Юлия Чернова - Павильон Зеленого Солнца Страница 3

— Я очень огорчен.

— Как это неприятно! — пролепетала Патриция. — Я-то надеялась вас обрадовать.

— Боюсь, это желание дорого вам обошлось.

— У вас всегда вызывает такой ужас встреча со старыми друзьями?

— Моей спине померещилась встреча со старыми врагами. Клянусь, спина будет наказана — и спина, и то, что ниже.

Он улыбнулся, и Элен невольно подошла ближе. Похоже, знакомый Патриции умел освещать улыбками все вокруг себя.

— Познакомьтесь, — сказала Патриция.

И назвала имя, прозвучавшее для Элен как «Эндорияма». Элен знала, что тайанцы ставят фамилию перед именем, и теперь тщетно пыталась угадать: зовут нового знакомого Эн Дорияма или Эндори Яма?

— Мы с Эндо вместе работали на раскопках, — продолжала объяснять Патриция.

Загадка разрешилась. Элен трудно давались тайанские имена, и мысленно она несколько раз повторила: «Эндо Рияма. Эндо Рияма».

— Давно ли вы в Тайане?

— Я вернулась сразу, как только иностранцам разрешили въезд в страну. Вы же помните, в начале войны нас всех выдворили… Элен приехала вместе со мной. Она пишет серию очерков о Тайане…

В Элен проснулась журналистка.

— Археология — это профессия или увлечение? — осведомилась она у Эндо.

— Увлечение, — ответил он после секундной паузы. — А по профессии я, как и большинство мужчин в Тайане, рыбак.

Элен разочарованно хмыкнула. Она готова была представить Эндо капитаном пиратского корабля, но не прозаическим рыболовом. Снова окинула его взглядом. Нет, прежде ей не доводилось видеть у рыбаков подобной осанки. Или, лучше сказать, выправки?

— Кстати, мы привозим живность и для этого океанария, — сообщил Эндо.

— Так вот почему вы так горячо приветствовали черепаху, — оживилась Патриция. — Это одна из ваших знакомых?

Они засмеялись.

— Скажите же, как наша работа? — нетерпеливо воскликнула Патриция. — Я пыталась разыскать профессора Шеня, но безрезультатно. Раскопки продолжаются?

— Вы разве не знаете? — спросил он таким тоном, что у Патриции разом пропала охота задавать вопросы. — Там все превратилось в пыль после бомбежек. Вам незачем туда ездить.

Патриция молча глотнула воздуха. Элен размышляла, у всех ли тайанских рыбаков обычные слова могут прозвучать резко, словно приказ? «Тай-анцы же воевали», — напомнила себе Элен. Предложила:

— Выйдем на улицу?

Она чувствовала, что сыта обитателями моря по горло. Да и Патриция, по ее мнению, нашла развлечение получше.

Они без сожаления покинули океанарий и очутились на набережной. Солнце клонилось к западу. Маленький буддийский храм на вершине горы казался черным на фоне огромного пылающего диска. Красноватые лучи заливали набережную. Уже зажгли фонари, их блеклый свет с каждой минутой становился все ярче.

Эндо купил девушкам цветы. Собственноручно приколол букетик к платью Патриции, еще раз извинившись за «безобразную выходку в океанарии». Патриция ответила таким благодарным взглядом, словно ее порадовали не только цветы, но и полет на пол.

Элен, в свою очередь, поблагодарила Эндо и, желая быть внимательной, любезно поинтересовалась, чем занимались археологи в группе профессора Шеня.

— Раскопками в Фарфоровом городе.

— Фарфоровый город? Я что-то о нем слышала…

— На мысе Цуна два века назад жил некий Ю-Чжан, богатый человек, владелец десятка гончарных мастерских. Он был страстным поклонником таланта госпожи Ота… Но, наверное, ваша подруга обо всем этом рассказывала?

Элен ответила не сразу. Патриция действительно твердила о госпоже Ота — ежедневно и ежечасно. Поедая свой завтрак, плавая в бассейне, путешествуя по окрестностям, посещая магазины, Патриция непременно находила повод заговорить о госпоже Ота. Если же она не рассказывала о жизни госпожи Ота, то читала отрывки из ее поэмы.

Чтобы иметь возможность спокойно выпить кофе, окунуться в бассейне, выбрать в магазине нужную вещь, Элен привыкла мгновенно отключаться при одном упоминании о данной особе и помнила только, что та жила в двенадцатом веке. Поэтому сейчас Элен предпочла заявить:

— Нет, я слышу об этом впервые.

Патриция обомлела.

— Моя подруга такая скрытная, — проворковала Элен, — особенно, когда речь заходит об ее увлечении археологией.

Судя по расширившимся глазам Эндо, Элен открыла ему совершенно новую черту в характере Патриции.

— Госпоже Ота поклонялись многие люди как при ее жизни, так и столетия спустя после ее смерти, — сказал Эндо. — Ю-Чжан, желая укрепить память о ней, приказал возвести Фарфоровый город, там были: «Павильон Зеленого Солнца», дворец «Времена года» и даже подобия крестьянских хижин, в каких госпоже Ота случалось провести ночь.

Элен слушала с интересом. Патриция, — учитывая, что не узнала для себя ни слова нового, — с упоением.

— Город строился двадцать восемь лет. И все эти годы хозяин мастерских оставался верен своей мечте.

— Меня это не удивляет, — встряла Элен. — Гораздо легче хранить верность мечте, чем собственной жене. Особенно если жена постарела на двадцать восемь лет.

— Полагаю, верность мечте и помогала ему сохранить верность жене, — парировал Эндо.

Патриция откликнулась на его слова сияющей улыбкой, убедившей Элен, что дело обстоит куда серьезнее, нежели показалось вначале.

— За время постройки Ю-Чжан совершенно разорился, был изгнан из собственного дома и кормился тем, что волны выбрасывали на берег, — продолжал Эндо.

— Как же к этому отнеслась его жена? — полюбопытствовала Элен.

— Последовала за ним! — патетически воскликнула Патриция.

Элен заключила, что подруга стремительно приближается к состоянию «поглупела от любви».

— И, сжимая друг друга в объятиях, они умерли от голода?

— Не угадала, — торжествующе возразила Патриция. — В Фарфоровый город стекались тысячи паломников, потому что не один Ю-Чжан чтил госпожу Ота. Вскоре всем стала известна печальная участь основателя города. Тогда люди, приходившие в город, — даже последние бедняки — начали складывать у ворот монеты. За день из них слагалась гора в человеческий рост. За год Ю-Чжан не только возвратил, но и утроил свое состояние.

Элен про себя отметила, что, кажется, впервые в мировой истории верность мечте обрела столь весомую награду.

— Что же было дальше?

— Полвека спустя землетрясение разрушило Фарфоровый город. Руины заросли лесом. Перед самой войной начались раскопки.

— Много успели сделать?

— Мало, — сухо откликнулся Эндо. — Работали всего три месяца.

Элен выразительно посмотрела на подругу. «Ты еще на что-то надеешься? Если он за три месяца не разглядел твоих совершенств, значит, слеп, как крот. Пусть и дальше роется в земле».

Патриция не вняла предостережению и не улыбнулась Эндо в тот миг лишь потому, что расстроенно спросила:

— Неужели от Фарфорового города не осталось и следа?

— Я там не был, а профессор Шень в отчаянии.

— Кому понадобилось бомбить развалины?

— Рядом скрывались партизаны, — заявила Элен.

В то же мгновение она ощутила на себе взгляд Эндо. Не увидала, что он смотрит на нее, а именно почувствовала, как почувствовала бы прикосновение.

— Элен, откуда ты знаешь? — удивилась Патриция.

— Эдмон брал интервью у генерала Паркера.

— Твой шустрый братец… — начала Патриция и, не договорив, повернулась к Эндо: — Скажите, а вы…

Патриция помедлила, Элен не сомневалась, что угадала вопрос: «Вы… сражались на море?»

— Я? Да, я виделся с профессором Шенем, — быстро проговорил Эндо. — Он теперь живет в Хатлине и, несомненно, захочет встретиться с вами. Также и Комито, и Тои — оба сейчас в столице. Наверное, и других удастся найти.

Патриция немедленно принялась расспрашивать о профессоре и об остальных. Элен молча шла рядом. Не сомневалась: Эндо прекрасно понял невысказанный вопрос, но предпочел уклониться от ответа. Впечатление было такое, будто перед ними с размаху захлопнули дверь.

Солнце скрылось за горой. И сразу, точно по волшебству, набережная заполнилась людьми. Каждый без суеты и толкотни занимал свое, по-видимому давно облюбованное, место. У большинства были в руках маленькие фонарики. В мгновение ока гирлянда разноцветных огней протянулась вдоль всего берега. Зазвучала музыка. Пение струн сменялось россыпью ударных и чистейшим звоном колокольцев.

Элен остановилась, завороженная странным зрелищем. На фоне черного неба плавно двигались сотни фигур. Мужчины, женщины, старики, дети медленно поворачивались, поднимались на носки, выполняя па древних тайанских танцев. Многие проделывали собственные движения. Иногда танцевали парами. Чаще брались за руки, образуя цепочки в несколько десятков человек. И когда поднимали над головой фонарики, казалось, рои светлячков взвиваются в воздух.