Иоанна Хмелевская - Чисто конкретное убийство Страница 3

Мгновение царила тишина. Потом котел бешенства взорвался.

В шелест монотонно накрапывающего дождика ворвался зловещий, страшный свист. Что-то вдруг описало в воздухе высокую дугу, пролетело через аллейку и глухо бумкнуло прямо в заросли старой пани Амелии. Что-то с глухим стуком тяжело свалилось в компостную яму, звякнули наточенные грабли, царапнула по бетонной стенке маленькая лопаточка. И снова воцарилась тишина.

На несколько минут мир неподвижно застыл под дождем, пока оставшийся на участке человек не опомнился.

Эхом отозвалось бешенство.

Работа закипела рационально, добросовестно, энергично и с достойным восхищения результатом. Завершив необходимые действия с впечатляющей скоростью, человек спокойным шагом покинул промокшие дачные участки.

И ни конь с копытом, ни рак с клешней не обратили на него внимание!

В сентябре две особы женского пола из большой семьи, поочередно возделывающей этот участок, вернулись из летних заграничных вояжей и сразу же, наутро по возвращении, оказались на участке, соскучившись по любимому садику.

— Твою дивизию, ну и бардак, — вырвалось у первой — сорокапятилетней Леокадии, слегка ошарашенной увиденным.

— Как ты выражаешься! — возмутилась ее сестра Паулина, старше Леокадии на два года. — Да что тут творится? Два месяца, похоже, просто конь не валялся!

— Два с половиной. Ничего не понимаю.

— А ведь Феликс должен был обо всем позаботиться! Где Феликс?

— А мне откуда знать? Это твой воздыхатель, а не мой.

Паулина рассерженно фыркнула.

— Он говорил, что уедет, но только во второй половине августа. Это что же, за две недели тут все так заросло?

— Соврал. Он сюда и носа не сунул. Плохо же ты его воспитала.

— Ой, ну и глупости же ты несешь! Вот сама бы за него взялась и воспитала!

— Мне хахали без надобности.

— И мне тоже… Ага, как же, без надобности! А тот кривоносый в Калифорнии, за которым ты бегала…

— Я за ним? Опомнись, дура замшелая, не я за ним, а он за мной!

— А ты его ну прямо отгоняла, да?

Сестры разругались так крепко, что в них вскипел весь запас адреналина. Выход ему нашелся в садовых работах, и боевой дух из сестер вышибло только часа через четыре, но прежнее очарование садик обрел почти наполовину и расцвел безукоризненным порядком. Утешением и допингом послужили инструменты, все в идеальном состоянии и острые как бритвы.

— По крайней мере он все почистил и наточил, — проворчала Леокадия, уже еле дыша, и уселась на раскладной стульчик.

Паулина еще сумела совершить героический подвиг: заварила чай и вынула бутерброды. Столиком послужила лавочка у беседки, которую наполовину удалось отвоевать у буйных плетей клематиса.

Обе сестры для своего возраста были женщинами роскошными, полными сил и жизнерадостности, но страдали избыточным весом, а потому им требовалось отдышаться. Теперь им было не до ссор.

— А тот профессионал, что он должен был сделать во-он с этим? — спросила Паулина, указывая кивком на бывшую компостную яму. — А то я забыла.

Леокадия взглянула на бывший компост, который, собственно говоря, уже стал не компостом, а жирной, хорошо упитанной землей.

— Что-то он плоховато все это просеял, — скривила она губы. — Небрежно как-то. И я тоже не помню, на чем мы порешили. Парник?

— Нет-нет, я вспомнила. Оранжереечка. Вот и стекла стоят. Это должна была быть крыша.

Леокадия, все так же кривясь, с омерзением смотрела на землю, стекла и все прочее.

— Но ведь ничего не собрано. Нет, оранжерею нам не потянуть, сделаем себе мини-парник и начнем сеять уже в феврале.

— Или дома сеять, а сюда в ямки пересаживать в марте. Стеклами прикрыть. Феликс же когда-нибудь да вернется!

— А он точно вернется, да? — злоехидно захихикала Леокадия.

Паулина почти обиделась:

— А почему это он не вернется?

— Да ведь ты его облаяла так, что даже нос побоится сюда сунуть…

— И вовсе не я его облаяла, а ты!

— Но ведь ты меня поддержала!

Паулине не хотелось ссориться. Она пожала плечами:

— Да ну… Обида перегорит, и он приедет. А если и нет, прилетит Бронька с этим своим смешливым Теодорчиком. Он работящий.

В исключительном согласии они уточнили свои садоводческие планы, после чего перешли к семейным сплетням. Часть разбежавшихся по отпускам-каникулам родственников и свойственников пропала у них из виду, про них сестрам ничего не было известно, поэтому оставалось только терпеливо ждать, чего обе они страшно не любили.

— А Иоанна? — вспомнила вдруг рассердившаяся Паулина. — У нее же был какой-то тип, еще более трудолюбивый, чем Теодор…

— Нашу общую приемную племянницу выброси из головы, — трезво перебила ее Леокадия. — Во-первых, я понятия не имею, когда она вернется, во-вторых, о своем хахале она в последний раз что-то мекала-бекала в прошлом году, поэтому я в него вообще не верю. Она его от всех скрывала. И вообще мне кажется, что это как раз и был тот самый специалист по парникам и стеклянным крышам. А в третьих, что-то мне на ум все время приходит какая-то студентка-ботаничка, которая сюда лезет со своими экспериментами… чья-то седьмая вода на киселе, только не помню чья.

— Тоже работящая?

— Посмотрим..

Само собой разумеется, что на богатом хозяевами участке на следующий день появилось множество людей, и работа закипела. В одном все были единодушны.

Парник — и никаких оранжереек!

Поэтому парник прочно занял свое место. Прикрытый раздвижными стеклами, он исправно нес службу, и все росло в нем просто на удивление.

Студентка-ботаничка, некая Марленка, с отличием окончила третий курс и угнездилась на оживленном участке, хотя никто так и не смог разобраться, с кем и какие родственные узы ее соединяют. В воздухе носилось смутное предположение насчет того таинственного ухажера Иоанны, никому не известного, которого Марленка неуверенно называла «дядюшкой». Дядюшка, правда, куда-то пропал, Марленка года три его в глаза не видела, но помнила, что еще до получения аттестата ей обещали практику именно на этом участке. Номер участка ей сообщили, вот она и пришла.

За дело она взялась с бешеным рвением, талант в работе с растениями у нее был просто золотой, и ее приняли с распростертыми объятиями.

Марленка экспериментировала все смелее, она-то и посадила украдкой в буйно заросшем парничке масенькое экзотическое растеньице — скромную зеленую веточку. Не имея при этом ни малейшего понятия, какие чудовищные результаты это принесет.

Куда-то окончательно пропал и Феликс, обожатель Паулины.

Три года от него не было ни слуху ни духу, он никому не показывался на глаза. Стало ясно, что выходка Леокадии его смертельно оскорбила, а Паулина ему еще добавила, поэтому он сошел со сцены. Движимая самолюбием и обидой Паулина даже не пыталась как-то уладить ссору, она надулась и, безуспешно скрывая ярость и обиду, объявила всему свету, что и без Феликса прекрасно обойдется.

Впрочем, это была неправда.

Ну что ж, экспериментальный саженец Марленки удался на славу.

К осени он вырос чуть ли не на метр, и непонятно было, что с ним делать, поэтому пересаживать его никто не стал; выделили только пространство для развития и роста, вынув над ним секцию стеклянной крыши. Перед самой весной зеленое чудо перевалило за метр, к тому же возле него появились еще четыре зелененькие палочки, азартно догоняющие лидера. И всем было интересно, что же такое из них вырастет.

Через два года из парника гордо торчала все та же зеленая палка высотой под три метра, которая вместе с метровыми отпрысками образовывала прелестный стройный кустик. Вообще-то палка всем нравилась, хотя темпы ее роста вызывали смутное беспокойство. Парник без куска крыши перестал выполнять свои прямые обязанности, но опытные садоводы с этим легко справлялись.

Тем временем Марленка защитила диплом, зеленая палка достигла отметки трех метров без четверти, а часть рассады повымерзла и погибла.

— Интересно, когда оно перерастет Дворец Культуры[2], — заметил Теодорчик и захихикал.

— Это же просто невозможно! — рассердилась Паулина. — С этим надо что-то делать. Где Марленка?

— За колбасой побежала.

— И за пивом, — хихикнул Теодорчик.

Марленка и впрямь бегала по магазинам, затариваясь колбасками для гриля, пончиками, пивом и всякими прочими лакомствами на садовый пикник, чтобы обмыть на участке свой новенький диплом. При случае, в неукротимой эйфории, уравновешивающей очередное недавнее поражение на любовном фронте, она хвасталась своим достижением каждому, кто попадался на пути.

Знакомых ей встретилось как-то маловато, поэтому со своей радостной вестью она позвонила Иоанне, бывшей даме своего неуловимого почти-дядюшки, которая упорно и с таким замечательным результатом поощряла Марленкину любовь к ботанике.