Александра Романова - Денежный семестр Страница 27

Мама, обрадовавшись моему неожиданному приходу, не могла не насторожиться.

— Что-нибудь случилось? Почему ты не к Маше? — озабоченно поинтересовалась она. — И вообще, я бы встретила тебя на трамвайной остановке.

— Меня проводил Леша, — объяснила я.

— От самого театра? — уточнила мама.

— Да, разумеется. А что?

— То есть он знает, что ты там была?

— Естественно. Он и сам там был.

— Плохо, — мрачно заявила мама. — Очень плохо. Я опешила:

— Почему?

Мама смущенно потупилась:

— Знаешь, я должна тебе кое в чем признаться. Пока ты была в театре, я отвадила от тебя жениха. Ты уж меня прости.

Учитывая отсутствие у меня жениха, мама легко могла рассчитывать на прощение. И по той же причине на естественную заинтересованность.

— Понимаешь, — оживившись, начала она, — подходит ко мне сегодня один парень. Ну, из этих, детей «Рассвета».

«Рассвет» — название кинотеатра, в котором после выхода на пенсию стала работать моя мама. До этого была учителем, а теперь преобразилась в контролера. Поскольку в нашем районе не слишком много культурных точек, да и вообще мест, где можно потусоваться, кинотеатр издавна облюбовала… ну, если не шпана, то нечто схожее. Они толкутся в вестибюле, иной раз смотрят кино или едят в буфете. Некоторые провели так отрочество, отслужили в армии и вернулись, теперь уже реже, но все-таки регулярно продолжая посещать свою альма-матер. Их-то мы и называем «детьми „Рассвета“».

— Неплохой парень, — продолжала мама, — от шпаны отошел, работает паркетчиком. Иногда приходит специально, чтобы поделиться со мной своими проблемами. Но, конечно, такой… несколько малоразвитый. Возможно даже, слегка дефективный.

— И какое этот дефективный имеет отношение ко мне?

— Я же сказала — слегка, — возмутилась мама. — Ну, он мне сегодня говорит, мол, встречаю вас иногда с дочерью, да стесняюсь подойти. Потому что очень уж она у вас строгая. Два года, говорит, ищу ее на всех дискотеках и никак не встречу.

— Немудрено, — прокомментировала я. — Возрасту меня не тот, чтобы по дискотекам шастать.

— Не перебивай! При чем тут возраст? Факт тот, что два года он думал и придумал. Целый час со мной разговаривал! Уверяет, что ему пришла пора жениться и какая-нибудь финтифлюшка ему не подойдет.

Я обрадовалась:

— Он что, к тебе посватался?

— Ему двадцать один год, — неодобрительно заметила мама.

— Ну и что! Ты же сама сказала — при чем тут возраст.

Мама вышла из терпения:

— С тобой святой не выдержит! Он посватался к тебе. Через меня.

— И что ты ему ответила? — осторожно осведомилась я.

Мама покаянно опустила голову:

— Да я как-то решила… ты у меня теперь кандидат наук, а он и школы-то не закончил… зачем, думаю, он нам нужен?

У меня отлегло от сердца. Малоразвитый, зато не в меру юный поклонник не вызвал у меня энтузиазма.

— Молодец! — похвалила я.

— Да? — обрадовалась мама. — А я боялась, ты будешь ругаться. В общем, сперва я ему призналась, что ты его несколько старше. Он отвечает, что это ничего. Тогда я рассказала ему, какая у тебя зарплата.

— А он? — хмыкнула я. — Его не увезли с инфарктом?

— Нет. Пожалел тебя и сказал, что прокормит. У него зарплата ровно в десять раз больше. Это если не считать халтур.

Человек, пожелавший меня прокормить, не мог не вызвать сочувствия, и я тут же уточнила:

— Надеюсь, ты вела себя с ним культурно? Не обижала?

— Нет, разумеется. Я стала думать, чем бы еще его поделикатнее отпугнуть. И сообщила, что ты часто ходишь в Мариинский театр. Он аж в лице переменился!

— Да? — удивилась я.

— Да. Молчал, молчал, потом спрашивает: «Часто — это сколько раз в год?» Я говорю: «Четыре раза в неделю».

— Ты на меня наговариваешь! — возмутилась я. — Вовсе не четыре в неделю, а один.

Мама задумчиво принялась загибать пальцы. Я поспешила внести ясность:

— Маша недавно подсчитала, что за год мы были в Мариинке пятьдесят с чем-то раз. Это в среднем получается раз в неделю. Просто иногда любимые исполнители танцуют чаще, иногда реже. А летом театр и вовсе закрыт.

— Ну неважно, — вернулась к теме мама. — Короче, жених твой помолчал, потом снова спрашивает: «А зачем она в театр-то ходит?» «Нравится», — говорю. А он, чуть не плача, отвечает: «Я вот один раз был в каком-то театре и не понимаю — что там второй-то раз делать?» В общем, решил, что будет пускать тебя в театр раз в месяц. А если тебя это не устраивает, он женится на ком-нибудь другом.

— Слава богу! Тем лучше для нас обоих.

— Так-то оно так… — протянула мама. — Да только раз мужчин это радикально отпугивает… может, не стоило тебе сразу огорошивать Лешу? Ты бы как-нибудь постепенно…

Я живо представила себе, как постепенно, по слову в день, выдавливаю: «Я… хожу… в… театр». Эта мысль меня развеселила, и я отправилась спать.

Следующее утро несколько поубавило мне веселости. Дело в том, что мою станцию метро закрыли на вход. Последние годы у нас подобное происходит постоянно — в связи с ремонтом эскалатора, длящимся обычно по полгода. Но поскольку на моей станции эскалатор отсутствовал, подобного коварства я не ожидала.

В результате пришлось ехать вкруговую. Разумеется, не мне одной. Весь район ввалился в несчастный троллейбус, и, когда я вылезла на свет Божий, оказалось, что мне оторвали не только пуговицу от пальто, но и крючок от юбки. Поэтому всю дорогу я жутко волновалась, как бы мне юбку не потерять.

Слава богу, до работы я добралась без новых утрат. Выяснилось, что ни у кого на кафедре нет ни иголки, ни булавки. Я вновь принялась нервничать. В нашем институте сплошные мальчики, а я, честно говоря, еще не настолько развилась, чтобы заниматься стриптизом. Хотя на психологии нас уверяли, что главное в работе преподавателя — не обучить материалу, а продемонстрировать нечто нестандартное и интересное всем без исключения. Я-то, дура, еще размышляла, что бы это могло быть в применении к математике, и решила, что к моей специальности сей метод неприложим.

Оставшись посреди лекции без юбки, я, пожалуй, как раз и нашла б единственный доступный математику способ вписаться в современную методу. И вообще, может, среди студентов таится некто, причастный к издательству журнала мод, и меня тут же пригласят в качестве фотомодели для демонстрации нижнего белья? Это вроде бы способ обогащения номер семнадцать? А то из-за диссертации я что-то бросила повышать свой материальный уровень…

Тем не менее потенциальным обогащением я пренебрегла и на сей раз, подвязав юбку позаимствованной с цветочного горшка веревочкой. Но судьба словно поставила своей целью испытать крепость нервов новоиспеченного кандидата, дабы не дать ему (то есть мне) заслуженно почивать на лаврах. В перерыве между двумя половинками практического занятия я случайно взглянула на себя в карманное зеркальце и обнаружила, что становлюсь блондинкой.

С одной стороны, это не могло не радовать. Почти все женщины хотят быть блондинками. Особенно если судить по количеству обесцвечивающих волосы. С другой стороны, я предпочла бы… ну, несколько менее фрагментарную окраску. Моя блондинистость скорее походила на мелирование — ярко проявляла себя в паре-тройке отдельно взятых фрагментов волосяного покрова, полностью игнорируя остальные. С горечью подумав, что груз кандидатства заставил меня поседеть, я пощупала подозрительную прядь и поняла, что та окрашена мелом. Ура! Наверное, обещанный Машей новый русский в пароксизме любви решил забросать меня всеми мыслимыми и немыслимыми материальными благами, а, будучи практичным человеком, начал со столь необходимого мне сухого мела. Только зачем он его раскрошил?

Не успев сообразить, как мне подипломатичнее объяснить неизвестному дарителю, что мел требуется кусковой, я ощутила удар по голове. Идею о том, что на меня покушаются студенты, я отмела сразу. Прежде всего потому, что семестр подходил к концу, а никто, кроме меня, не мог проставить им зачеты. Вскочив и отскочив, я подняла глаза к потолку. В нем красовалась… ну если не дыра, то хорошая яма. Из этой ямы время от времени нечто выпадало. Обычно мелкое, а иной раз и повнушительней.

Первым моим чувством было возмущение. Ну еще бы! Я ведь гордилась тем, что прежде чем сесть, внимательно оглядываюсь в поисках опасностей. Глупые студенты по молодости этим пренебрегают, а я — никогда. Всегда выбираю самый тихий уголок. Поэтому я позволяла себе тешиться мыслью, что, если всех моих учеников погребет, по крайней мере, будет кому их откопать. А, похоже, откапывать-то придется им! Слава богу, на данный момент у них имеется личная заинтересованность. И вообще, просто не понимаю, за что этот мел так на меня взъелся? Мало того, что я обнаруживаю его у себя на носу, а потом на кафедре острят, что я, видимо, пользуюсь новым, прогрессивным способом писать на доске. Теперь мел закрался в волосы!