, г — это является моим основным времяпрепровождением». Я выбрала вариант «б», после чего коварная Маша невинно предложила сходить в мороженицу и взять там по сто граммов шампанского. Я с радостью согласилась, и она тут же уличила меня во лжи, сообщив, что я представляю собой классический пример человека, не упускающего случая. С тех пор в нечастые моменты выпивки я традиционно произношу: «Эх, не упустим случая!»

Понятно, Леша всего этого не знал. Однако, видимо, мужчине, смирившемуся с тем, что женщина ходит в театр, для отпугивания требуется нечто большее, чем примитивный алкоголизм. По крайней мере молчал мой собеседник не дольше минуты, а потом сказал:

— Прекрасно. Дело в том, что у меня после поездки в Париж осталась бутылка красного вина. Из Шоверни. Мне очень захотелось завтра ее выпить. В Мариинке «Жизнь за царя», и, значит, у вас свободный вечер. Не хотите составить мне компанию?

— Вы были в Париже! — с завистью выдохнула я. Как известно, Париж — мечта всех русских, не имеющих фантазии выдумать себе что-нибудь оригинальное и стремиться, например, в дебри Амазонки. В частности, моя.

— Да, был. И в замках на Луаре. Я много там фотографировал, и получилось довольно удачно. Вы ведь поедете с работы? Я вас встречу у метро.

«Что-то подозрительно много о себе я поведала ему в бессознательном состоянии, — пронеслось у меня в голове. — Когда это я успела?» Однако Париж, разумеется, пересилил все сомнения, и я с энтузиазмом согласилась на встречу.

Сомнения, но несколько иного рода, вновь возникли, едва я убедилась, что в Лешиной квартире нет никого, кроме нас.

— Вторая комната бабушкина, — пояснил гостеприимный хозяин, — но бабушка сейчас у моих родителей. Они живут отдельно.

«Удалил бабушку — значит, намерен приставать, — проницательно сделала вывод я. — И как мне в таком случае действовать?» Учитывая мои старорежимные замашки, легко догадаться, что трехдневное знакомство не представлялось мне достаточным поводом для слишком тесного контакта. Однако Лешино благородное поведение при моей защите стоило всяческого поощрения. Впрочем, я быстро убедила себя, что не стоит забивать голову пустяками. Вот когда пристанет, тогда и буду рассуждать. Или, наоборот, не буду. Как получится.

Естественно, фотографии Парижа не могли не подвигнуть меня на рассказ о моих оригинальных взаимоотношениях с Эрьяром. Лешу эта история почему-то привела в восторг, и в порыве энтузиазма, слегка подогретого красным вином из Шоверни, он упоенно воскликнул:

— Интересно, что бы сказала на это моя бывшая жена?

И тут же замолк, а я искренне поддержала:

— Мне тоже это интересно. Но ты ведь ее знаешь лучше, чем я, так что можешь что-нибудь предположить.

— Дело в том, — без особой охоты продолжил Леша, — что она считала, будто ни одну женщину не интересует ничто… ну, выходящее за рамки материальной сферы. Я женился еще двадцатилетним дурнем и промучился пять лет. Целыми днями одно и то же — сегодня она драит кастрюли, завтра скребет полы, послезавтра готовит очередное экзотическое блюдо или шьет себе очередное платье. Хотя шкаф и так ломился от тряпок. А стирала вещи она, по-моему, после каждого надевания. И ни о чем другом даже думать не хотела.

— Еще бы! — искренне восхитилась я. — Все ее время уходило на то, чтобы вас двоих обслуживать. Вот повезло тебе с женой! Если бы я такую встретила, так давно б уже вышла замуж…

«Ой, — остановила себя я, — кажется, я несу что-то не то. Пить надо меньше. Помимо всего прочего, он сейчас решит, будто я лесбиянка». А нечего наговаривать на такую замечательную жену! Она обладала всеми достоинствами, какие я считала необходимыми для прекрасной половины человечества. У меня же из этого перечня не наблюдалось ни одного.

— Наверное, — признался Леша, — нет на свете женщины, которая бы среагировала на это так, как ты. Какая удача, что я тебя встретил.

С первой фразой я была согласна целиком и полностью, вторая внушала определенные сомнения, однако у меня хватило ума не спорить, и беседа перешла в более лирическое русло. Вот он берет меня за руку… сейчас начнет приставать… лучше бы он предпочел не правую, а левую руку. Левая в полном порядке, вполне нежная, а правая, боюсь, быстро поколеблет его уверенность в моих ренуаровских свойствах. Ладно, профессиональную мозоль еще можно скрыть, ловко скрестив пальцы… но тут, словно назло, как раз сегодня от этого мерзкого мела у меня до крови лопнула кожа… говорила же я маме, что мне надо писать на доске в перчатке… а она уперлась: «Я тебе не разрешаю! Что о тебе подумают студенты? Ты будешь выглядеть странной!» А когда я возразила, что она ради того, чтобы радовать взоры посторонних ей студентов, пренебрегает здоровьем собственной дочери, мама предложила мне заматывать пальцы скотчем. Я, разумеется, разъярилась и ехидно поинтересовалась, почему она считает, что, обмотанная скотчем, я буду выглядеть менее странной, чем в перчатках, на что мама невинно ответила: «Так ведь он прозрачный! Никто и не заметит». А на мое сообщение, что, замотав суставы пальцев, я не смогу писать, она фыркнула, что я, как всегда, придираюсь… а теперь из-за маминого упрямства ко мне и пристать-то толком не хотят…

Поток моих мыслей прервался. Леша отпустил мою руку и теперь изучал лицо. Ну, лицо как раз выглядит прилично. Хоть я и пачкаю мелом нос, на внешности это пока не отразилось. Вот если у меня начнет лопаться кожа на носу, будет проблема. На нос перчатку не наденешь! И скотчем замотать не удастся…

— Наверное, тайну такого взгляда мне не раскрыть никогда, — вздохнул Леша. — Ни в искусстве, ни в жизни. Может, это и к лучшему.

Я заверила собеседника, что это несомненно к лучшему, и вскоре мы расстались. А назавтра обнаружилась очередная ужасная вещь. Впрочем, я несколько преувеличиваю. Пусть не ужасная. Скорее загадочная.

Видимо, французское вино подогрело мои творческие способности. По крайней мере мне вдруг захотелось позаниматься наукой. Вот ведь, сразу после защиты я была так утомлена сизисом, что мне о нем и думать-то было противно, а теперь неожиданно возникли кое-какие идеи. Для их разработки требовалось полезть под стол.

Нет, не надо предполагать, что я, подобно неким деятелям искусства, вдохновляюсь лишь в определенных экзотических условиях. Например, скорчившись под столом. Ничего подобного! Я люблю сидеть на удобном стуле и писать хорошей ручкой. При подготовке диссертации я истратила огромное количество бумаги. Разумеется, в окончательный текст вошло не все. Поскольку я стремилась создать цельный труд, кучу вариантов я забраковала как не укладывающиеся в основное русло. Тем не менее некоторые из них в принципе были перспективны и могли дать кое-какой эффект в разработке смежных тем. Поэтому исписанные листы я не выбрасывала, а кидала под стол — вдруг потом пригодятся? Постепенно под столом образовался обширный склад макулатуры. Он очень нервировал мою маму, жаждущую навести порядок, однако я грудью встала на защиту, уверяя, что в сей навозной куче когда-нибудь обнаружу жемчужное зерно. Если, правда, сумею в ней разобраться. Ибо почерк у меня не из лучших, а заметки делались в хаотической форме, представляя собой поток мыслей.

Итак, я полезла под стол, дабы порыться в бумагах, — и с возмущением обнаружила полное их отсутствие! Рыча, я бросилась к маме.